Еще о литовской литературе
Помните, я писала немного про литовских эмигрантов в Америке и специфику их произведений? (Это про Радаускаса было) Сегодня обратимся к прозе. Антанас Шкема - писатель, стиль которого отличается от стиля его современников-прозаиков и драматургов примерно так же, как стиль Радаускаса - от его современников-поэтов. Ниже - немного подробнее.
Antanas Škėma is a prominent author of Lithuanian emigration, a narrator of modern prose and plays. His specific poetics wielded together the techniques of expressionism, surrealism and "the flow of consciousness". The rhythm of his narration is very distinct, and it corresponds with the pace of the big city.
The only novel of A.Škėma, "The White Cloth" (1958), aroused vivid literary discussions. Most of the literary critics considered "The White Cloth" an interesting literary experiment that tried to lead the Lithuanian novel into the new paths. The novel traces the route towards madness of a poet Antanas Garšva. The author discloses the character of Garšva and his tragic experiences.
The style of A.Škėma is very particular, full of unexpected metaphors, eruptions of subconscious, flashes of incredible beauty. Nevertheless, there are stylistic contrasts also: lyrical and esthetically delicate confessions are suddenly followed by coarse, cynical images and rude words.
Итак, на Ваш суд - отрывок из единственного романа А.Шкемы "Белая ткань". ( Balta drobulė )
БЕЛОЕ ПОЛОТНО
Роман
Блаженны идиоты, ибо
они самые несчастные
люди на земле.
Величайшая мудрость как
глупость; величайшее
красноречие как заикание.
Л а о Цзы
Лапийский органист заикался,
но пел красиво.
И з р а с с к а з о в л ю д е й
ВВЕДЕНИЕ
B. M. T. Broadway line. Экспресс останавливается. Антанас Гаршва выходит на перрон. Без шести четыре часа дня. Он шагает по полупустому перрону. Две негритянки в зеленых платьях следят за выходящими. Гаршва застегивает зиппер шотландской рубашки. Мерзнут пальцы рук и ног, хотя в Нью-Йорке месяц август. Он идет по лестнице вверх. Блестят начищенные мокасины. На правом мизинце - золотое кольцо, подарок матери, память о бабушке. На кольце выгравировано: 1864 год, год восстания (Восстание в Польше и Литве против царского режима. Безжалостно подавлено. - прим. пер.). Светловолосый шляхтич учтиво опустился на колени у ног женщины. Возможно, я умру, уважаемая госпожа, если погибну - последние мои слова будут - я вас люблю, простите за смелость, я люблю тебя...
Гаршва идет по подземному коридору. На 34-ую улицу. В витринах стоят манекены. Почему в таких витринах не устраивают паноптикумов? Скажем, восковой Наполеон стоит, засунув руку за отворот, а подле него - восковая девочка с Бронкса. Цена платья всего двадцать четыре доллара. Тик тик тик тик. Сердце слишком быстро бьется. Хочу, чтобы согрелись пальцы рук и ног. Нехорошо мерзнуть перед работой. В моем кармане таблетки. Порядок. Большинство гениев болели. Be glad you're neurotic. Книгу написал Louis E. Bisch, M. D., Ph. D. Два доктора в одном. Двойной Louis E. Bisch утверждает: Александр Великий, Цезарь, Наполеон, Michelangelo, Паскаль, Pope, Poe, О. Генри, Уолт Уитмен, Мольер, Стивенсон - неврастеники. Убедительный список. В конце: Louis E. Bisch и Антанас Гаршва.
И Антанас Гаршва поворачивает направо. Снова ступеньки. Слишком много ступеней, они повторяются. Сюрреализм рушится? Пускай. Я увижу костел святой Анны на Washington сквере (пусть бесится Наполеон, хотевший увезти его в Париж), и внутрь войдут изящные монашки с желтыми свечами в невинных руках. Элена видела, как в 1941 году монашек увозили из Вильнюса большевики. Их везли в обтрепанном грузовичке, по неровно вымощенной улице, грузовичок трясло, и стоящие монашки падали, они не были спортсменки. По углам стояли охранники и толкали падающих на них монашек дулами ружей. Одной они разбили лоб, и монашка не утерла кровь, может, у нее не было платка.
Антанас Гаршва выходит на улицу через стеклянные двери конфекциона Gimbels. Он придерживает дверь для проскальзывающей веснушчатой девушки, груди явно искусственные, шестдесят семь центов пара. Он ее больше не увидит. Элена - он ее больше не увидит. Элена, я подарю тебе карнеоловое кольцо и забытый трамвайный вагон на площади Queens. Элена, ты слепишь мне голову шляхтича, она на карнизе дома, на улице Пилимо (В Вильнюсе). Элена... не хоти, чтобы я плакал.
Антанас Гаршва идет по тридцать четвертой. В свой хотель. Вот закусочная. 7 up, coca-cola, сендвичи с ветчиной, сыром; итальянские с салатом. Вот магазинчик. Крепкие ботинки из Англии, клетчатые носки. Элена, я подарю тебе носки. Ты не аккуратна, ты криво надеваешь носки, шов перекручен, сними их, сними. Я сам надену тебе купленные. Крепко. Элена, мне нравится повторять твое имя. В темпе французского вальса. Эле на Эле на Эле на Эле на Эле на на а. Немного тоски, немного вкуса, esprit. Pangloss был профессором метафизикотеологикокосмогонигологии. Камни нужны, чтобы строить крепости, объявлял он. Дороги есть средство связи, объявлял один министр связи. Твое имя нужно, чтобы вспоминать о тебе. Все мудро. Хочу снова целовать тебя. Мудро. Только в губы, только в губы. Я начерчу магическим мелом меч Тристана и Изольды на твоей шее. Ниже шеи не стану тебя целовать. Тик тик тик тик. Благодарение Богу, больше не мерзнут пальцы рук и ног. Эле на Эле на Эле на Эле на Эле на на а. Вот и мой хотель.
Antanas Škėma is a prominent author of Lithuanian emigration, a narrator of modern prose and plays. His specific poetics wielded together the techniques of expressionism, surrealism and "the flow of consciousness". The rhythm of his narration is very distinct, and it corresponds with the pace of the big city.
The only novel of A.Škėma, "The White Cloth" (1958), aroused vivid literary discussions. Most of the literary critics considered "The White Cloth" an interesting literary experiment that tried to lead the Lithuanian novel into the new paths. The novel traces the route towards madness of a poet Antanas Garšva. The author discloses the character of Garšva and his tragic experiences.
The style of A.Škėma is very particular, full of unexpected metaphors, eruptions of subconscious, flashes of incredible beauty. Nevertheless, there are stylistic contrasts also: lyrical and esthetically delicate confessions are suddenly followed by coarse, cynical images and rude words.
Итак, на Ваш суд - отрывок из единственного романа А.Шкемы "Белая ткань". ( Balta drobulė )
БЕЛОЕ ПОЛОТНО
Роман
Блаженны идиоты, ибо
они самые несчастные
люди на земле.
Величайшая мудрость как
глупость; величайшее
красноречие как заикание.
Л а о Цзы
Лапийский органист заикался,
но пел красиво.
И з р а с с к а з о в л ю д е й
ВВЕДЕНИЕ
B. M. T. Broadway line. Экспресс останавливается. Антанас Гаршва выходит на перрон. Без шести четыре часа дня. Он шагает по полупустому перрону. Две негритянки в зеленых платьях следят за выходящими. Гаршва застегивает зиппер шотландской рубашки. Мерзнут пальцы рук и ног, хотя в Нью-Йорке месяц август. Он идет по лестнице вверх. Блестят начищенные мокасины. На правом мизинце - золотое кольцо, подарок матери, память о бабушке. На кольце выгравировано: 1864 год, год восстания (Восстание в Польше и Литве против царского режима. Безжалостно подавлено. - прим. пер.). Светловолосый шляхтич учтиво опустился на колени у ног женщины. Возможно, я умру, уважаемая госпожа, если погибну - последние мои слова будут - я вас люблю, простите за смелость, я люблю тебя...
Гаршва идет по подземному коридору. На 34-ую улицу. В витринах стоят манекены. Почему в таких витринах не устраивают паноптикумов? Скажем, восковой Наполеон стоит, засунув руку за отворот, а подле него - восковая девочка с Бронкса. Цена платья всего двадцать четыре доллара. Тик тик тик тик. Сердце слишком быстро бьется. Хочу, чтобы согрелись пальцы рук и ног. Нехорошо мерзнуть перед работой. В моем кармане таблетки. Порядок. Большинство гениев болели. Be glad you're neurotic. Книгу написал Louis E. Bisch, M. D., Ph. D. Два доктора в одном. Двойной Louis E. Bisch утверждает: Александр Великий, Цезарь, Наполеон, Michelangelo, Паскаль, Pope, Poe, О. Генри, Уолт Уитмен, Мольер, Стивенсон - неврастеники. Убедительный список. В конце: Louis E. Bisch и Антанас Гаршва.
И Антанас Гаршва поворачивает направо. Снова ступеньки. Слишком много ступеней, они повторяются. Сюрреализм рушится? Пускай. Я увижу костел святой Анны на Washington сквере (пусть бесится Наполеон, хотевший увезти его в Париж), и внутрь войдут изящные монашки с желтыми свечами в невинных руках. Элена видела, как в 1941 году монашек увозили из Вильнюса большевики. Их везли в обтрепанном грузовичке, по неровно вымощенной улице, грузовичок трясло, и стоящие монашки падали, они не были спортсменки. По углам стояли охранники и толкали падающих на них монашек дулами ружей. Одной они разбили лоб, и монашка не утерла кровь, может, у нее не было платка.
Антанас Гаршва выходит на улицу через стеклянные двери конфекциона Gimbels. Он придерживает дверь для проскальзывающей веснушчатой девушки, груди явно искусственные, шестдесят семь центов пара. Он ее больше не увидит. Элена - он ее больше не увидит. Элена, я подарю тебе карнеоловое кольцо и забытый трамвайный вагон на площади Queens. Элена, ты слепишь мне голову шляхтича, она на карнизе дома, на улице Пилимо (В Вильнюсе). Элена... не хоти, чтобы я плакал.
Антанас Гаршва идет по тридцать четвертой. В свой хотель. Вот закусочная. 7 up, coca-cola, сендвичи с ветчиной, сыром; итальянские с салатом. Вот магазинчик. Крепкие ботинки из Англии, клетчатые носки. Элена, я подарю тебе носки. Ты не аккуратна, ты криво надеваешь носки, шов перекручен, сними их, сними. Я сам надену тебе купленные. Крепко. Элена, мне нравится повторять твое имя. В темпе французского вальса. Эле на Эле на Эле на Эле на Эле на на а. Немного тоски, немного вкуса, esprit. Pangloss был профессором метафизикотеологикокосмогонигологии. Камни нужны, чтобы строить крепости, объявлял он. Дороги есть средство связи, объявлял один министр связи. Твое имя нужно, чтобы вспоминать о тебе. Все мудро. Хочу снова целовать тебя. Мудро. Только в губы, только в губы. Я начерчу магическим мелом меч Тристана и Изольды на твоей шее. Ниже шеи не стану тебя целовать. Тик тик тик тик. Благодарение Богу, больше не мерзнут пальцы рук и ног. Эле на Эле на Эле на Эле на Эле на на а. Вот и мой хотель.