Шестое марта, или Castello next
(Внезапно обнаруженная дата рождения знаковой для меня персоны вдохновила продолжить тему итальянских замков, начатую было в фейсбуке. Итого - ещё одна итальянская простынка на десятка-полтора читателей из моей френдленты в виде маленькой трёхчастной саги с элементами личной биографии. Отдельная благодарность Маше Пастуховой и Максиму Руссо за маленький тест-вопрос, а также Ярославу Смирнову за ссылку на секстет Чайковского "Воспоминания о Флоренции", под который писать текст было сравнительно легко и безусловно приятно).
Часть I. Прелюдия, или лёд&пламя.
Есть персоны, curriculum vitae которых так и располагает рассматривать их в связке с другой персоной. Иногда можно и по отдельности, но результат обедняет понимание личности обоих визави.
Историк и дипломат Франческо Гвиччардини тоже родился во Флоренции (6 марта 1483 года) и умер там же (22 мая 1540) - тоже, как и Никколо Маккиавелли (итальянская вики, в отличии от русской, говорит, что Макиавелли родился и умер именно во Флоренции. Где именно родился и умер - об этом ниже). По степени колоритности среди парных фигур, посвятивших себя одному делу, их можно сравнить разве что с Марксом и Энгельсом. Оба из одного города, оба из знатных семей, оба сделали прекрасные, хотя и прекрасные по-разному, карьеры и написали трактаты с одним и тем же названием - "История Флоренции". Однако на этом концептуальные сходства практически исчерпываются. Макиавелли, всю жизнь боровшийся с нуждой, всегда цеплялся за всякую возможность заявить о себе, утвердиться в бурном потоке флорентийской realpolitik, много работал и много писал. Благодаря этому его биография достаточно хорошо известна. Гвиччардини, кажется, и писал в стол, и служил не напоказ, и жил столь же сдержанно, тщательно выверяя каждый шаг. Достойное знатное семейство - не очень состоятельное, но при Лоренцо Медичи оно начинает набирать вес и собирать капиталы, вкладывая средства в земли. После изгнания Медичи из Флоренции в 1492 году отец Франческо Пьеро Гвиччардини не стал колебаться вместе с линией партии Савонаролы, однако выражал свои взгляды весьма умеренно. Во власти начинают преобладать группы, близкие СС - Савонароле, а затем и Содерини; сторонникам олигархата в том или ином виде теперь приходится быть крайне осторожным. И эта осторожность пошла семейству во благо - благосостояние не пострадало, Франческо получил великолепное образование. Ему нет и тридцати, а он уже посол Республики при испанском дворе (1511). К тому времени его "История Флоренции" уже была написана и совершенно очевидно, что она писалась в стол. Скрупулезнейший анализ флорентийской конституции был, в общем-то, попыткой упорядочить собственные мысли.
Когда ты плотно что-то изучаешь, наступает какой-то инсайт, после которого как по щелчку ты начинаешь смотреть на объект своих штудий совершенно по-иному. Для меня таким щелчком стали скупые слова одного из скупых источников об отце Франческо Гвиччардини: Пьеро связывает свои надежды с реставрацией Медичи - и, следовательно, возвращением влияния именитых фамилий - с Францией, о чём он открыто пишет Франческо, испанскому послу. Испанский двор тоже присматривался к происходящему во Флоренции и был не прочь утвердиться там поосновательней. Приходится выбирать, что, кому и как сказать, если уж отец семейства ставит на союз с одной державой, о чём сообщает сыну, послу другой державы и обе державы при этом традиционно в трудных отношениях друг с другом. К слову сказать, Пьеро оказался прав: Лев X, он же Джованни Медичи, при реставрации власти своего рода своей фамилии во Флоренции предпочёл опереться на французов. Карьере Франческо, впрочем, это не повредило.
Вообще, когда в 1820 флорентийцы (пизанцы, если точнее) решили опубликовать "столовое" наследство Франческо Гвиччардини, выяснилось, что только "История Италии" (более поздний труд, нежели "История Флоренции") тянет ни много ни мало на десять томов. (Ещё раз: десять томов только одного трактата). Вполне вероятно, что Гвиччардини скрывал свои труды даже от своей семьи. Неудивительно тогда, отчего и слог совершенно иной, чем у Макиавелли - более обильный и более пространный; макиавеллиев же слог звонок и точен, анфилады имён и дат будто выстроены в каре и почти не утомляют читателя. Макиавелли бился за право быть услышанным и добился признания по флорентийским меркам довольно быстро. "Имя твоё выше всех похвал", гласит кенотаф в церкви Санта Кроче.
На доме, где родился, жил и умер Макиавелли, висит соответствующая табличка (милле скузе за качество, снимать было жутко неудобно; в крошечном Ольтрарно то и дело норовят пройти и проехать мимо объектива).
Улица, где стоит этом дом, носит имя Гвиччардини. На виа Гвиччардини есть и палаццо Гвиччардини, чудом почти целиком уцелевшее во время бомбёжек. Вряд ли обе выдающиеся персоны соперничали при жизни, однако в споре за посмертную славу одержал победу Макиавелли. Его дом на виа Гвиччардини гораздо более известен, чем палаццо той же семьи на той же улице. Судьба нередко иронична и по-своему справедлива.
Часть II. Fuga. Бегство, или мои университеты.
…Мне девятнадцать лет. Я по привычке неплохо учусь на истфаке пединститута, но интерес к учёбе потерян окончательно. Дело не в факультете - любовь к истории никуда не ушла. Дело в университете - мечта об УрГУ жжёт изнутри калёным железом, однако я продолжаю учиться и в частности писать курсовую по Флоренции периода возрождения. Язык я пока изучаю сама и для себя; источников не то, чтобы очень много даже в переводе. Короче говоря, работа носит несколько прогулочный характер.
Уж не помню, как именно, но к третьему курсу мы с научницей (Оксана Павловна Сазыкина, низкий вам поклон!) вышли на тему сравнения Макиавелли и Гвиччардини. Оба флорентийцы, оба пишут об истории родного города, самого красивого города на земле (коим для меня Флоренция была и остаётся до сих пор). Макиавелли подробно, от самого древнего Рима до смерти Лоренцо Медичи. Его "История Флоренции" - это зрелый труд. Как и "Государь", "История Флоренции" была опубликована посмертно, разве что в "Индекс запрещённых книг" не попала. Гвиччардини - лишь с восстания чомпи и до 1509 (т.е. по сути писал для себя, пока не надоело, главное - разобраться, каким же должно быть идеальное устройство флорентийской республики. Кому интересно понять, насколько оно было нетривиальным на деле, могу посоветовать погуглить передачу "Фискал" на "Эхе". Светлая вам память, Александр Петрович; как же красочно вы об этом рассказали). По Макиавелли более или менее прилично литературы даже в ту догугловую эпоху. По Гвиччардини нет почти ничего. Это сейчас в сети лежит репринт его "Сочинений" с предисловием Дживелегова, да и на итальянском можно найти вполне приличную библиографию. Твоего итальянца в рунете нет, написал мне тогда один игрок нашего клуба.
Итого в сухом остатке получилось что. Тему на третьем курсе поменять так, чтобы с ней идти на диплом, довольно сложно в принципе. С такой темой, какой она выкристаллизовалась на тот момент у меня, о дипломе лучше вообще забыть. Пединститут уже невыносим - вернее, не то, чтобы невыносим он сам по себе, невыносим скорее незакрытый гештальт на тему университета. Плюс пара семейных штрихов - тогда я постоянно доказывала семье, что я, гуманитарий, чего-то стою. А университетский диплом всё-таки несколько бы сглаживал мою врождённую ментальную неполноценность в почтенном семействе математиков, физиков, инженеров и бухгалтеров. В результате я под очень условным предлогом беру академический отпуск, не закрыв шестую сессию. Готовлюсь к вступительному экзамену по той же истории, только отечественной, уже сама, готовлю двух девочек (тогда я как раз начала зарабатывать репетиторством). Барышни мои итого историю успешно сдают, причём успешнее сдаёт та, которая тупее. Я историю, равно как и остальные два предмета, также сдаю на "пять". Мне исполняется двадцать лет, и я теперь студент философского факультета УрГУ.
Документ, подтверждающий моё незаконченное высшее историческое образование, к слову сказать, утерян.
Часть III. Эпилог, или собственно Castello.
…Мне тридцать лет, я давно закончила университет, живу в Долгопрудном и работаю в Москве импорт-менеджером в сети мебельных бутиков. Идёт апокалиптический 2012-й, который, в общем-то, не закончился до сих пор; вот как в пропасть стало всё срываться в тот год. К счастью, я уже занимаюсь балетным станком и это серьёзная для меня опора. Были моменты, когда я и стоять-то в буквальном смысле слова могла только у станка. Но главное - мечта работать с Италией, с её безумной красотой, обрела жизнь.
Она обрела жизнь, и вот мы сидим очень шумной компанией за столиком в загородном ресторане в самом сердце Тосканы (абсолютно без пафоса и воистину так). Я не очень понимаю, куда нас привезли наши фабриканты - ну да и ладно, в Тоскане прекрасно всё. А за соседним столиком сидят они, современные итальянские аристократы. И я небрежно интересуюсь их фамилией…
Нам ставят на стол вино с фамильным гербом Гвиччардини, и я окончательно понимаю, что это - правда. Это действительно они, та самая семья Гвиччардини. И мы в их замке, Castello di Gargonza. В замке, прошитом историей насквозь; в замке, в котором останавливался сам старик Данте. Это не их родовое имение; они выкупили замок во второй половине двадцатого века и сделали из него отель в виде тосканского средневекового селения (дополнив, правда, его бассейном и иной отельной атрибутикой). В одном из домичков они живут сами. Другие совершенно доступны, их можно забронировать на том же букинге.
Круг замкнулся. Он был и остаётся временами адовым, но потом неизбежно оказывается как минимум чистилище. Те, кто едва не стал причиной твоего провала - вернее, его потомки, сидят за соседним столиком. И, в принципе, подтверждают, что мечты - сбываются.
Часть I. Прелюдия, или лёд&пламя.
Есть персоны, curriculum vitae которых так и располагает рассматривать их в связке с другой персоной. Иногда можно и по отдельности, но результат обедняет понимание личности обоих визави.
Историк и дипломат Франческо Гвиччардини тоже родился во Флоренции (6 марта 1483 года) и умер там же (22 мая 1540) - тоже, как и Никколо Маккиавелли (итальянская вики, в отличии от русской, говорит, что Макиавелли родился и умер именно во Флоренции. Где именно родился и умер - об этом ниже). По степени колоритности среди парных фигур, посвятивших себя одному делу, их можно сравнить разве что с Марксом и Энгельсом. Оба из одного города, оба из знатных семей, оба сделали прекрасные, хотя и прекрасные по-разному, карьеры и написали трактаты с одним и тем же названием - "История Флоренции". Однако на этом концептуальные сходства практически исчерпываются. Макиавелли, всю жизнь боровшийся с нуждой, всегда цеплялся за всякую возможность заявить о себе, утвердиться в бурном потоке флорентийской realpolitik, много работал и много писал. Благодаря этому его биография достаточно хорошо известна. Гвиччардини, кажется, и писал в стол, и служил не напоказ, и жил столь же сдержанно, тщательно выверяя каждый шаг. Достойное знатное семейство - не очень состоятельное, но при Лоренцо Медичи оно начинает набирать вес и собирать капиталы, вкладывая средства в земли. После изгнания Медичи из Флоренции в 1492 году отец Франческо Пьеро Гвиччардини не стал колебаться вместе с линией партии Савонаролы, однако выражал свои взгляды весьма умеренно. Во власти начинают преобладать группы, близкие СС - Савонароле, а затем и Содерини; сторонникам олигархата в том или ином виде теперь приходится быть крайне осторожным. И эта осторожность пошла семейству во благо - благосостояние не пострадало, Франческо получил великолепное образование. Ему нет и тридцати, а он уже посол Республики при испанском дворе (1511). К тому времени его "История Флоренции" уже была написана и совершенно очевидно, что она писалась в стол. Скрупулезнейший анализ флорентийской конституции был, в общем-то, попыткой упорядочить собственные мысли.
Когда ты плотно что-то изучаешь, наступает какой-то инсайт, после которого как по щелчку ты начинаешь смотреть на объект своих штудий совершенно по-иному. Для меня таким щелчком стали скупые слова одного из скупых источников об отце Франческо Гвиччардини: Пьеро связывает свои надежды с реставрацией Медичи - и, следовательно, возвращением влияния именитых фамилий - с Францией, о чём он открыто пишет Франческо, испанскому послу. Испанский двор тоже присматривался к происходящему во Флоренции и был не прочь утвердиться там поосновательней. Приходится выбирать, что, кому и как сказать, если уж отец семейства ставит на союз с одной державой, о чём сообщает сыну, послу другой державы и обе державы при этом традиционно в трудных отношениях друг с другом. К слову сказать, Пьеро оказался прав: Лев X, он же Джованни Медичи, при реставрации власти своего рода своей фамилии во Флоренции предпочёл опереться на французов. Карьере Франческо, впрочем, это не повредило.
Вообще, когда в 1820 флорентийцы (пизанцы, если точнее) решили опубликовать "столовое" наследство Франческо Гвиччардини, выяснилось, что только "История Италии" (более поздний труд, нежели "История Флоренции") тянет ни много ни мало на десять томов. (Ещё раз: десять томов только одного трактата). Вполне вероятно, что Гвиччардини скрывал свои труды даже от своей семьи. Неудивительно тогда, отчего и слог совершенно иной, чем у Макиавелли - более обильный и более пространный; макиавеллиев же слог звонок и точен, анфилады имён и дат будто выстроены в каре и почти не утомляют читателя. Макиавелли бился за право быть услышанным и добился признания по флорентийским меркам довольно быстро. "Имя твоё выше всех похвал", гласит кенотаф в церкви Санта Кроче.
На доме, где родился, жил и умер Макиавелли, висит соответствующая табличка (милле скузе за качество, снимать было жутко неудобно; в крошечном Ольтрарно то и дело норовят пройти и проехать мимо объектива).
Улица, где стоит этом дом, носит имя Гвиччардини. На виа Гвиччардини есть и палаццо Гвиччардини, чудом почти целиком уцелевшее во время бомбёжек. Вряд ли обе выдающиеся персоны соперничали при жизни, однако в споре за посмертную славу одержал победу Макиавелли. Его дом на виа Гвиччардини гораздо более известен, чем палаццо той же семьи на той же улице. Судьба нередко иронична и по-своему справедлива.
Часть II. Fuga. Бегство, или мои университеты.
…Мне девятнадцать лет. Я по привычке неплохо учусь на истфаке пединститута, но интерес к учёбе потерян окончательно. Дело не в факультете - любовь к истории никуда не ушла. Дело в университете - мечта об УрГУ жжёт изнутри калёным железом, однако я продолжаю учиться и в частности писать курсовую по Флоренции периода возрождения. Язык я пока изучаю сама и для себя; источников не то, чтобы очень много даже в переводе. Короче говоря, работа носит несколько прогулочный характер.
Уж не помню, как именно, но к третьему курсу мы с научницей (Оксана Павловна Сазыкина, низкий вам поклон!) вышли на тему сравнения Макиавелли и Гвиччардини. Оба флорентийцы, оба пишут об истории родного города, самого красивого города на земле (коим для меня Флоренция была и остаётся до сих пор). Макиавелли подробно, от самого древнего Рима до смерти Лоренцо Медичи. Его "История Флоренции" - это зрелый труд. Как и "Государь", "История Флоренции" была опубликована посмертно, разве что в "Индекс запрещённых книг" не попала. Гвиччардини - лишь с восстания чомпи и до 1509 (т.е. по сути писал для себя, пока не надоело, главное - разобраться, каким же должно быть идеальное устройство флорентийской республики. Кому интересно понять, насколько оно было нетривиальным на деле, могу посоветовать погуглить передачу "Фискал" на "Эхе". Светлая вам память, Александр Петрович; как же красочно вы об этом рассказали). По Макиавелли более или менее прилично литературы даже в ту догугловую эпоху. По Гвиччардини нет почти ничего. Это сейчас в сети лежит репринт его "Сочинений" с предисловием Дживелегова, да и на итальянском можно найти вполне приличную библиографию. Твоего итальянца в рунете нет, написал мне тогда один игрок нашего клуба.
Итого в сухом остатке получилось что. Тему на третьем курсе поменять так, чтобы с ней идти на диплом, довольно сложно в принципе. С такой темой, какой она выкристаллизовалась на тот момент у меня, о дипломе лучше вообще забыть. Пединститут уже невыносим - вернее, не то, чтобы невыносим он сам по себе, невыносим скорее незакрытый гештальт на тему университета. Плюс пара семейных штрихов - тогда я постоянно доказывала семье, что я, гуманитарий, чего-то стою. А университетский диплом всё-таки несколько бы сглаживал мою врождённую ментальную неполноценность в почтенном семействе математиков, физиков, инженеров и бухгалтеров. В результате я под очень условным предлогом беру академический отпуск, не закрыв шестую сессию. Готовлюсь к вступительному экзамену по той же истории, только отечественной, уже сама, готовлю двух девочек (тогда я как раз начала зарабатывать репетиторством). Барышни мои итого историю успешно сдают, причём успешнее сдаёт та, которая тупее. Я историю, равно как и остальные два предмета, также сдаю на "пять". Мне исполняется двадцать лет, и я теперь студент философского факультета УрГУ.
Документ, подтверждающий моё незаконченное высшее историческое образование, к слову сказать, утерян.
Часть III. Эпилог, или собственно Castello.
…Мне тридцать лет, я давно закончила университет, живу в Долгопрудном и работаю в Москве импорт-менеджером в сети мебельных бутиков. Идёт апокалиптический 2012-й, который, в общем-то, не закончился до сих пор; вот как в пропасть стало всё срываться в тот год. К счастью, я уже занимаюсь балетным станком и это серьёзная для меня опора. Были моменты, когда я и стоять-то в буквальном смысле слова могла только у станка. Но главное - мечта работать с Италией, с её безумной красотой, обрела жизнь.
Она обрела жизнь, и вот мы сидим очень шумной компанией за столиком в загородном ресторане в самом сердце Тосканы (абсолютно без пафоса и воистину так). Я не очень понимаю, куда нас привезли наши фабриканты - ну да и ладно, в Тоскане прекрасно всё. А за соседним столиком сидят они, современные итальянские аристократы. И я небрежно интересуюсь их фамилией…
Нам ставят на стол вино с фамильным гербом Гвиччардини, и я окончательно понимаю, что это - правда. Это действительно они, та самая семья Гвиччардини. И мы в их замке, Castello di Gargonza. В замке, прошитом историей насквозь; в замке, в котором останавливался сам старик Данте. Это не их родовое имение; они выкупили замок во второй половине двадцатого века и сделали из него отель в виде тосканского средневекового селения (дополнив, правда, его бассейном и иной отельной атрибутикой). В одном из домичков они живут сами. Другие совершенно доступны, их можно забронировать на том же букинге.
Круг замкнулся. Он был и остаётся временами адовым, но потом неизбежно оказывается как минимум чистилище. Те, кто едва не стал причиной твоего провала - вернее, его потомки, сидят за соседним столиком. И, в принципе, подтверждают, что мечты - сбываются.