Кто живет в области, тот знает, что такое подмосковные электрички. Как говорится, Веничка Ерофеев отдыхает. В электричках работают, спят, едят, читают, признаются в любви, ругаются, воспитывают детей, покупают и продают барахло, в общем - живут. Электричка - особый мир, и это подтвердит всякий, кто ездил в Москву на работу хотя бы несколько лет, причем острее этот мир чувствуют те, кто ездил издалека (Софрино и дальше, чтобы ежедневно трястись в ней часа три-четыре, учитывая дорогу туда и обратно).
Так вот, к чему такое вступление.
Однажды летом (лет двенадцать назад), когда я ехала с работы в полусонном состоянии из-за зноя (температура за бортом была около +30), не помню уже на какой станции, дверь в вагон с треском отлетела в сторону и вошел низенький щуплый небритый дедок с тонкой шеей и в не очень чистой курточке и замызганных сандалиях. Дедок оглядел вагон, улыбнулся, открыл рот в полтора зуба и хриплым петушиным фальцетом заорал:
В сто сорок солнц закат пылал,
В июль катилось лето.
Была жара,
жара плыла -
На даче было это!!!
Пассажиры в прямом смысле слова подскочили и выпучились на деда. Оглядывались даже те, кто до этого спал без задних ног. Ну, думаю, получит сейчас дедок в ухо.
А дед продолжал оглушительно декламировать:
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
а низ горы -
деревней был,
кривился крыш корою.
А за деревнею -
дыра,
и в ту дыру, наверно,
спускалось солнце каждый раз,
медленно и верно.
А завтра
снова
мир залить
вставало солнце ало.
И день за днем
ужасно злить
меня
вот это
стало.
И так однажды разозлясь,
что в страхе все поблекло,
в упор я крикнул солнцу:
"Слазь!
довольно шляться в пекло!"
Я крикнул солнцу:
"Дармоед!
занежен в облака ты,
а тут - не знай ни зим, ни лет,
сиди, рисуй плакаты!"
Я крикнул солнцу:
"Погоди!
послушай, златолобо
чем так,
без дела заходить,
ко мне
на чай зашло бы!"
И так далее. И тут произошло странное. Люди оживились, заулыбались, активно давали монетки и благодарили. А дед шел по вагону и непрерывно читал стихи.
Приехав домой, я первым делом выяснила, чье произведение - и устыдилась своей темноты. Так началась моя любовь к Владимиру Владимировичу Маяковскому.