(no subject)
Итак, инвентаризация на работе закончена; теперь можно, наконец, сесть и спокойно написать отчет о 10 июня - том самом воскресенье, когда наше общество проводило несколько запоздавшую "акцию", посвященную памяти жертв понтийского геноцида.
"Акция" - это, конечно, несколько громко сказано. У нас не было ни митингов с флагами, как в Москве и Ереване, ни тем более показа документальных фильмов, как во Владикавказе - мы просто попросили о. Михаила отслужить панихиду по погибшим, да и по всем тем, кто выжил в страшные годы геноцида, провел много лет на чужбине и ушел из этой жизни, так и не увидев родины. Впрочем, это, наверное, и есть самое главное - больше всего им нужны наша память и наши молитвы...
А флаг, конечно, тоже был - тот самый, желто-черный, с большим понтийским орлом; правда, под орлом почему-то было написано "1987" - смысл этого загадочного числа председатель нашего общества так и не смог мне обьяснить (во всяком случае, Оруэлл здесь ни при чем). Флагом был покрыт литийный столик, на котором и совершалась панихида - сделать это предложил сам о. Михаил; он же принес и небольшой оливковый венок, а перед началом панихиды сказал небольшое слово.
После же панихиды очередь была моя: нужно было выступить с речью, о чем меня еще за две недели до "акции" попросил председатель общества. Думаю, не нужно обьяснять, как я волновалась, тем более что это должна была быть моя первая речь на публике. Ощущалась и огромная ответственность: ведь день памяти жертв геноцида - это не какой-нибудь официозный "утренник", а частичка - пусть и совсем маленькая - Национального Дела, и так хотелось, чтобы все прошло достойно.
Я выступала, конечно, не от посольства, а от понтийского общества, но опыт работы в посольстве все же сыграл свою роль - правда, довольно своеобразную. Речь я готовила отчасти "от противного" - старалась не допустить в нее ни капли того официоза, той неискренности, что приходится порой выслушивать на дипломатических выступлениях (в том числе посвященных патриотическим праздникам). Хотелось, чтобы люди - в том числе непонтийцы, а таких было больше половины - поняли, почувствовали: геноцид для нас - не просто воспоминание, а живая боль, открытая рана на сердце. И в то же время очень не хотелось просто "спеть погребальную песню" - нужно было сказать и о борьбе за справедливость, о надежде (или скорее о "движущем нас вперед отчаянии", по выражению дяди Петроса). Удалось мне это или нет - судите сами... Надеюсь, что удалось хотя бы отчасти.
Αγαπητοί μου εν Χριστώ αδελφοί,
Ευχαριστώ πολύ όλους που προσευχήθηκαν σήμερα μαζί μας για τις ψυχές των αγαπημένων μας ανθρώπων και για τη γη μαρτυρική του Πόντου. Δεν χρειάζεται, θαρρώ, να εξηγούμε τι είναι για μας αυτή η ημέρα · ας πούμε καλύτερα τι δεν είναι.
Πρώτα απ’ όλα, η μέρα αυτή, κι ας είναι αφιερωμένη στον Πόντο και τους Πόντιους, δεν είναι «η γιορτή των Ποντίων» - είναι ο πόνος των Ποντίων, πόνος ζωντανός που δεν μερώνεται με το χρόνο, πληγή ανοιχτή στην καρδιά που δεν κλείνει ποτέ. Δεν έχουμε εμείς, σαν τους άλλους λαούς, ημέρα εθνικού θριάμβου - έχουμε ημέρα εθνικού θρήνου. Και πώς μπορεί κανείς να μη θρηνεί την καταστροφή του καλοκάγαθου, ευγενούς και ειρηνικού λαού που έζησε στις ακτές της Μαύρης Θάλασσας επί τρεις χιλιάδες χρόνια - του λαού που τα χώματα αυτά τα αγάπησε, τα καλλιέργησε, τα άγιασε με τις προσευχές, το αίμα και τον ίδρωτά του; Του λαού που σε τριάντα αυτούς αιώνες έγινε ένα με τη γη, τη θάλασσα, τα βουνά της πατρίδας του, οστούν εκ των οστέων και σαρξ εκ της σαρκός του Πόντου - και ξαφνικά ξεριζώθηκε, βίαια και ανελέητα, από το χώμα που αιώνες έτρεφε το πανάρχαιο δέντρο του Έθνους; Πώς να μη θρηνούμε τόσες γυναίκες, γέρους και παιδιά, αλλά και τόσους νέους άντρες, που σφαγιάστηκαν, εκτελέστηκαν, κάηκαν ζωντανοί μέσα σε εκκλησίες και σχολεία, πέθαναν σε απάνθρωπα στρατόπεδα συγκεντρώσεως - «τάγματα εργασίας», όπως χλευαστικά τα ονόμασαν οι Τούρκοι - ή σε βασανιστικές πολύμηνες πορείες του «λευκού θανάτου»; Αλλά και πώς να ξεχάσουμε - αλίμονο! - το πιο αισχρό, το πιο ακατανόητο απ’ όλα: τη σιωπή και την αδιαφορία όλων εκείνων που μας έταξαν πρώτα αδελφική υποστήριξη και μας παράτησαν αργότερα στο στόμα του λύκου για να κυνηγήσουν τα συμφέροντά τους; «Άλλος σ’ έταξε βοήθεια και σε γέλασε φρικτά» - τα λόγια αυτά του Σολωμού, που ειπώθηκαν κάποτε για την αγωνιζόμενη Ελλάδα, πόσο μάλλον θα μπορούσαν να ειπωθούν για τον Πόντο! Γι’ αυτό και στην εθνική μας ημέρα δεν ταιριάζουν στεφάνια και λόγοι στομφώδεις, αλλά μάλλον ο αρχαίος καημός του βασιλέα Δαυίδ: «Επί των ποταμών Βαβυλώνος εκεί εκαθίσαμεν και εκλαύσαμεν εν τώ μνησθήναι ημάς της Σιών…» (Ψ. 136).
Και όμως η ημέρα αυτή, παραδόξως, δεν είναι μόνο ημέρα θρήνου - είναι και ημέρα έμπνευσης. Το πνεύμα αγωνιστικό και αλύγιστο των αρχαίων Αργοναυτών και των θρυλικών Ακριτών, του βασιλέως Κομνηνού και του πρίγκιπα Υψηλάντη δεν χάθηκε μέσα στους αιώνες, αλλά συνεχίζει να ζει, άσβεστη φλόγα, στην ψυχή του ποντιακού λαού. Γι’ αυτό και οι νεκροί μας όχι μόνο θρηνούνται, αλλά και εμπνέουν - εμπνέουν τους απογόνους τους να συνεχίσουν τον αγώνα που εκείνοι δεν τελείωσαν. Ο Βασίλ-αγάς, ο Ευκλείδης Κουρτίδης, ο Κοτσά-Αναστάς, ο Στυλιανός Κοσμίδης, αλλά και τόσοι άλλοι αρχηγοί και παλικάρια του ποντιακού ανταρτικού που πολέμησαν γενναία για την ελευθερία του Πόντου, που κρατήθηκαν μόνοι τους, ανυποστήρικτοι, στην άνιση αυτή μάχη με τις ορδές του Κεμάλ και θυσίασαν τις ζωές τους για να υπερασπίσουν την πατρίδα και το λαό τους, ας γίνουν για μας παράδειγμα και φάρος! Σ’ αυτούς χρωστάμε τη ζωή μας · τώρα, όπως αυτούς, ας κρατούμε πάντα γερά την πίστη μας στο Χριστό και ας μη χάνουμε ποτέ - δεν λέω «την ελπίδα», γιατί η ελπίδα κοιμίζει - αλλά μάλλον την απελπισία μας, την απόφαση δηλαδή να αγωνιστούμε σκληρά - αν χρειαστεί, και μέχρι θανάτου.
Και έχουμε πολλά ακόμα να αγωνιστούμε. Γεγονός είναι ότι, ως τώρα, η γενοκτονία του ποντιακού ελληνισμού αναγνωρίζεται μόνο από την Ελλάδα, την Κύπρο, την Αρμενία και την αμερικανική πολιτεία της Νέας Υόρκης - ο λοιπός κόσμος συνεχίζει να αγνοεί το δράμα μας. Αλλά και στην ίδια την Ελλάδα, τη γη των όμαιμων αδελφών μας - με πόνο μεγάλο το λέω - πολλοί μας βλέπουν ακόμα σαν ξένους που δεν δικαιούνται ούτε αγάπης αδελφικής, ούτε φιλίας, ούτε υποστήριξης. Χρειάζεται λοιπόν για άλλη μια φορά να παλέψουμε με το κύμα της αδιαφορίας, που είναι συχνά χειρότερη και από ανοικτή έχθρα - είμαι σίγουρη όμως ότι θα αντέξει ο λαός μας, όπως άντεξε και πριν σε τόσες δοκιμασίες που είχε να περάσει. Αν έχουμε στις καρδιές μας πάντα την πίστη στο Θεό και την αγάπη προς την πατρίδα, όπως τόσους και τόσους πατριώτες και αγωνιστές πριν από μας, θα νικήσουμε - και θα βγούνε αληθινά τα λόγια των τραγωδιών μας : «Η Ρωμανία κι α πέρασε, ανθεί και φέρει κι άλλο!» Η δικαιοσύνη θα θριαμβεύσει, και ο Πόντος θα είναι πάλι ελεύθερος.
Τελευταία, αδελφοί μου, θα ήθελα να πω ότι η ημέρα αυτή δεν είναι μόνο για τους Πόντιους - είναι για όλους · η μνήμη της γενοκτονίας και η γνώση του ποντιακού ζητήματος - του ποντιακού πόνου! - είναι απαραίτητες για τον καθένα. Γιατί, ξεχνώντας τον πόνο του άλλου, προσπερνώντας το με αδιαφορία, σκοτώνει ο άνθρωπος μέσα του ένα κομμάτι της «ανθρωπότητάς» του - πράγμα που δεν πρέπει να γίνεται, για να μην επαναληφθούν παρόμοιες τραγωδίες ανά τον κόσμο. Ας πούμε λοιπόν τώρα όλοι μαζί, αδελφικά και ενωμένα: «ΖΕΙ Ο ΠΟΝΤΟΝ!»
А после панихиды один из членов общества - г-н Демосфен - пригласил всех понтийцев на поминальное застолье. Здесь нужно кое-что уточнить: это было именно понтийское поминальное застолье. Если кто-то не знает, что это такое, вспомните о кавказских поминках. А если и это вам ни о чем конкретном не говорит - советую вспомнить о поминках ирландских... Правда, виски там, конечно, не было. Было вино - но, хотя на количество его никто не мог пожаловаться (и все оно к концу застолья оказалось выпитым), пьяным не был никто - и это еще одна характерная черта понтийского, да и кавказского, застолья.
Собрались в основном люди пожилые и средних лет, но так было даже лучше - я очень люблю слушать пожилых людей, да к тому же в этот раз все разговоры были на понтийском. Правда, был там один вьедливый старичок из Иоганнесбурга, который почему-то стал упорно допытываться у дяди Пети, кто он - "понтиец из Греции или понтиец из России"? Спрашивал явно с подвохом (сам он был из Греции), и дяде Пете его вопрос очень не понравился (да и мне тоже, честно говоря). Диалог получился примерно следующим:
- Так кто же вы все-таки - понтиец из Греции или понтиец из России?
- А что, между этими двумя есть какая-то разница?
- Вы мне ответьте сначала...
- Нет, это вы ответьте: есть разница? Мой отец был родом из Пафры, из Кузуха - разве этого недостаточно?
- Нет, вы все-таки скажите...
И, между прочим, этот старичок не так уж замечательно говорил по-понтийски (в отличие от дяди Пети), так что нехороший смысл его вопроса звучал даже несколько смешно. К счастью, это был единственный "спорный" момент за все застолье - дальше все пошло прекрасно. Говорили по-понтийски, пели понтийские песни... Правда, не танцевали - все-таки застолье было поминальным. Но и без танцев в воздухе носилось самое главное - чувство духовного родства, обьединяющее всех. Ощутил это единение и вьедливый старичок; вскоре он вместе с дядей Петей пел "Чамбаши" и "орла", вспоминал свои родные горы и, кажется, уже вовсе не беспокоился о том, кто откуда...
И, может быть, не так плохо, что мы несколько запоздали с панихидой и застольем. Действительно, почему все это надо связывать только с 19 мая? Да, этот день нам необходим, чтобы напоминать о понтийской трагедии и борьбе миру - но неужели мы сами должны вспоминать об этом только раз в году?
"Акция" - это, конечно, несколько громко сказано. У нас не было ни митингов с флагами, как в Москве и Ереване, ни тем более показа документальных фильмов, как во Владикавказе - мы просто попросили о. Михаила отслужить панихиду по погибшим, да и по всем тем, кто выжил в страшные годы геноцида, провел много лет на чужбине и ушел из этой жизни, так и не увидев родины. Впрочем, это, наверное, и есть самое главное - больше всего им нужны наша память и наши молитвы...
А флаг, конечно, тоже был - тот самый, желто-черный, с большим понтийским орлом; правда, под орлом почему-то было написано "1987" - смысл этого загадочного числа председатель нашего общества так и не смог мне обьяснить (во всяком случае, Оруэлл здесь ни при чем). Флагом был покрыт литийный столик, на котором и совершалась панихида - сделать это предложил сам о. Михаил; он же принес и небольшой оливковый венок, а перед началом панихиды сказал небольшое слово.
После же панихиды очередь была моя: нужно было выступить с речью, о чем меня еще за две недели до "акции" попросил председатель общества. Думаю, не нужно обьяснять, как я волновалась, тем более что это должна была быть моя первая речь на публике. Ощущалась и огромная ответственность: ведь день памяти жертв геноцида - это не какой-нибудь официозный "утренник", а частичка - пусть и совсем маленькая - Национального Дела, и так хотелось, чтобы все прошло достойно.
Я выступала, конечно, не от посольства, а от понтийского общества, но опыт работы в посольстве все же сыграл свою роль - правда, довольно своеобразную. Речь я готовила отчасти "от противного" - старалась не допустить в нее ни капли того официоза, той неискренности, что приходится порой выслушивать на дипломатических выступлениях (в том числе посвященных патриотическим праздникам). Хотелось, чтобы люди - в том числе непонтийцы, а таких было больше половины - поняли, почувствовали: геноцид для нас - не просто воспоминание, а живая боль, открытая рана на сердце. И в то же время очень не хотелось просто "спеть погребальную песню" - нужно было сказать и о борьбе за справедливость, о надежде (или скорее о "движущем нас вперед отчаянии", по выражению дяди Петроса). Удалось мне это или нет - судите сами... Надеюсь, что удалось хотя бы отчасти.
Αγαπητοί μου εν Χριστώ αδελφοί,
Ευχαριστώ πολύ όλους που προσευχήθηκαν σήμερα μαζί μας για τις ψυχές των αγαπημένων μας ανθρώπων και για τη γη μαρτυρική του Πόντου. Δεν χρειάζεται, θαρρώ, να εξηγούμε τι είναι για μας αυτή η ημέρα · ας πούμε καλύτερα τι δεν είναι.
Πρώτα απ’ όλα, η μέρα αυτή, κι ας είναι αφιερωμένη στον Πόντο και τους Πόντιους, δεν είναι «η γιορτή των Ποντίων» - είναι ο πόνος των Ποντίων, πόνος ζωντανός που δεν μερώνεται με το χρόνο, πληγή ανοιχτή στην καρδιά που δεν κλείνει ποτέ. Δεν έχουμε εμείς, σαν τους άλλους λαούς, ημέρα εθνικού θριάμβου - έχουμε ημέρα εθνικού θρήνου. Και πώς μπορεί κανείς να μη θρηνεί την καταστροφή του καλοκάγαθου, ευγενούς και ειρηνικού λαού που έζησε στις ακτές της Μαύρης Θάλασσας επί τρεις χιλιάδες χρόνια - του λαού που τα χώματα αυτά τα αγάπησε, τα καλλιέργησε, τα άγιασε με τις προσευχές, το αίμα και τον ίδρωτά του; Του λαού που σε τριάντα αυτούς αιώνες έγινε ένα με τη γη, τη θάλασσα, τα βουνά της πατρίδας του, οστούν εκ των οστέων και σαρξ εκ της σαρκός του Πόντου - και ξαφνικά ξεριζώθηκε, βίαια και ανελέητα, από το χώμα που αιώνες έτρεφε το πανάρχαιο δέντρο του Έθνους; Πώς να μη θρηνούμε τόσες γυναίκες, γέρους και παιδιά, αλλά και τόσους νέους άντρες, που σφαγιάστηκαν, εκτελέστηκαν, κάηκαν ζωντανοί μέσα σε εκκλησίες και σχολεία, πέθαναν σε απάνθρωπα στρατόπεδα συγκεντρώσεως - «τάγματα εργασίας», όπως χλευαστικά τα ονόμασαν οι Τούρκοι - ή σε βασανιστικές πολύμηνες πορείες του «λευκού θανάτου»; Αλλά και πώς να ξεχάσουμε - αλίμονο! - το πιο αισχρό, το πιο ακατανόητο απ’ όλα: τη σιωπή και την αδιαφορία όλων εκείνων που μας έταξαν πρώτα αδελφική υποστήριξη και μας παράτησαν αργότερα στο στόμα του λύκου για να κυνηγήσουν τα συμφέροντά τους; «Άλλος σ’ έταξε βοήθεια και σε γέλασε φρικτά» - τα λόγια αυτά του Σολωμού, που ειπώθηκαν κάποτε για την αγωνιζόμενη Ελλάδα, πόσο μάλλον θα μπορούσαν να ειπωθούν για τον Πόντο! Γι’ αυτό και στην εθνική μας ημέρα δεν ταιριάζουν στεφάνια και λόγοι στομφώδεις, αλλά μάλλον ο αρχαίος καημός του βασιλέα Δαυίδ: «Επί των ποταμών Βαβυλώνος εκεί εκαθίσαμεν και εκλαύσαμεν εν τώ μνησθήναι ημάς της Σιών…» (Ψ. 136).
Και όμως η ημέρα αυτή, παραδόξως, δεν είναι μόνο ημέρα θρήνου - είναι και ημέρα έμπνευσης. Το πνεύμα αγωνιστικό και αλύγιστο των αρχαίων Αργοναυτών και των θρυλικών Ακριτών, του βασιλέως Κομνηνού και του πρίγκιπα Υψηλάντη δεν χάθηκε μέσα στους αιώνες, αλλά συνεχίζει να ζει, άσβεστη φλόγα, στην ψυχή του ποντιακού λαού. Γι’ αυτό και οι νεκροί μας όχι μόνο θρηνούνται, αλλά και εμπνέουν - εμπνέουν τους απογόνους τους να συνεχίσουν τον αγώνα που εκείνοι δεν τελείωσαν. Ο Βασίλ-αγάς, ο Ευκλείδης Κουρτίδης, ο Κοτσά-Αναστάς, ο Στυλιανός Κοσμίδης, αλλά και τόσοι άλλοι αρχηγοί και παλικάρια του ποντιακού ανταρτικού που πολέμησαν γενναία για την ελευθερία του Πόντου, που κρατήθηκαν μόνοι τους, ανυποστήρικτοι, στην άνιση αυτή μάχη με τις ορδές του Κεμάλ και θυσίασαν τις ζωές τους για να υπερασπίσουν την πατρίδα και το λαό τους, ας γίνουν για μας παράδειγμα και φάρος! Σ’ αυτούς χρωστάμε τη ζωή μας · τώρα, όπως αυτούς, ας κρατούμε πάντα γερά την πίστη μας στο Χριστό και ας μη χάνουμε ποτέ - δεν λέω «την ελπίδα», γιατί η ελπίδα κοιμίζει - αλλά μάλλον την απελπισία μας, την απόφαση δηλαδή να αγωνιστούμε σκληρά - αν χρειαστεί, και μέχρι θανάτου.
Και έχουμε πολλά ακόμα να αγωνιστούμε. Γεγονός είναι ότι, ως τώρα, η γενοκτονία του ποντιακού ελληνισμού αναγνωρίζεται μόνο από την Ελλάδα, την Κύπρο, την Αρμενία και την αμερικανική πολιτεία της Νέας Υόρκης - ο λοιπός κόσμος συνεχίζει να αγνοεί το δράμα μας. Αλλά και στην ίδια την Ελλάδα, τη γη των όμαιμων αδελφών μας - με πόνο μεγάλο το λέω - πολλοί μας βλέπουν ακόμα σαν ξένους που δεν δικαιούνται ούτε αγάπης αδελφικής, ούτε φιλίας, ούτε υποστήριξης. Χρειάζεται λοιπόν για άλλη μια φορά να παλέψουμε με το κύμα της αδιαφορίας, που είναι συχνά χειρότερη και από ανοικτή έχθρα - είμαι σίγουρη όμως ότι θα αντέξει ο λαός μας, όπως άντεξε και πριν σε τόσες δοκιμασίες που είχε να περάσει. Αν έχουμε στις καρδιές μας πάντα την πίστη στο Θεό και την αγάπη προς την πατρίδα, όπως τόσους και τόσους πατριώτες και αγωνιστές πριν από μας, θα νικήσουμε - και θα βγούνε αληθινά τα λόγια των τραγωδιών μας : «Η Ρωμανία κι α πέρασε, ανθεί και φέρει κι άλλο!» Η δικαιοσύνη θα θριαμβεύσει, και ο Πόντος θα είναι πάλι ελεύθερος.
Τελευταία, αδελφοί μου, θα ήθελα να πω ότι η ημέρα αυτή δεν είναι μόνο για τους Πόντιους - είναι για όλους · η μνήμη της γενοκτονίας και η γνώση του ποντιακού ζητήματος - του ποντιακού πόνου! - είναι απαραίτητες για τον καθένα. Γιατί, ξεχνώντας τον πόνο του άλλου, προσπερνώντας το με αδιαφορία, σκοτώνει ο άνθρωπος μέσα του ένα κομμάτι της «ανθρωπότητάς» του - πράγμα που δεν πρέπει να γίνεται, για να μην επαναληφθούν παρόμοιες τραγωδίες ανά τον κόσμο. Ας πούμε λοιπόν τώρα όλοι μαζί, αδελφικά και ενωμένα: «ΖΕΙ Ο ΠΟΝΤΟΝ!»
А после панихиды один из членов общества - г-н Демосфен - пригласил всех понтийцев на поминальное застолье. Здесь нужно кое-что уточнить: это было именно понтийское поминальное застолье. Если кто-то не знает, что это такое, вспомните о кавказских поминках. А если и это вам ни о чем конкретном не говорит - советую вспомнить о поминках ирландских... Правда, виски там, конечно, не было. Было вино - но, хотя на количество его никто не мог пожаловаться (и все оно к концу застолья оказалось выпитым), пьяным не был никто - и это еще одна характерная черта понтийского, да и кавказского, застолья.
Собрались в основном люди пожилые и средних лет, но так было даже лучше - я очень люблю слушать пожилых людей, да к тому же в этот раз все разговоры были на понтийском. Правда, был там один вьедливый старичок из Иоганнесбурга, который почему-то стал упорно допытываться у дяди Пети, кто он - "понтиец из Греции или понтиец из России"? Спрашивал явно с подвохом (сам он был из Греции), и дяде Пете его вопрос очень не понравился (да и мне тоже, честно говоря). Диалог получился примерно следующим:
- Так кто же вы все-таки - понтиец из Греции или понтиец из России?
- А что, между этими двумя есть какая-то разница?
- Вы мне ответьте сначала...
- Нет, это вы ответьте: есть разница? Мой отец был родом из Пафры, из Кузуха - разве этого недостаточно?
- Нет, вы все-таки скажите...
И, между прочим, этот старичок не так уж замечательно говорил по-понтийски (в отличие от дяди Пети), так что нехороший смысл его вопроса звучал даже несколько смешно. К счастью, это был единственный "спорный" момент за все застолье - дальше все пошло прекрасно. Говорили по-понтийски, пели понтийские песни... Правда, не танцевали - все-таки застолье было поминальным. Но и без танцев в воздухе носилось самое главное - чувство духовного родства, обьединяющее всех. Ощутил это единение и вьедливый старичок; вскоре он вместе с дядей Петей пел "Чамбаши" и "орла", вспоминал свои родные горы и, кажется, уже вовсе не беспокоился о том, кто откуда...
И, может быть, не так плохо, что мы несколько запоздали с панихидой и застольем. Действительно, почему все это надо связывать только с 19 мая? Да, этот день нам необходим, чтобы напоминать о понтийской трагедии и борьбе миру - но неужели мы сами должны вспоминать об этом только раз в году?