Май, кровная месть и весна
С утра на болоте и в весеннем лесу - а к 11 часам уже дома в постели, с красным носом и ознобом. И это не лес виноват и даже не болото, это все тот же мерзкий вирус, чтоб его. Так что в честь Первомая смотрю фильм про тружеников внутреннего фронта - афинскую полицию 50х годов, Της νύχτας τα καμώματα (Ночные штучки). Отличный, кстати, фильм, из серии «сейчас так уже не могут». Вроде бы ничего особенного - хроника одного ночного дежурства в тихом районе Афин, даже не в Пирее с его кабаками, притонами и моряцкими драками, особенного ничего не происходит - а вот поди ж ты, производит впечатление. Очень люблю такие фильмы «простые истории о простом человеке и его непростой работе», без нарочитой пропаганды «простоты и трудолюбия», зато с любовью к этому самому человеку и с уважением к его труду и просто жизни и чувствам. Пожалуй, это будет первый фильм, к которому я таки сделаю русские титры (вот только найду время между наукой, работой, лесом и болячками, ага).
Вспоминаются мои знакомые полицейские, коллеги по службе государевой, то бишь посольской, то ли десять, то ли уже сто лет назад. Понтиец дядя Митя Асланиди и Ставрос из Мани. Не знаю, как в посольствах других государств, а греческого посла и его сотрудников охраняют полицейские, специально назначенные из самой Греции, никаких местных секьюрити. Вот дядю Митю со Ставросом и назначили - причем обоих из Пирея. На досуге (а досуга у них было много, посольство небось не действующий порт) они развлекали нас историями о наркоманах, облавах на сутенеров и погонях за вооруженными бандитами. Подозреваю, что почти не сочиняли. С дядей Митей мы общались на понтийском, громко так общались, широко улыбаясь мимопроходящим - мол, знай наших! Он мне слегка покровительствовал в стиле «старший по роду», даже активно пытался найти жениха (не срослось, ну и ладно, мой личный шидух в результате оказался лучше всех). А Ставрос был типичный маниат - высокий, светловолосый, голубоглазый, экспансивный, но отлично при этом себя контролирующий (видимо, спартанскую наследственность и муштру не пропьешь). Рассказывал, почему бросил свое село в горах и подался в Афины: «Сосед-гадюка подозревать начал - мол, я на его жену заглядываюсь! Нужна мне его баба! А у нас же строго с этим… Ну, мне дедушка и говорит: давай, мол, Ставраки, ноги в руки, вот тебе мой нож в благословение - уходи в долину, да не в нашу, а куда подальше. Сам понимаешь: он тебя убьет или там ранит, кровная месть начнется на годы… Не наводи беду на род. Ну, я и уехал в Афины. А там как узнали, что маниат - сразу в полицию взяли! Так что я не жалею, а сосед обзавидовался». Дядя Митя подвердил: в полицию, а именно в опера, действительно предпочитают брать маниатов и понтийцев, как природных воинов. И ставят их потом в самые «горячие точки» вроде Пирея - но зато и во всякие ответственные места вроде охраны посольства посылают тоже их. Кстати, когда дядя Митя уехал обратно в Афины, на его место прислали девушку-полицейского - и, да, она тоже была понтийкой, и тоже подтвердила про перевес понтийцев и маниатов среди греческих оперов. Что меня, собственно, и не удивляло никогда.
А Ставросу мы все сочувствовали, что ему из-за гадюки пришлось покинуть родные горы. Но сочувствовали не очень долго: посмотрели, как он ухлестывает за девушками, да и начали склоняться к версии того соседа… Правда, девиц теперь Ставрос выбирал не греческих, а северных кровей: чтобы блондинки, как маниатки, но без таких строгих правил, а главное - без таких строгих папаш, мужей и братьев. А то ведь, не ровен час, опять бежать от кровной мести придется, просить политического убежища. С гречанками же, то есть, собственно, со всеми нами, Ставрос был само рыцарство и даже грубых шуток при нас себе не позволял. Жизнь многому научит, а жизнь полицейского тем более.
Потом я вышла замуж и уехала за море, дядя Митя уехал еще раньше, а после нас обоих, должно быть, уехал и Ставрос. С дядей Митей мы еще некоторое время общались, когда я приезжала в Афины, а потом как-то потерялись. Жаль, хотя он, наверное, удивился бы, увидев меня теперь - многое изменилось. Интересно, а что там со Ставросом? Не удивлюсь, если он изменился тоже, женат теперь на светловолосой маниатке яростно-строгой чести, хранит ей верность (а попробуй не храни, будь ты хоть трижды полицейский с пистолетом!) и воспитывает кучу обожаемых голубоглазых детишек. В жизни все бывает.
Вспоминаются мои знакомые полицейские, коллеги по службе государевой, то бишь посольской, то ли десять, то ли уже сто лет назад. Понтиец дядя Митя Асланиди и Ставрос из Мани. Не знаю, как в посольствах других государств, а греческого посла и его сотрудников охраняют полицейские, специально назначенные из самой Греции, никаких местных секьюрити. Вот дядю Митю со Ставросом и назначили - причем обоих из Пирея. На досуге (а досуга у них было много, посольство небось не действующий порт) они развлекали нас историями о наркоманах, облавах на сутенеров и погонях за вооруженными бандитами. Подозреваю, что почти не сочиняли. С дядей Митей мы общались на понтийском, громко так общались, широко улыбаясь мимопроходящим - мол, знай наших! Он мне слегка покровительствовал в стиле «старший по роду», даже активно пытался найти жениха (не срослось, ну и ладно, мой личный шидух в результате оказался лучше всех). А Ставрос был типичный маниат - высокий, светловолосый, голубоглазый, экспансивный, но отлично при этом себя контролирующий (видимо, спартанскую наследственность и муштру не пропьешь). Рассказывал, почему бросил свое село в горах и подался в Афины: «Сосед-гадюка подозревать начал - мол, я на его жену заглядываюсь! Нужна мне его баба! А у нас же строго с этим… Ну, мне дедушка и говорит: давай, мол, Ставраки, ноги в руки, вот тебе мой нож в благословение - уходи в долину, да не в нашу, а куда подальше. Сам понимаешь: он тебя убьет или там ранит, кровная месть начнется на годы… Не наводи беду на род. Ну, я и уехал в Афины. А там как узнали, что маниат - сразу в полицию взяли! Так что я не жалею, а сосед обзавидовался». Дядя Митя подвердил: в полицию, а именно в опера, действительно предпочитают брать маниатов и понтийцев, как природных воинов. И ставят их потом в самые «горячие точки» вроде Пирея - но зато и во всякие ответственные места вроде охраны посольства посылают тоже их. Кстати, когда дядя Митя уехал обратно в Афины, на его место прислали девушку-полицейского - и, да, она тоже была понтийкой, и тоже подтвердила про перевес понтийцев и маниатов среди греческих оперов. Что меня, собственно, и не удивляло никогда.
А Ставросу мы все сочувствовали, что ему из-за гадюки пришлось покинуть родные горы. Но сочувствовали не очень долго: посмотрели, как он ухлестывает за девушками, да и начали склоняться к версии того соседа… Правда, девиц теперь Ставрос выбирал не греческих, а северных кровей: чтобы блондинки, как маниатки, но без таких строгих правил, а главное - без таких строгих папаш, мужей и братьев. А то ведь, не ровен час, опять бежать от кровной мести придется, просить политического убежища. С гречанками же, то есть, собственно, со всеми нами, Ставрос был само рыцарство и даже грубых шуток при нас себе не позволял. Жизнь многому научит, а жизнь полицейского тем более.
Потом я вышла замуж и уехала за море, дядя Митя уехал еще раньше, а после нас обоих, должно быть, уехал и Ставрос. С дядей Митей мы еще некоторое время общались, когда я приезжала в Афины, а потом как-то потерялись. Жаль, хотя он, наверное, удивился бы, увидев меня теперь - многое изменилось. Интересно, а что там со Ставросом? Не удивлюсь, если он изменился тоже, женат теперь на светловолосой маниатке яростно-строгой чести, хранит ей верность (а попробуй не храни, будь ты хоть трижды полицейский с пистолетом!) и воспитывает кучу обожаемых голубоглазых детишек. В жизни все бывает.
Click to view