И я понимал, что слетаю с ума...
* * *
Районный ДК закрывался, и гас
фонарь у служебного входа -
и шла по звонку Мельпомена в отказ,
звала Терпсихору свобода.
Кружки прекращали свою колготу,
объект принимала охрана,
и вскачь по ступенькам с конфетой во рту
слетала фанатка экрана.
И сыпала всласть новостями кино,
что так обожали кружковцы,
ведь руководитель с детьми заодно,
где ставились «Волки и овцы».
Конечно же это сплошной нафталин,
но нужно по школьной программе
как общее место средь отчих равнин,
как путь от комедии к драме.
Она улыбалась, а я кайфовал
от ярого ретроберета -
начальной луны дальнозоркий овал
разглядывал действие это.
Там не было ни обмираний, ни слёз,
ни тяжких истерик по теме,
а лишь нежелание плакать всерьёз
и преданность этой системе.
И мы без проблем уходили во тьму
сугубо киношного толка,
где всё получается не по уму
и длится смешно и недолго.
Ревнивый Островский грозит кулаком
при экранизации пьесы,
никто не годится мечтать ни о ком -
в мечтаниях лишь интересы,
и бескомпромисcная пышет борьба
за сердце хозяйки дензнаков…
Традиция совести слишком слаба -
финал завсегда одинаков…
Она хохотала, и рушилась тьма,
и было как будто бы утро…
И я понимал, что слетаю с ума
и в фильме снимаюсь как будто.
Про молниеносную здешнюю ночь
и провинциального Феба,
про блудного сына и ясную дочь
неопровержимого неба,
про утренний смех и решительный свет,
про классику старого мира,
что напрочь обуглен и насмерть запет,
но трепетна ржавая лира.
© Сергей Попов
Районный ДК закрывался, и гас
фонарь у служебного входа -
и шла по звонку Мельпомена в отказ,
звала Терпсихору свобода.
Кружки прекращали свою колготу,
объект принимала охрана,
и вскачь по ступенькам с конфетой во рту
слетала фанатка экрана.
И сыпала всласть новостями кино,
что так обожали кружковцы,
ведь руководитель с детьми заодно,
где ставились «Волки и овцы».
Конечно же это сплошной нафталин,
но нужно по школьной программе
как общее место средь отчих равнин,
как путь от комедии к драме.
Она улыбалась, а я кайфовал
от ярого ретроберета -
начальной луны дальнозоркий овал
разглядывал действие это.
Там не было ни обмираний, ни слёз,
ни тяжких истерик по теме,
а лишь нежелание плакать всерьёз
и преданность этой системе.
И мы без проблем уходили во тьму
сугубо киношного толка,
где всё получается не по уму
и длится смешно и недолго.
Ревнивый Островский грозит кулаком
при экранизации пьесы,
никто не годится мечтать ни о ком -
в мечтаниях лишь интересы,
и бескомпромисcная пышет борьба
за сердце хозяйки дензнаков…
Традиция совести слишком слаба -
финал завсегда одинаков…
Она хохотала, и рушилась тьма,
и было как будто бы утро…
И я понимал, что слетаю с ума
и в фильме снимаюсь как будто.
Про молниеносную здешнюю ночь
и провинциального Феба,
про блудного сына и ясную дочь
неопровержимого неба,
про утренний смех и решительный свет,
про классику старого мира,
что напрочь обуглен и насмерть запет,
но трепетна ржавая лира.
© Сергей Попов