С небес под землю
Наконец-то пришел "Мимесис" Ауэрбаха, я отправилась на почту, захватив с собой Андрея Белого и ожидая огромной очереди, но ее-то как раз и не было - целых три пустых окошка и только двое молодых людей, поодаль заполнявших какие-то квитанции и на мой удивленный вопрос, кто последний, ответивших флегматичным пожиманием плечами. Так что очень скоро драгоценная книга (она и выглядит, кстати, как драгоценность - коричнево-красноватый переплет с чудесными золотыми буквами) была уже в моих руках, вернее, на груди, если учесть мою привычку нежно обнимать книги, как дома, так и в общественных местах, и я помчалась дальше по серому и пыльному проспекту Мира.
Кстати, моя пилонная трёхсводчатая глубокого заложения станция Алексеевская раньше звалась Щербаковской, а первое ее официальное название как раз было "Мир", и я, честно говоря, жалею, что оно не сохранилось, так как в таком случае было бы где разгуляться моей филологической фантазии - разгуляться по стопам толкователей названия четырехтомного (написала "четырехстопного", вот потеха-то) толстовского романа, простите мне сию катахрезу - "разгуляться по стопам".
А "Мимесис" я читала еще в бытность свою студенткой МГУ, даже помню один из моментов этого чтения - стою у кассы метро примерно в восемь утра (надо было занять очередь на проездной, который, кстати, я так и не успела получить, дело дошло только до корешка на выдачу, каковой я благополучно сдала при уходе - меня еще и подозрительно выспрашивали, не утаиваю ли я каким-либо хитроумным способом настоящий билет), холодно, сквозь пустые стеклянные двери сквозит неуютным ветром, и я жду однокурсницу, всматриваюсь в свой планшетик, ныне утраченный, и размышляю над ауэрбаховскими разборами латинских текстов. Sic transit...
Какой, однако, длинный вышел текст!
Кстати, моя пилонная трёхсводчатая глубокого заложения станция Алексеевская раньше звалась Щербаковской, а первое ее официальное название как раз было "Мир", и я, честно говоря, жалею, что оно не сохранилось, так как в таком случае было бы где разгуляться моей филологической фантазии - разгуляться по стопам толкователей названия четырехтомного (написала "четырехстопного", вот потеха-то) толстовского романа, простите мне сию катахрезу - "разгуляться по стопам".
А "Мимесис" я читала еще в бытность свою студенткой МГУ, даже помню один из моментов этого чтения - стою у кассы метро примерно в восемь утра (надо было занять очередь на проездной, который, кстати, я так и не успела получить, дело дошло только до корешка на выдачу, каковой я благополучно сдала при уходе - меня еще и подозрительно выспрашивали, не утаиваю ли я каким-либо хитроумным способом настоящий билет), холодно, сквозь пустые стеклянные двери сквозит неуютным ветром, и я жду однокурсницу, всматриваюсь в свой планшетик, ныне утраченный, и размышляю над ауэрбаховскими разборами латинских текстов. Sic transit...
Какой, однако, длинный вышел текст!