А вокруг Зевса - сброд тонкошеих вождей...
Что представляет собой поэма Гесиода?
«Теогония» начинается с восхваления Муз, которые некогда «песням прекрасным своим обучили… Гесиода». Поэт сообщает о том, что, воспевая «племя бессмертных богов», должен «прежде и после всего» говорить о бессмертных дочерях Зевса. Круг тем своей поэзии он определяет очень четко:
Впрочем, ну, как я могу говорить о скале или дубе?
Уже в первых строках поэмы дается картина мироздания как вертикальной системы - посредством образа горы Геликон. У ее подножия - пастухи, пасущие овец, занятые бренными земными делами («брюхо сплошное»). Очень важен тут эпитет «несчастные»: он еще раз подчеркивает их принадлежность к многострадальному человеческому роду (через ассоциацию с ящиком Пандоры), и - более конкретно - к «железному поколению» (если вспомнить «Труды и дни»). И, напротив, с вершины «высокого, священного Геликона» слышны «чудесные песни»: музы воспевают богов, «и ответно звучат им жилища блаженных //и олимпийские главы».
Вновь возникает мотив искусства как соблазна, характерный для мировосприятия древнегреческих авторов (вспомним, например, Одиссея, слушающего сладкозвучное пение сирен и готового разорвать веревки, привязывающие его к мачте). Пастуху Гесиоду, внимающему «лилейным песням», уже не до скалы, дуба и овец; магнесийский камень (вспомним Платона) не отпускает его.
Музы возносят хвалы богам и людям в строго определенном, иерархичном порядке:
Прежде всего воспевают достойное почестей племя
Тех из богов, что Землей рождены от широкого Неба,
И благодавцев-богов, что от этих богов народились.
Зевса вторым после них, отца и бессмертных и смертных,
В самом начале и в самом конце воспевают богини,-
Сколь превосходнее всех он богов и могучее силой.
Племя затем воспевая людей и могучих Гигантов…
Жизнь Муз - это апофеоз гармонии и счастья. Дух их «беззаботен и радостен», душа «рвется к песням»; они водят хороводы у вершины Олимпа, недалеко от жилищ прелестных Харит и Гимера.
Но присмотримся получше - и поймем, что все далеко не так безоблачно и идеально, как может показаться. Это проявляется уже на лексическом уровне. Первые строки поэмы изобилуют положительно окрашенными прилагательными: «добрый», «прелестный», «прекрасный». В том же смысловом ряду - «милый»: милый топот. И в тот момент, когда мы начинаем «прислушиваться» к этому топоту, мы узнаем, что Музы идут по черной земле. Прилагательное «черная» здесь - первый знак тревоги; этот эффект достигается едва ли не за счет тавтологии (а какого еще цвета может быть земля? Или здесь сработала психология землевладельца?)
Музы идут к Зевсу, который являет собой разительный контраст со своими дочерями:
В небе царит он,
Громом владеющий страшным и молнией огненно-жгучей,
Силою верх одержавший над Кроном-отцом.
И дальше вновь - спокойный гесиодовский тон, неторопливое перечисление Муз, описание судьбы «счастливца», чей язык они орошают «многосладкой росою» (позволю себе отвлечься и припомнить в связи с этой метафорой пушкинского «Пророка», где творческий дар понимается совершенно иначе: язык не «услаждают», а «вырывают», заменяя «жалом мудрыя змеи» ). Но не будем забывать про сигнал тревоги, про упоминание о грозной силе Зевса.
Рассказывая о «служителе Муз», Гесиод продолжает развертывать свою концепцию творчества. Теперь он говорит не только о гедонистической функции искусства, о которой неоднократно упоминается в начале поэмы («сладкие звуки», «прелестные голоса»). Но и о двух других: коммуникативной (в связи с вынесением решений в суде) и компенсаторной:
Если нежданное горе внезапно душой овладеет,
Если кто сохнет, печалью терзаясь, то стоит ему лишь
Песню услышать служителя Муз, песнопевца, о славных
Подвигах древних людей, о блаженных богах олимпийских,
И забывает он тотчас о горе своем; о заботах
Больше не помнит: совсем он от дара богинь изменился…
Затем вновь следует обращение к Музам и просьба обстоятельно и подробно изложить, как зародились боги и земля, и «что прежде всего зародилось». Особое внимание обращают на себя следующие строки, дающие нам представление о действии магнесийского камня (см. выше):
И сообщите при этом, что прежде всего зародилось.
Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом…
Эти строки одновременно - и монолог, и диалог. Музы отвечают на вопрос Гесиода устами самого Гесиода.
В чем же заключается этот ответ?
Изначально возникли Хаос, Гея, Тартар и Эрос. В качестве комментария приведу интересную цитату из учебника И. М. Тронского «История античной литературы» (М. - Высшая школа, 1983): «Эта система любопытна тем, что показывает, как в недрах мифологии созревали философские понятия: мифологические образы Хаоса, Земли и Эрота являются предшественниками философских понятий пространства, материи и движения. У Гесиода, однако, они еще в полной мере сохраняют свой мифологический характер».
Дети Хаоса - «черная Ночь и угрюмый Эреб», которые, в свою очередь, рождают Эфир и сияющий День (Гемеру). Гея сотворила звездное Небо (Урана), в союзе с которым родила Киклопов, Сторуких, Понт, Океан, Фемиду, Мнемозину и других детей. Но «наиболе ужасный» среди них - Крон. После того, как Уран, устрашившийся собственных детей, спрятал их в недрах Геи, Крон сговорился с матерью и, выждав момент, отсек у Урана детородный орган (впоследствии из пены, сбившейся вокруг него в морских волнах, возникла Афродита). Новые поколения детей Геи - Эринии, Гиганты и Нимфы.
Затем автор вновь обращается к Ночи, которая родила Мора, Кер, Смерть, Сон, Печаль, Гесперид и Немезиду. Все людские несчастья и беды - также порождение Ночи:
…Обман, Сладострастье,
Старость, несущую беды, Эриду с могучей душою.
Грозной Эридою Труд порожден утомительный, также
Голод, Забвенье и Скорби, точащие слезы у смертных,
Схватки жестокие, Битвы, Убийства, мужей Избиенья,
Полные ложью слова, Словопренья, Судебные Тяжбы,
И Ослепленье души с Беззаконьем, родные друг другу…
Каталог браков и рождений продолжается; иногда художественная образность вообще исчезает и остается одно лишь перечисление. Попытаемся выловить из этого необъятного потока имена, имеющие наиболее важное значение для древнегреческой мифологии.
Нерей - сын Понта; дети Нерея и Дориды - Амфитрита, Фетида, Эрато, Электра и т. д., всего 50 Океанид. Ириди и Гарпии - дочери Электры и Тавманта. Кето и Форкий породили «Граий прекрасноланитных» и трех Горго, из которых только Медуза была смертной. С Медузой сопрягся Посейдон; после гибели Медузы от руки Персея из нее возник Пегас. Еще одна дочь Кето - Ехидна, наполовину прекрасная нимфа, наполовину чудовищный змей. От этой «девы быстроглазой» и «гордого и страшного Тифона» произошел еще целый ряд чудовищ: Орф, Цербер, Лернейская Гидра, Химера, Сфинкс, Немейский Лев. О Химере следует упомянуть отдельно:
Мощной, большой, быстроногой Химерой с тремя головами:
Первою - огненноокого льва, ужасного видом,
Козьей - другою, а третьей - могучего змея-дракона.
Спереди лев, позади же дракон, а коза в середине;
Яркое, жгучее пламя все пасти ее извергали…
Не отставала и Кето: еще одно ее детище - не названный по имени «страшный змей», который, «глубоко в земле залегая и свившись в кольца огромные, яблоки сторожит золотые».
Далее перечисляется многочисленное потомство Океана и Тефии. В их числе - Нил, Меандр, Скамандр, а также Стикс, Калипсо, Европа и Азия, о которых Гесиод говорит, что это «лишь самые старшие дочери»; всего же «Океанид стройноногих» три тысячи. Столько же и потоков… Впрочем, Гесиод пытается успокоить ошеломленного читателя:
Знает названье потока лишь тот, кто вблизи обитает…
Утешимся же этой фразой и продолжим. Борей, Нот, Зефир, Зареносец и другие звезды - дети Эос и Астрея. Стикс, сочетавшись с Паллантом, родила Зависть, Нике, Силу и Мощь. Последние двое неотступно находятся при Зевсе, так как некогда Стикс участвовала на его стороне в борьбе против Титанов. Гесиод не упускает случая еще раз упомянуть о творимой Зевсом справедливости:
Также и данные всем остальным обещанья сдержал он…
Лето - дочь Фебы и Коя; вторая дочь - Астерия, она-то и породила великую Гекату. «Велика ее сила»; она правит «судьбою земли и бесплодно-пустынного моря» (непонятно, кстати, почему после перечисления стольких рождений Гесиод еще называет море бесплодным). Геката, оказывается, пользуется особыми привилегиями Зевса; он не причинил ей насилья и не отнял того, что досталось ей от побежденных им Титанов; в общем,
Все сохранилось за ней, что при первом разделе на долю
Выпало ей из даров на земле, и на небе, и в море…
Далее Гесиод перечисляет «полезные» деяния Гекаты: она может возвеличить человека в народном собрании, даровать победу (не только военную, но и судебную), помочь коннику, мореплавателю, пастуху.
Затем Гесиод повествует о Рее и Кроне, которые родили Гестию, Геру, Деметру, Энносигея, Аида и Зевса. Зевс - единственный, сумевший спастись от Крона, которому было предсказано рождение сына более сильного, нежели он сам. Зевс вырос на Крите, «на многолесной Эгейской горе», и перехитрил Крона, заставив его изрыгнуть всех проглоченных им детей, которые «благодеянья его не забыли душой благодарной» и отдали ему во власть гром и палящую молнию. Последним Крон изрыгнул роковой камень.
Далее начинается изложение мифа о Прометее. Он - сын Иапета и прекраснолодыжной Океаниды Климены. Братья Прометея - Менетий, Атлант и Эпиметей; судьба их сложилась далеко не лучшим образом:
Менетия ж наглого Зевс протяженногремящий
В мрачный отправил Эреб, ниспровергнувши молнией дымной
За нечестивость его и чрезмерную, страшную силу.
Держит Атлант, принужденный к тому неизбежностью мощной,
На голове и руках неустанных широкое небо
Там, где граница земли, где певицы живут Геспериды.
Ибо такую судьбу ниспослал ему Зевс-промыслитель.
А Прометея, на выдумки хитрого, к средней колонне
В тяжких и крепких оковах Кронид привязал Громовержец
И длиннокрылого выслал орла: бессмертную печень
Он пожирал у титана, но за ночь она вырастала
Ровно настолько же, сколько орел пожирал ее за день.
Обратим внимание, что если несчастья, ниспосланные Эпиметею и Прометею, имеют какую-либо причину (впрочем, настоящая причина одна - страх Зевса лишиться власти), то злосчастная доля еще двух братьев вообще никак не мотивирована. «Такая судьба» - уклончиво произносит Гесиод и подчеркивает, к тому же, что освобождение Прометея Гераклом произошло не вопреки воле громовержца: напротив, он «честью великой решил отличить знаменитого сына». Гнев его на Прометея вызван тем, что Иапетионид осмелился тягаться с ним мудростью и дважды обманул его. В первый раз искусно поделил быка на две неравные части: кости, прикрытые «ослепительным жиром» и жирные потроха, обернутые шкурой и бычьим желудком. Зевс выбрал первое и, поняв свою ошибку, замыслил злое против людей; с тех пор, сообщает Гесиод,
С этой поры поколенья людские во славу бессмертных
На алтарях благовонных лишь белые кости сжигают.
Второе и главное «преступление» Прометея - похищение огня для людей огня, спрятанного в полом нартексе. Результат - сотворение Пандоры, «приманки искусной, гибели для смертных». Гесиод отмечает, что именно от Пандоры произошел «губительный» женский род, и эту губительность подчеркивает с помощью развернутого сравнения: мужчин он уподобляет пчелам, изо дня в день усердно трудящимся, женщин - трутням с «ненасытными желудками». Далее автор размышляет о «безвыходности» положения мужчин: женишься счастливо - зло будет беспрестанно соревноваться с добром, возьмешь себе жену из «зловредной породы» - тяжкая смерть наполнит душу и сердце, не женишься вообще - останешься «без ухода», когда придет печальная старость. Пример злополучного мужа - Эпиметей, супруг Пандоры.
Далее Гесиод вновь возвращается к вопросу о всемогуществе Крониона:
Не обойдет, не обманет никто многомудрого Зевса!
От Зевсова гнева не спасает не только разум (Прометей), но, видимо, вообще ни одно средство. Например, Обриарей, Котт и Гиес были низвергнуты только из-за того, что их родитель почувствовал к ним вражду с первого взгляда, и впоследствии освобождены, так как олимпийским богам нужно было победить в борьбе с Титанами, длившейся уже десять лет. Далее Гесиод описывает чудовищную схватку богов и титанов, происходившую поистине во вселенских масштабах:
Заревело ужасно безбрежное море,
Глухо земля застонала, широкое ахнуло небо…
Шум битвы Гесиод сравнивает с шумом, какой произвело бы упавшее и расколовшееся небо.
И затрещал под огнем пожирающим лес неиссчетный.
Почва кипела кругом. Океана кипели теченья
И многошумное море.
В итоге Титаны были низвергнуты в Тартар. Гесиод указывает даже, где точно находится это загадочное место:
Если бы, медную взяв наковальню, метнуть ее с неба,
В девять дней и ночей до земли бы она долетела;
Если бы, медную взяв наковальню, с земли ее бросить,
В девять же дней и ночей долетела б до Тартара тяжесть.
Выясняется также, что Тартар огорожен медной стеной, окружен ночью, а над ним залегают корни земли и горько-соленого моря.
Перед бездной, в которой заточены Титаны, трепещут даже боги - ведь там находятся все концы и начала мира. Там расположены дома Ночи, которая постоянно встречает День, переходя через медный день, жилища Сна и Смерти - ненавистного людям и богам существа с железной душой и медным сердцем.. Здесь же обитают Аид с женой Персефоной и Стикс, за кружкою воды которой Зевс то и дело посылает вестницу Ириду - этой «многоименной водою холодною» клянутся олимпийские боги. Причем ложные клятвы строжайшим образом караются: сначала бог (богиня) лежит бездыханным целый год, не прикасаясь к амброзии и нектару, затем этот непробудный сон прекращается, но еще девять лет провинившийся (провинившаяся) находится вдалеке от остальных богов. Этот фрагмент, кстати, очень интересен для характеристики мировоззрения древних греков: на Олимпе, как выясняется, не только царит произвол Зевса, самостоятельно определяющего наказания и милости, но и существует некое подобие неписаного законодательства. Тем не менее, это не мешает громовержцу расправляться со своими врагами (или псевдоврагами); он низвергает в Тартар сына Геи и Тартара - «мощного бога» Тифоея. Обратимся к статье В. Н. Ярхо «Религиозно-нравственная проблематика в поэмах Гесиода» для прояснения вопроса об этом герое поэмы: «Большинство ученых… считали и продолжают считать Тифона и Тифоея вариантами одного и того же существа. При этом все сходятся на том, что по происхождению своему оно есть олицетворение жаркого ураганного ветра, песчаного самума…»
Любопытно, что дальше Гесиод предпринимает попытку «реабилитировать» Зевса: Тифоей-де породил ветры-пустовеи, вредящие мореплавателю и земледельцу, а значит, его ликвидация - вполне правильный поступок даже с точки зрения людей.
Тем не менее, Зевс одолевает Титанов, наводит порядок на Олимпе, и начинается новый каталог - перечень жен громовержца. Метида - мать Афины. Фемида - мать Ор и Мойр. Евринома - мать Харит. Далее следуют Деметра (мать Персефоны), родившая Муз Мнемозина, Лето, дети которой - Аполлон и Артемида. Замыкает этот ряд Гера, мать Гебы, Арея и Илифии. А вот Гефеста она родила вообще «вообще не познавши объятий» - в гневе на то, что из головы Зевса возникла синеокая Тритогенея.
Каталог продолжается. Тритон - сын Амфитриты и Энносигея. Страх, Смятение и Гармония - дети Кифереи и Арея. Майя родила от Зевса Гермеса, Семела - Диониса, Алкмена - Геракла. Аглая - супруга Гефеста, Ариадна - Диониса, а Геракл взял в супруги Гебу. Отметим, что повествование об олимпийских богах заканчивается рождением «прекраснолодыжной» Медеи, внучки Кирки и Гелия, дочери Эета и Идии.
Следущая часть поэмы - воспевание богинь сочетавшимися браком со смертными. Деметра и Иосион родили Плутоса. Сын Эос и Кефала - Фаэтон. Вновь упоминается о Медее, которая в браке с Ясоном, пастырем народов, родила сына Медея. Ахилл - сын Пелея и Фетиды, Эней - сын Киферии и Анхиза. Замыкает эту часть сообщение о детях, рожденных Киркой и Калипсо от Одиссея: Агрии, Латине, Телегоне и Навсифое с Навсиноем.
Дальше должно было следовать воспевание земных жен, но на этом «Теогония» обрывается.
Итак, написание поэмы имело своею целью:
а) «прославление прихода Зевса к власти» (В. Н. Ярхо). В качестве кульминации поэмы исследователь выделяет вступление Кронида в борьбу с Титанами.
б) упорядочение мифологии, существовавшей на тот момент в Греции, создание цельной и непротиворечивой картины возникновения и развития мира. Осознание своей миссии как миссии своеобразного «летописца» мировой истории
порою заставляет поэта ограничиться простым перечислением фактов и имен, без каких-либо пояснений и использования художественных средств, «каталогизацией» богов и героев. Своеобразный аналог «Теогонии» - главы Библии, подробно излагающие последовательность браков, рождений и смертей.
«Теогония», по сути дела, есть вертикальный срез мироздания, представший перед духовным взором Гесиода, и горизонтальный срез истории этого мира в его понимании.
Вертикаль: от сияющих вершин Олимпа и Геликона до мрачной, пугающей даже богов бездны, содержащей в себе концы и начала всего. Отметим, что мир в понимании Гесиода (а значит, и его современников-греков) держится в прямом смысле на пустоте.
Горизонталь: от возникновения Хаоса, Геи, Тартара и Эрота до существования «железного поколения», к которому принадлежит и сам поэт. Заметим, что возникновение человеческого рода и его существование вообще никак не осмысляется Гесиодом; он перечисляет десятки Океанид, а об этом умалчивает. Люди интересуют его лишь как часть мироздания, менее важная, чем его «божественная» часть.
«Теогония» начинается с восхваления Муз, которые некогда «песням прекрасным своим обучили… Гесиода». Поэт сообщает о том, что, воспевая «племя бессмертных богов», должен «прежде и после всего» говорить о бессмертных дочерях Зевса. Круг тем своей поэзии он определяет очень четко:
Впрочем, ну, как я могу говорить о скале или дубе?
Уже в первых строках поэмы дается картина мироздания как вертикальной системы - посредством образа горы Геликон. У ее подножия - пастухи, пасущие овец, занятые бренными земными делами («брюхо сплошное»). Очень важен тут эпитет «несчастные»: он еще раз подчеркивает их принадлежность к многострадальному человеческому роду (через ассоциацию с ящиком Пандоры), и - более конкретно - к «железному поколению» (если вспомнить «Труды и дни»). И, напротив, с вершины «высокого, священного Геликона» слышны «чудесные песни»: музы воспевают богов, «и ответно звучат им жилища блаженных //и олимпийские главы».
Вновь возникает мотив искусства как соблазна, характерный для мировосприятия древнегреческих авторов (вспомним, например, Одиссея, слушающего сладкозвучное пение сирен и готового разорвать веревки, привязывающие его к мачте). Пастуху Гесиоду, внимающему «лилейным песням», уже не до скалы, дуба и овец; магнесийский камень (вспомним Платона) не отпускает его.
Музы возносят хвалы богам и людям в строго определенном, иерархичном порядке:
Прежде всего воспевают достойное почестей племя
Тех из богов, что Землей рождены от широкого Неба,
И благодавцев-богов, что от этих богов народились.
Зевса вторым после них, отца и бессмертных и смертных,
В самом начале и в самом конце воспевают богини,-
Сколь превосходнее всех он богов и могучее силой.
Племя затем воспевая людей и могучих Гигантов…
Жизнь Муз - это апофеоз гармонии и счастья. Дух их «беззаботен и радостен», душа «рвется к песням»; они водят хороводы у вершины Олимпа, недалеко от жилищ прелестных Харит и Гимера.
Но присмотримся получше - и поймем, что все далеко не так безоблачно и идеально, как может показаться. Это проявляется уже на лексическом уровне. Первые строки поэмы изобилуют положительно окрашенными прилагательными: «добрый», «прелестный», «прекрасный». В том же смысловом ряду - «милый»: милый топот. И в тот момент, когда мы начинаем «прислушиваться» к этому топоту, мы узнаем, что Музы идут по черной земле. Прилагательное «черная» здесь - первый знак тревоги; этот эффект достигается едва ли не за счет тавтологии (а какого еще цвета может быть земля? Или здесь сработала психология землевладельца?)
Музы идут к Зевсу, который являет собой разительный контраст со своими дочерями:
В небе царит он,
Громом владеющий страшным и молнией огненно-жгучей,
Силою верх одержавший над Кроном-отцом.
И дальше вновь - спокойный гесиодовский тон, неторопливое перечисление Муз, описание судьбы «счастливца», чей язык они орошают «многосладкой росою» (позволю себе отвлечься и припомнить в связи с этой метафорой пушкинского «Пророка», где творческий дар понимается совершенно иначе: язык не «услаждают», а «вырывают», заменяя «жалом мудрыя змеи» ). Но не будем забывать про сигнал тревоги, про упоминание о грозной силе Зевса.
Рассказывая о «служителе Муз», Гесиод продолжает развертывать свою концепцию творчества. Теперь он говорит не только о гедонистической функции искусства, о которой неоднократно упоминается в начале поэмы («сладкие звуки», «прелестные голоса»). Но и о двух других: коммуникативной (в связи с вынесением решений в суде) и компенсаторной:
Если нежданное горе внезапно душой овладеет,
Если кто сохнет, печалью терзаясь, то стоит ему лишь
Песню услышать служителя Муз, песнопевца, о славных
Подвигах древних людей, о блаженных богах олимпийских,
И забывает он тотчас о горе своем; о заботах
Больше не помнит: совсем он от дара богинь изменился…
Затем вновь следует обращение к Музам и просьба обстоятельно и подробно изложить, как зародились боги и земля, и «что прежде всего зародилось». Особое внимание обращают на себя следующие строки, дающие нам представление о действии магнесийского камня (см. выше):
И сообщите при этом, что прежде всего зародилось.
Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом…
Эти строки одновременно - и монолог, и диалог. Музы отвечают на вопрос Гесиода устами самого Гесиода.
В чем же заключается этот ответ?
Изначально возникли Хаос, Гея, Тартар и Эрос. В качестве комментария приведу интересную цитату из учебника И. М. Тронского «История античной литературы» (М. - Высшая школа, 1983): «Эта система любопытна тем, что показывает, как в недрах мифологии созревали философские понятия: мифологические образы Хаоса, Земли и Эрота являются предшественниками философских понятий пространства, материи и движения. У Гесиода, однако, они еще в полной мере сохраняют свой мифологический характер».
Дети Хаоса - «черная Ночь и угрюмый Эреб», которые, в свою очередь, рождают Эфир и сияющий День (Гемеру). Гея сотворила звездное Небо (Урана), в союзе с которым родила Киклопов, Сторуких, Понт, Океан, Фемиду, Мнемозину и других детей. Но «наиболе ужасный» среди них - Крон. После того, как Уран, устрашившийся собственных детей, спрятал их в недрах Геи, Крон сговорился с матерью и, выждав момент, отсек у Урана детородный орган (впоследствии из пены, сбившейся вокруг него в морских волнах, возникла Афродита). Новые поколения детей Геи - Эринии, Гиганты и Нимфы.
Затем автор вновь обращается к Ночи, которая родила Мора, Кер, Смерть, Сон, Печаль, Гесперид и Немезиду. Все людские несчастья и беды - также порождение Ночи:
…Обман, Сладострастье,
Старость, несущую беды, Эриду с могучей душою.
Грозной Эридою Труд порожден утомительный, также
Голод, Забвенье и Скорби, точащие слезы у смертных,
Схватки жестокие, Битвы, Убийства, мужей Избиенья,
Полные ложью слова, Словопренья, Судебные Тяжбы,
И Ослепленье души с Беззаконьем, родные друг другу…
Каталог браков и рождений продолжается; иногда художественная образность вообще исчезает и остается одно лишь перечисление. Попытаемся выловить из этого необъятного потока имена, имеющие наиболее важное значение для древнегреческой мифологии.
Нерей - сын Понта; дети Нерея и Дориды - Амфитрита, Фетида, Эрато, Электра и т. д., всего 50 Океанид. Ириди и Гарпии - дочери Электры и Тавманта. Кето и Форкий породили «Граий прекрасноланитных» и трех Горго, из которых только Медуза была смертной. С Медузой сопрягся Посейдон; после гибели Медузы от руки Персея из нее возник Пегас. Еще одна дочь Кето - Ехидна, наполовину прекрасная нимфа, наполовину чудовищный змей. От этой «девы быстроглазой» и «гордого и страшного Тифона» произошел еще целый ряд чудовищ: Орф, Цербер, Лернейская Гидра, Химера, Сфинкс, Немейский Лев. О Химере следует упомянуть отдельно:
Мощной, большой, быстроногой Химерой с тремя головами:
Первою - огненноокого льва, ужасного видом,
Козьей - другою, а третьей - могучего змея-дракона.
Спереди лев, позади же дракон, а коза в середине;
Яркое, жгучее пламя все пасти ее извергали…
Не отставала и Кето: еще одно ее детище - не названный по имени «страшный змей», который, «глубоко в земле залегая и свившись в кольца огромные, яблоки сторожит золотые».
Далее перечисляется многочисленное потомство Океана и Тефии. В их числе - Нил, Меандр, Скамандр, а также Стикс, Калипсо, Европа и Азия, о которых Гесиод говорит, что это «лишь самые старшие дочери»; всего же «Океанид стройноногих» три тысячи. Столько же и потоков… Впрочем, Гесиод пытается успокоить ошеломленного читателя:
Знает названье потока лишь тот, кто вблизи обитает…
Утешимся же этой фразой и продолжим. Борей, Нот, Зефир, Зареносец и другие звезды - дети Эос и Астрея. Стикс, сочетавшись с Паллантом, родила Зависть, Нике, Силу и Мощь. Последние двое неотступно находятся при Зевсе, так как некогда Стикс участвовала на его стороне в борьбе против Титанов. Гесиод не упускает случая еще раз упомянуть о творимой Зевсом справедливости:
Также и данные всем остальным обещанья сдержал он…
Лето - дочь Фебы и Коя; вторая дочь - Астерия, она-то и породила великую Гекату. «Велика ее сила»; она правит «судьбою земли и бесплодно-пустынного моря» (непонятно, кстати, почему после перечисления стольких рождений Гесиод еще называет море бесплодным). Геката, оказывается, пользуется особыми привилегиями Зевса; он не причинил ей насилья и не отнял того, что досталось ей от побежденных им Титанов; в общем,
Все сохранилось за ней, что при первом разделе на долю
Выпало ей из даров на земле, и на небе, и в море…
Далее Гесиод перечисляет «полезные» деяния Гекаты: она может возвеличить человека в народном собрании, даровать победу (не только военную, но и судебную), помочь коннику, мореплавателю, пастуху.
Затем Гесиод повествует о Рее и Кроне, которые родили Гестию, Геру, Деметру, Энносигея, Аида и Зевса. Зевс - единственный, сумевший спастись от Крона, которому было предсказано рождение сына более сильного, нежели он сам. Зевс вырос на Крите, «на многолесной Эгейской горе», и перехитрил Крона, заставив его изрыгнуть всех проглоченных им детей, которые «благодеянья его не забыли душой благодарной» и отдали ему во власть гром и палящую молнию. Последним Крон изрыгнул роковой камень.
Далее начинается изложение мифа о Прометее. Он - сын Иапета и прекраснолодыжной Океаниды Климены. Братья Прометея - Менетий, Атлант и Эпиметей; судьба их сложилась далеко не лучшим образом:
Менетия ж наглого Зевс протяженногремящий
В мрачный отправил Эреб, ниспровергнувши молнией дымной
За нечестивость его и чрезмерную, страшную силу.
Держит Атлант, принужденный к тому неизбежностью мощной,
На голове и руках неустанных широкое небо
Там, где граница земли, где певицы живут Геспериды.
Ибо такую судьбу ниспослал ему Зевс-промыслитель.
А Прометея, на выдумки хитрого, к средней колонне
В тяжких и крепких оковах Кронид привязал Громовержец
И длиннокрылого выслал орла: бессмертную печень
Он пожирал у титана, но за ночь она вырастала
Ровно настолько же, сколько орел пожирал ее за день.
Обратим внимание, что если несчастья, ниспосланные Эпиметею и Прометею, имеют какую-либо причину (впрочем, настоящая причина одна - страх Зевса лишиться власти), то злосчастная доля еще двух братьев вообще никак не мотивирована. «Такая судьба» - уклончиво произносит Гесиод и подчеркивает, к тому же, что освобождение Прометея Гераклом произошло не вопреки воле громовержца: напротив, он «честью великой решил отличить знаменитого сына». Гнев его на Прометея вызван тем, что Иапетионид осмелился тягаться с ним мудростью и дважды обманул его. В первый раз искусно поделил быка на две неравные части: кости, прикрытые «ослепительным жиром» и жирные потроха, обернутые шкурой и бычьим желудком. Зевс выбрал первое и, поняв свою ошибку, замыслил злое против людей; с тех пор, сообщает Гесиод,
С этой поры поколенья людские во славу бессмертных
На алтарях благовонных лишь белые кости сжигают.
Второе и главное «преступление» Прометея - похищение огня для людей огня, спрятанного в полом нартексе. Результат - сотворение Пандоры, «приманки искусной, гибели для смертных». Гесиод отмечает, что именно от Пандоры произошел «губительный» женский род, и эту губительность подчеркивает с помощью развернутого сравнения: мужчин он уподобляет пчелам, изо дня в день усердно трудящимся, женщин - трутням с «ненасытными желудками». Далее автор размышляет о «безвыходности» положения мужчин: женишься счастливо - зло будет беспрестанно соревноваться с добром, возьмешь себе жену из «зловредной породы» - тяжкая смерть наполнит душу и сердце, не женишься вообще - останешься «без ухода», когда придет печальная старость. Пример злополучного мужа - Эпиметей, супруг Пандоры.
Далее Гесиод вновь возвращается к вопросу о всемогуществе Крониона:
Не обойдет, не обманет никто многомудрого Зевса!
От Зевсова гнева не спасает не только разум (Прометей), но, видимо, вообще ни одно средство. Например, Обриарей, Котт и Гиес были низвергнуты только из-за того, что их родитель почувствовал к ним вражду с первого взгляда, и впоследствии освобождены, так как олимпийским богам нужно было победить в борьбе с Титанами, длившейся уже десять лет. Далее Гесиод описывает чудовищную схватку богов и титанов, происходившую поистине во вселенских масштабах:
Заревело ужасно безбрежное море,
Глухо земля застонала, широкое ахнуло небо…
Шум битвы Гесиод сравнивает с шумом, какой произвело бы упавшее и расколовшееся небо.
И затрещал под огнем пожирающим лес неиссчетный.
Почва кипела кругом. Океана кипели теченья
И многошумное море.
В итоге Титаны были низвергнуты в Тартар. Гесиод указывает даже, где точно находится это загадочное место:
Если бы, медную взяв наковальню, метнуть ее с неба,
В девять дней и ночей до земли бы она долетела;
Если бы, медную взяв наковальню, с земли ее бросить,
В девять же дней и ночей долетела б до Тартара тяжесть.
Выясняется также, что Тартар огорожен медной стеной, окружен ночью, а над ним залегают корни земли и горько-соленого моря.
Перед бездной, в которой заточены Титаны, трепещут даже боги - ведь там находятся все концы и начала мира. Там расположены дома Ночи, которая постоянно встречает День, переходя через медный день, жилища Сна и Смерти - ненавистного людям и богам существа с железной душой и медным сердцем.. Здесь же обитают Аид с женой Персефоной и Стикс, за кружкою воды которой Зевс то и дело посылает вестницу Ириду - этой «многоименной водою холодною» клянутся олимпийские боги. Причем ложные клятвы строжайшим образом караются: сначала бог (богиня) лежит бездыханным целый год, не прикасаясь к амброзии и нектару, затем этот непробудный сон прекращается, но еще девять лет провинившийся (провинившаяся) находится вдалеке от остальных богов. Этот фрагмент, кстати, очень интересен для характеристики мировоззрения древних греков: на Олимпе, как выясняется, не только царит произвол Зевса, самостоятельно определяющего наказания и милости, но и существует некое подобие неписаного законодательства. Тем не менее, это не мешает громовержцу расправляться со своими врагами (или псевдоврагами); он низвергает в Тартар сына Геи и Тартара - «мощного бога» Тифоея. Обратимся к статье В. Н. Ярхо «Религиозно-нравственная проблематика в поэмах Гесиода» для прояснения вопроса об этом герое поэмы: «Большинство ученых… считали и продолжают считать Тифона и Тифоея вариантами одного и того же существа. При этом все сходятся на том, что по происхождению своему оно есть олицетворение жаркого ураганного ветра, песчаного самума…»
Любопытно, что дальше Гесиод предпринимает попытку «реабилитировать» Зевса: Тифоей-де породил ветры-пустовеи, вредящие мореплавателю и земледельцу, а значит, его ликвидация - вполне правильный поступок даже с точки зрения людей.
Тем не менее, Зевс одолевает Титанов, наводит порядок на Олимпе, и начинается новый каталог - перечень жен громовержца. Метида - мать Афины. Фемида - мать Ор и Мойр. Евринома - мать Харит. Далее следуют Деметра (мать Персефоны), родившая Муз Мнемозина, Лето, дети которой - Аполлон и Артемида. Замыкает этот ряд Гера, мать Гебы, Арея и Илифии. А вот Гефеста она родила вообще «вообще не познавши объятий» - в гневе на то, что из головы Зевса возникла синеокая Тритогенея.
Каталог продолжается. Тритон - сын Амфитриты и Энносигея. Страх, Смятение и Гармония - дети Кифереи и Арея. Майя родила от Зевса Гермеса, Семела - Диониса, Алкмена - Геракла. Аглая - супруга Гефеста, Ариадна - Диониса, а Геракл взял в супруги Гебу. Отметим, что повествование об олимпийских богах заканчивается рождением «прекраснолодыжной» Медеи, внучки Кирки и Гелия, дочери Эета и Идии.
Следущая часть поэмы - воспевание богинь сочетавшимися браком со смертными. Деметра и Иосион родили Плутоса. Сын Эос и Кефала - Фаэтон. Вновь упоминается о Медее, которая в браке с Ясоном, пастырем народов, родила сына Медея. Ахилл - сын Пелея и Фетиды, Эней - сын Киферии и Анхиза. Замыкает эту часть сообщение о детях, рожденных Киркой и Калипсо от Одиссея: Агрии, Латине, Телегоне и Навсифое с Навсиноем.
Дальше должно было следовать воспевание земных жен, но на этом «Теогония» обрывается.
Итак, написание поэмы имело своею целью:
а) «прославление прихода Зевса к власти» (В. Н. Ярхо). В качестве кульминации поэмы исследователь выделяет вступление Кронида в борьбу с Титанами.
б) упорядочение мифологии, существовавшей на тот момент в Греции, создание цельной и непротиворечивой картины возникновения и развития мира. Осознание своей миссии как миссии своеобразного «летописца» мировой истории
порою заставляет поэта ограничиться простым перечислением фактов и имен, без каких-либо пояснений и использования художественных средств, «каталогизацией» богов и героев. Своеобразный аналог «Теогонии» - главы Библии, подробно излагающие последовательность браков, рождений и смертей.
«Теогония», по сути дела, есть вертикальный срез мироздания, представший перед духовным взором Гесиода, и горизонтальный срез истории этого мира в его понимании.
Вертикаль: от сияющих вершин Олимпа и Геликона до мрачной, пугающей даже богов бездны, содержащей в себе концы и начала всего. Отметим, что мир в понимании Гесиода (а значит, и его современников-греков) держится в прямом смысле на пустоте.
Горизонталь: от возникновения Хаоса, Геи, Тартара и Эрота до существования «железного поколения», к которому принадлежит и сам поэт. Заметим, что возникновение человеческого рода и его существование вообще никак не осмысляется Гесиодом; он перечисляет десятки Океанид, а об этом умалчивает. Люди интересуют его лишь как часть мироздания, менее важная, чем его «божественная» часть.