меморис
сегодняшний Санын стих к трагедии 11-го сентября:
Лошадь, пришедшая в сон её, губами велюровыми щекотала ей мочку уха и говорила ей на ухо - Ветер просил передать тебе, что эти новые туфли - деньги на ветер. Выброшенные. Тю-тю. Улетели.
А гранит, в который иглою стеклянною воткнуто место бесполезной твоей работы. Он совершенно уверен, что обновка твоя станет причиной смерти нелепой. Твоей же. - Так говорила ей лошадь. Предвестница вороная всех алых индейских несчастий.
И ещё добавляла - На таких каблучищах ты не сможешь спускаться вниз. Бежать по дымящейся лестнице длинной. Ты умрёшь. Ты глупо погибнешь, заблудившись кровью в осколках-обломках и запутавшись волосами в длинных керосиновых струнах. Завтра тебя не станет. И послезавтра не будет. И никогда не будет. И случится всё это - только потому, что ты купила вчера дорогущие красные туфли. На каблуке. В четыре серебряных дюйма.
Ты растворишься в металле. Ты станешь сплавом зеркальным. И постепенно - осень за осенью - осень вытеснит тебя. Вытолкнет тебя в воду. И - спустя десять лет тебя будет помнить лишь мама. А спустя тридцать - лишь вода в огромном бассейне. Том, что на Либерти стрит. А потом и вода забудет твоё слишком сложное имя. И - уж тем более - туфли...
Лошадь, прискакавшая в гулкое её снище, убеждала её до утра, что причиной всему станут её новые туфли, купленные накануне и ждущие своего утра в бархатной синей коробке. А она - пробуждаясь во сне ото сна и снова в сон улетая - думала - ненавижу многоэтажные сновидения. Все эти сны во снах. Проклятые анфилады.
И ещё размышляла об абсурдности. О глупости лошадиной. И о том - как же можно построить огромный бассейн в том месте, где и яблоку негде упасть...
Лошадь, пришедшая в сон её, губами велюровыми щекотала ей мочку уха и говорила ей на ухо - Ветер просил передать тебе, что эти новые туфли - деньги на ветер. Выброшенные. Тю-тю. Улетели.
А гранит, в который иглою стеклянною воткнуто место бесполезной твоей работы. Он совершенно уверен, что обновка твоя станет причиной смерти нелепой. Твоей же. - Так говорила ей лошадь. Предвестница вороная всех алых индейских несчастий.
И ещё добавляла - На таких каблучищах ты не сможешь спускаться вниз. Бежать по дымящейся лестнице длинной. Ты умрёшь. Ты глупо погибнешь, заблудившись кровью в осколках-обломках и запутавшись волосами в длинных керосиновых струнах. Завтра тебя не станет. И послезавтра не будет. И никогда не будет. И случится всё это - только потому, что ты купила вчера дорогущие красные туфли. На каблуке. В четыре серебряных дюйма.
Ты растворишься в металле. Ты станешь сплавом зеркальным. И постепенно - осень за осенью - осень вытеснит тебя. Вытолкнет тебя в воду. И - спустя десять лет тебя будет помнить лишь мама. А спустя тридцать - лишь вода в огромном бассейне. Том, что на Либерти стрит. А потом и вода забудет твоё слишком сложное имя. И - уж тем более - туфли...
Лошадь, прискакавшая в гулкое её снище, убеждала её до утра, что причиной всему станут её новые туфли, купленные накануне и ждущие своего утра в бархатной синей коробке. А она - пробуждаясь во сне ото сна и снова в сон улетая - думала - ненавижу многоэтажные сновидения. Все эти сны во снах. Проклятые анфилады.
И ещё размышляла об абсурдности. О глупости лошадиной. И о том - как же можно построить огромный бассейн в том месте, где и яблоку негде упасть...