Аркадий Белинков. Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша
Эту книгу стоит прочесть не ради Юрия Олеши (писатель он так себе), а ради Белинкова. Белинков с хладнокровной безжалостностью делает очень точные и важные выводы. Например, «Сложившиеся представления о прошлом пересматриваются лишь тогда, когда становится ясным, что было ложным представление о настоящем».
Или: «Не имея возможности опровергнуть художника, общество или приспосабливает, или убивает его. Так как приспособить можно лишь жалкого человека, то убивать, естественно, приходится великого». Очень точно сказано, особенно применительно к России, которая всегда убивает своих великих поэтов. Белинков несколько раз цитирует Блока, перед смертью написавшего: «слопала-таки поганая, гугнивая, родимая матушка Россия, как чушка - своего поросенка».
Аркадию Белинкову не повезло: он написал две толстые книги, одну посвятил Юрию Тынянову, а вторую - Юрию Олеше. Ни того ни другого сейчас не читают, да и раньше не особенно читали. Поэтому и к Белинкову проявляют не очень большой интерес, хотя литературоведом он был выдающимся.
Олешу, кажется, знают в основном по «Трем Толстякам», да и то благодаря фильму 1966 года. Роман «Зависть», лучшее произведение Олеши, давно предано забвению.
Читая книгу Белинкова, я задавался вопросом: за что он так ругает Юрия Карловича Олешу? За то, что тот
не захотел умирать как Осип Мандельштам, от тифа в вонючей канаве пересыльного барака во Владивостоке? Или как Исаак Бабель с дыркой в затылке, лежа на вонючем, залитом кровью и дерьмом полу Бутырской тюрьмы? Не многого ли он хочет от писателя? В конце концов, 30-е годы ставили перед писателями такие нравственные дилеммы, что никакому Достоевскому не снилось.
Следует помнить, что в 30-е годы над Олешей висел топор: во-первых, он был поляком. У советских поляков вероятность погибнуть во время Большого террора была примерно в 40 раз выше, чем у других советских граждан. Во-вторых, он был потомственным дворянином, самым настоящим. В-третьих, его родители, с которыми он боялся поддерживать связь, жили в «панской Польше», что совсем уже было ужасно. В-четвертых, Бабель и Мейерхольд под пытками признали, что вели с Олешей контрреволюционные разговоры. Наверняка были еще в-пятых, в-шестых и т.д. Поэтому Олеша боялся за свою жизнь и у него были основания бояться.
Но тут я натолкнулся на фразу Белинкова: «Не каждый человек может стать протестантом и подняться на эшафот, но каждый человек обязан быть порядочным и не помогать злодеям в их деле». И я понял, что Белинков прав. И действительно нужно ругать Олешу, Симонова, Шолохова и других мерзавцев самыми последними словами.
У Белинкова были все основания презирать Олешу. В 1944 году по доносу ряда ответственных лиц, литературоведов и настоящих советских интеллигентов, Белинков был приговорен сначала к расстрелу, но после вмешательства А. Толстого и Шкловского отправлен в Карлаг. Интересно, что после освобождения ему показали эти доносы - и Белинков перечисляет в книге людей, отправивших его на смерть. В 1968 году через Венгрию и Югославию он бежал в США. У Олеши, разумеется, такой яркой биографии не было. «Нужно быть мужественным человеком, чтобы иметь талант», - как сформулировал Белинков.
Олешу упрекают в том, что он мало написал. Собственно, собрание его сочинений (хороших) поместится в 2 тома. Но ведь и Кафка написал 2 тома, однако его произведениями все зачитываются. Проблема в том, что Олеша не дотягивает до Кафки, и даже «Зависть» не такое уж хорошее произведение. Да что там Кафка. Ему далеко до Ильфа и Петрова, которых все знают по «12 стульям» и «Золотому теленку».
Белинков ругает Олешу за то, что он отказался плыть против течения, как Булгаков, Пастернак, Ахматова, Бабель, Мандельштам. Олеша поплыл по течению и в результате утонул. Между прочим, Булгаков написал сервильную пьесу «Батум» о юности Сталина. Но мы любим Булгакова не за «Батум», а за «Мастера и Маргариту», написанную им «в стол». Вероятно, Олеша не мог писать даже «в стол». Может, лень, может, зеленый змий, которому он был подвержен, а может, талант истончился?
Михаил Файнзильберг, Валентин Катаев, Михаил Булгаков, Юрий Олеша, Иосиф Уткин на похоронах Маяковского
В конце концов, Олеша написал о себе: «Итак, я совершенно утратил способность писать... Я сочиняю отдельные строчки. Это возможно, когда человек пишет стихи - проза, статья, драма так не могут быть создаваемы».
Вывод такой: Белинков прав. Олеша - это чистый и незамутненный образец советского интеллигента, который сдался. И мы знаем, что интеллигенция повторила путь Олеши: талант иссяк, нищета загрызла, и превратившись в ничтожность, она была ликвидирована как класс в 90-е годы. Может, туда ей и дорога?
Интересные наблюдения:
Доктор подошел к молодой женщине, державшей на руке толстую серую кошку..." Разница заключается в том, что "на руках" это общее место, а "на руке" - наблюдение.
Истинной мерой человеческой порядочности служат только любовь к свободе и ненависть к тирании.
В искусстве можно что-либо понять, только войдя в законы, в систему единиц этого искусства. И поэтому люди, смотрящие живопись кубистов в системе единиц передвижников, ошибаются, спрашивая: "А это что? Нога? Такой ноги не бывает".
Нет, Россией управляли не самодержцы, повинующиеся закону, хоть какому-нибудь... Россией управляли деспоты. Деспоты - это такие люди, которым позволяют быть деспотами. Как только им перестают позволять, они становятся очень милыми людьми, а лучшие представители - даже демократами.
“Первые дни по смерти тирана”, - говорит римский историк, - бывают счастливейшими для народов": ибо конец страдания есть живейшее из человеческих удовольствий". (Подмечено у Карамзина).
Движение истории связано не с осуществлением справедливости и правильным решением логической задачи, а с победой силы, равнодушной к вопросам морали и права. Поэтому так трудно бывает понять, почему люди не сделали того, что так естественно было бы сделать.
Истинной мерой нормального существования общества и человека в этом обществе является лишь количество отпущенной человеку свободы.
Народы, защищающие своих Толстяков, выигрывающие для них войны и создающие им замечательные успехи, могут иной раз шепотом ругнуть своих Толстяков, тайком презирать их, потихоньку смеяться над ними, в некоторых случаях даже рассказывать анекдоты, но защищать своих Толстяков будут, выигрывать для них войны будут и создавать замечательные успехи тоже будут. Это происходит потому, что Толстяка, больше всего на свете боящиеся потерять власть, изо всех сил и всеми способами прививают своим народам шовинизм (это называется "любовь к родине") и уверенность в том, что свои Толстяки все-таки свои родные Толстяки, а вот придут чужие и начнут попирать национальное достоинство. И это неотразимо действует на людей, собственное достоинство которых заплевывается и затаптывается каждый день, отцы, деды и прадеды которых были заплеванными и затоптанными рабами и дети, внуки и правнуки которых тоже будут заплеванными и затоптанными рабами.
Нельзя требовать от всех людей, чтобы они были героями, но от всякого человека нужно требовать, чтобы он был порядочным.
Большой художник не только вестник лучших идей своего века, но человек, сопротивляющийся своему веку, сумевший выстоять в борьбе с ним, навязать ему свою волю, выжить, выстоять и победить.
В отличие от больших писателей Олеша не замолчал, а стал помалкивать.
Во время таких хлыстовских радений художественная интеллигенция взвинчивала себя до советского патриотического экстаза и вступала в состояние содомии. Тут уж невозможно было понять, кто кого сгреб, кто кого убивает, кто с кем спит, кто на кого донос строчит. Начался свальный грех советской интеллигенции.
Он писал, неуверенно ощупывая словами мир.
Должны быть в исторической судьбе, социальных навыках, национальном характере, в прошлом народа причины, по которым противоестественное правление возникло, смогло закрепиться и длительное время существовать.
Не следует удивляться тому, что каждая новая эпоха имеет свой прецедент в истории. Жестокость, лицемерие и тирания находят себя в прошлом и в этом видят свое оправдание и закономерность своего исторического бытия.
Как много в истории было счастливых идей и как мало было счастливых народов!
Я написал книгу о ничтожном человеке (таком, как все люди его социального круга и его поколения), и не очень хорошем писателе (таком, как все писатели его социального круга и его поколения), потому что задачу историка литературы вижу не в анализе выдающихся художественных образов и творений, а в исследовании причин, определяющих возникновение и характер художественного произведения, строго зависимого от взаимоотношений художника с обществом.
Никогда нельзя делать то, что тебе шепчет общее мнение, и то, что тебе самому не кажется правильным. Оно шепчет тебе в ухо то, что считает правильным для себя.
Смешно пререкаться с метафорой. Доказывать, что метафора хорошая, следует лишь в том случае, когда метафора плохая.
