(no subject)
Жизнь-то полна всякого разного. И последние дни немного вышли тяжелые и суматошные.
Папа мой, как знаете может быть вы, человек дела. И вот осенью заболел онкологией его ближайший компаньон в фирме. Его отправили лечиться за границу и лечение шло успешно. На последний курс химии он улетел один, обещая вернуться с ремиссией. И все его ждали. Но не судьба. Там, вдали от родины, его хватил инсульт и ... всё. Невозможно передать словами, как это всех тут оглушило. Семья, сотрудники, все очень горевали. Папа мой просто стал сам не свой, потерял покой и сон, не находил места себе и я его таким вообще никогда не видела. Помимо того, что скоропостижный уход соучредителя создавал массу проблем по работе, трудно было пережить это и в личном плане, они вместе проработали несколько десятков лет, вместе совершили много путешествий в разные страны, заработали кучу денег, сроднились вобщем по всем фронтам.
Позавчера меня попросили отвезти маму на отпевание. Я приехала к ней и застала в нервном расстройстве, оказывается, еще до утра было непонятно - кого хоронить. Груз из-за границы отправили самолетом, но в аэропорт он во время не прибыл, или его не могли найти, или еще что-то. Короче, все почти уже сходили с ума. И это был уже девятый день со дня смерти, до этого времени все не могли выправить бумаги какие-то. Но в конце концов все-таки груз нашелся. И вот мы собрались ехать на отпевание. По дороге туда, позвонил папа и сообщил, что отпевание благополучно закончилось, и надо уже ехать на кладбище. А я даже не знаю, где оно. Я собиралась быть на службе в теплом храме, а на кладбище ехать не планировала, даже не была одета для этого. Но пришлось. Дорогу мы вызнали по ходу дела и прибыли еще до кортежа. Когда увидели, что подъезжают машины со знакомыми людьми, мы пристроились к одной из них и заехали в колонне на кладбище. Каково же было наше удивление, когда оказалось, что хоронят Марию. Мама сказала сакраментальное:" День не задался". Ну, поискались еще маленько, а кладбище большооое, а мороз двадцать градусов и телефоны не ловят, нет сети. В итоге все таки нашли наших. Чуть и сюда не опоздали. Уфф. Побыла там недолго, но вся уревелась и замерзла просто до костей. Рядом с новой могилой увидела надгробие со своей фамилией, точнее с фамилией моего папы, посколько похоронен был какой-то мужчина. Не могла, конечно, не подумать всего того, что подумала. Рыдала.
На следующий день ходила волонтерить в больницу. Меня иногда просят посидеть там с детьми, которых привозят на операцию. Это дети из детдомов или домов малютки, без родителей. Операции идут на тему коррекции челюстей, волчьих пастей, заячих губ и всяких там неподрезанных уздечек. Ну... бывает конечно всякое. В этот раз достался мне малыш Саша. Мне сказали, что ему два годика и я взяла подходящих ему по возрасту игрушечек. Но оказалось, что Саша очень задержался в развитии. На вид ему было месяцев 8. Ни ходить, ни говорить он, понятно, не умеет. Ростика тоже очень маленького. Весь в гопертонусе, как младенец. Кроме этой деформации рта, Саша уже пережил операцию на сердце, на грудине сохранился шрам. Уже этого было бы достаточно, мне кажется, для такого малютки. Но к несчастью, с глазками у него тоже не все в порядке, явное косоглазие и какой-то дефект радужки. Мне его принесли сразу после операции. Так что нам было не до игрушек вообще. Плохо ему было после перенесенного наркоза, плакал не переставая, повязка на губе беспрестанно кровила, сердце кровью обливалось, когда я видела, что он даже в своем печальном положении пытается себя успокаивать и веселить - трясти перед глазами своей пластмассовой машинкой, как погремушкой. У меня был цветной пластиковый браслет, красивый и яркий, я с радостью подарила его Саше, потому что одна игрушка хорошо, а две лучше. Вымоталась за этот день, как за неделю, так и вижу его несчастное обиженное личико с длиннющими трогательными ресничками. Пытаюсь представить его улыбающимся, веселым... нужным кому-то... ох.
Папа мой, как знаете может быть вы, человек дела. И вот осенью заболел онкологией его ближайший компаньон в фирме. Его отправили лечиться за границу и лечение шло успешно. На последний курс химии он улетел один, обещая вернуться с ремиссией. И все его ждали. Но не судьба. Там, вдали от родины, его хватил инсульт и ... всё. Невозможно передать словами, как это всех тут оглушило. Семья, сотрудники, все очень горевали. Папа мой просто стал сам не свой, потерял покой и сон, не находил места себе и я его таким вообще никогда не видела. Помимо того, что скоропостижный уход соучредителя создавал массу проблем по работе, трудно было пережить это и в личном плане, они вместе проработали несколько десятков лет, вместе совершили много путешествий в разные страны, заработали кучу денег, сроднились вобщем по всем фронтам.
Позавчера меня попросили отвезти маму на отпевание. Я приехала к ней и застала в нервном расстройстве, оказывается, еще до утра было непонятно - кого хоронить. Груз из-за границы отправили самолетом, но в аэропорт он во время не прибыл, или его не могли найти, или еще что-то. Короче, все почти уже сходили с ума. И это был уже девятый день со дня смерти, до этого времени все не могли выправить бумаги какие-то. Но в конце концов все-таки груз нашелся. И вот мы собрались ехать на отпевание. По дороге туда, позвонил папа и сообщил, что отпевание благополучно закончилось, и надо уже ехать на кладбище. А я даже не знаю, где оно. Я собиралась быть на службе в теплом храме, а на кладбище ехать не планировала, даже не была одета для этого. Но пришлось. Дорогу мы вызнали по ходу дела и прибыли еще до кортежа. Когда увидели, что подъезжают машины со знакомыми людьми, мы пристроились к одной из них и заехали в колонне на кладбище. Каково же было наше удивление, когда оказалось, что хоронят Марию. Мама сказала сакраментальное:" День не задался". Ну, поискались еще маленько, а кладбище большооое, а мороз двадцать градусов и телефоны не ловят, нет сети. В итоге все таки нашли наших. Чуть и сюда не опоздали. Уфф. Побыла там недолго, но вся уревелась и замерзла просто до костей. Рядом с новой могилой увидела надгробие со своей фамилией, точнее с фамилией моего папы, посколько похоронен был какой-то мужчина. Не могла, конечно, не подумать всего того, что подумала. Рыдала.
На следующий день ходила волонтерить в больницу. Меня иногда просят посидеть там с детьми, которых привозят на операцию. Это дети из детдомов или домов малютки, без родителей. Операции идут на тему коррекции челюстей, волчьих пастей, заячих губ и всяких там неподрезанных уздечек. Ну... бывает конечно всякое. В этот раз достался мне малыш Саша. Мне сказали, что ему два годика и я взяла подходящих ему по возрасту игрушечек. Но оказалось, что Саша очень задержался в развитии. На вид ему было месяцев 8. Ни ходить, ни говорить он, понятно, не умеет. Ростика тоже очень маленького. Весь в гопертонусе, как младенец. Кроме этой деформации рта, Саша уже пережил операцию на сердце, на грудине сохранился шрам. Уже этого было бы достаточно, мне кажется, для такого малютки. Но к несчастью, с глазками у него тоже не все в порядке, явное косоглазие и какой-то дефект радужки. Мне его принесли сразу после операции. Так что нам было не до игрушек вообще. Плохо ему было после перенесенного наркоза, плакал не переставая, повязка на губе беспрестанно кровила, сердце кровью обливалось, когда я видела, что он даже в своем печальном положении пытается себя успокаивать и веселить - трясти перед глазами своей пластмассовой машинкой, как погремушкой. У меня был цветной пластиковый браслет, красивый и яркий, я с радостью подарила его Саше, потому что одна игрушка хорошо, а две лучше. Вымоталась за этот день, как за неделю, так и вижу его несчастное обиженное личико с длиннющими трогательными ресничками. Пытаюсь представить его улыбающимся, веселым... нужным кому-то... ох.