Как была проведена граница Украины: из воспоминаний П.К. Пономаренко
Оригинал взят у red_w1ne в Как была проведена граница Украины: из воспоминаний П.К. Пономаренко
Вскоре после присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР возник вопрос об административной границе между этими новыми областями. Согласно постановлениям Верховного Совета СССР от 1 и 2 ноября 1939 г. Верховные Советы УССР и БССР должны были представить на его рассмотрение соответствующие проекты разграничения западных районов и областей между двумя республиками.
Я не думал, что в этом деле могли возникнуть какие-либо осложнения, поскольку этнографическая граница была довольно ясной. Она шла с востока на запад, несколько южнее городов Пинск, Кобрин и Брест. В один из осенних дней 1939 г., когда я находился в Белостоке, мне позвонили из оргинструкторского отдела ЦК ВКП (б) и сообщили, что Н.С. Хрущев подготовил и внес в ЦК свои предложения о границе, а от ЦК КП(б)Б предложений пока не поступило. Работник ЦК ВКП(б) сказал, что он пошлет нам для ознакомления украинский проект. Через день мы его получили.
Проект Хрущева всех членов ЦК компартии Белоруссии ошеломил, и в этот же вечер было созвано заседание бюро ЦК КП(б)Б, чтобы обсудить украинские предложения и выработать свои. По варианту Хрущева, граница между западными областями должна была пройти значительно севернее общепринятой этнографической границы, причем города Брест, Пружаны, Столпин, Пинск, Лунинец и Кобрин, а также большая часть Беловежской пущи отходили к Украине. С этим никак нельзя было согласиться, и для мотивации наших предложений мы привлекли обширный исторический материал. И наш проект был подготовлен.
22 ноября меня вызвали в Москву. По прибытии в столицу в тот же день я получил приглашение от И.В. Сталина. Когда я вошел в его приемную в Кремле, там уже находился Хрущев со своими материалами и схемами. Он беседовал с помощником Сталина А.Н. Поскребышевым. И здесь произошел драматический инцидент, на долгие годы определивший отношение Хрущева ко мне. После того, как я поздоровался, Хрущев спросил меня, подготовили ли мы свои предложения о границе и в чем их суть. С должным уважением к нему как члену политбюро ЦК ВКП(б) и известному деятелю партии я достаточно деликатно сказал: «Мы подготовили предложения, но они не совпадают с вашими». Затем я добавил, что мы предлагаем установить границу в соответствии с этнографическим составом населения южнее Пинска, Лунинца, Кобрина, Барановичей и Бреста, а посему эти города и Беловежская пуща должны остаться в составе Белоруссии.
Хрущев вскипел и грубо спросил: «Кто вам состряпал эту чепуху и чем вы можете это обосновать?» Я ответил, что наши предложения подготовлены членами ЦК компартии Белоруссии, и мы вовсе не считаем их чепухой и готовы аргументировать свою точку зрения на основе статистических и исторических материалов. Хрущев заявил, что украинские историки имеют другую точку зрения, и сообщил мне о своих наметках по линии границы. На это я ответил: «Трудно предположить, что ученые могли обосновать границу, противоречащую данным этнографии, статистики и истории». Хрущев со злостью стал кричать: «Ага, вы ученым не верите, вы что, больше других знаете? Да что вы знаете? А слышали ли вы о том, что, начиная со средних веков, на территориях, которые вы хотите включить в состав Белоруссии, жили и продолжают жить украинцы, что Наливайко, Богдан Хмельницкий и другие включали население этих территорий в свои войска, что исторические книги вовсе не упоминают в связи с этими районами о белорусах». Я ему ответил: «Товарищ Хрущев, меня сейчас больше волнует то, в каком тоне Вы разговариваете со мной. Это ведь не наш личный вопрос. Если вопреки нашим предложениям эти районы включат в состав Украины, никакой катастрофы не произойдет. Мы одна страна, Украина тоже советская республика. Но я обязан защищать интересы Белоруссии и имею на этот счет свои предложения, которые опираются на обоснованные данные».
В этот момент нас позвали к Сталину. Он сидел в кабинете один и после нашего приветствия сказал: «Здорово, гетманы, ну, как с границей? Вы еще не передрались? Не начали еще войну из-за границ? Не сосредоточили войска? Или договорились мирно?» Потом Сталин предложил нам сесть и доложить свои варианты. Хрущев и я достали тексты предложений и схемы. Первым докладывал Никита Сергеевич. Он развернул на столе схемы, но, излагая содержание своего проекта, ни разу не сослался на них. Сталин выслушал, поднялся, принес свою карту и попросил Хрущева показать, как пройдет граница.
После моего выступления и ответов на ряд вопросов Сталин твердо заявил: «Граница, которую предлагает товарищ Хрущев, совершенно неприемлема. Она ничем не может быть обоснована. Ее не поймет общественное мнение. Невозможно сколько-нибудь серьезно говорить о том, что Брест и Беловежская пуща являются украинскими районами. Если принять такую границу, то западные области Белоруссии по существу исчезают. И это была бы плохая национальная политика». Потом, обращаясь к Хрущеву, чтобы несколько смягчить свое заявление, он заметил: «Скажите прямо, выдвигая эти предложения, вы, наверное, имели в виду другое: вам хотелось бы получить лес, его на Украине ведь не так много?»
На это Хрущев ответил: «Да, товарища Сталин, все дело в лесе, которым так богато Полесье, а у нас леса мало».
«Это другое дело, - заметил Сталин, - это можно учесть. Белорусы предлагают правильную, обоснованную границу. Объективность их варианта подчеркивается, в частности, и тем фактом, что они сами предлагают район Камень-Каширска отнести к Украине. Мы утвердили границу, в основном совпадающую с проектом товарища Пономаренко, но с некоторой поправкой в соответствии с желанием украинцев получить немного леса». Он взял карту и прочертил линию границы, почти совпадающую с предложенной нами. Только в одном месте сделал на зеленом массиве карты небольшой выгиб к северу и сказал: «Пусть этот район отойдет к Украине». Хрущев согласился. Я был доволен таким решением вопроса.
После этого Сталин пригласил нас на обед. По настроению Никиты Сергеевича чувствовалось, что он не одобряет такой исход дела и эту историю запомнит надолго. Я не ошибся.
Отечественная история. 1998. № 6. С. 133-135.
Вскоре после присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР возник вопрос об административной границе между этими новыми областями. Согласно постановлениям Верховного Совета СССР от 1 и 2 ноября 1939 г. Верховные Советы УССР и БССР должны были представить на его рассмотрение соответствующие проекты разграничения западных районов и областей между двумя республиками.
Я не думал, что в этом деле могли возникнуть какие-либо осложнения, поскольку этнографическая граница была довольно ясной. Она шла с востока на запад, несколько южнее городов Пинск, Кобрин и Брест. В один из осенних дней 1939 г., когда я находился в Белостоке, мне позвонили из оргинструкторского отдела ЦК ВКП (б) и сообщили, что Н.С. Хрущев подготовил и внес в ЦК свои предложения о границе, а от ЦК КП(б)Б предложений пока не поступило. Работник ЦК ВКП(б) сказал, что он пошлет нам для ознакомления украинский проект. Через день мы его получили.
Проект Хрущева всех членов ЦК компартии Белоруссии ошеломил, и в этот же вечер было созвано заседание бюро ЦК КП(б)Б, чтобы обсудить украинские предложения и выработать свои. По варианту Хрущева, граница между западными областями должна была пройти значительно севернее общепринятой этнографической границы, причем города Брест, Пружаны, Столпин, Пинск, Лунинец и Кобрин, а также большая часть Беловежской пущи отходили к Украине. С этим никак нельзя было согласиться, и для мотивации наших предложений мы привлекли обширный исторический материал. И наш проект был подготовлен.
22 ноября меня вызвали в Москву. По прибытии в столицу в тот же день я получил приглашение от И.В. Сталина. Когда я вошел в его приемную в Кремле, там уже находился Хрущев со своими материалами и схемами. Он беседовал с помощником Сталина А.Н. Поскребышевым. И здесь произошел драматический инцидент, на долгие годы определивший отношение Хрущева ко мне. После того, как я поздоровался, Хрущев спросил меня, подготовили ли мы свои предложения о границе и в чем их суть. С должным уважением к нему как члену политбюро ЦК ВКП(б) и известному деятелю партии я достаточно деликатно сказал: «Мы подготовили предложения, но они не совпадают с вашими». Затем я добавил, что мы предлагаем установить границу в соответствии с этнографическим составом населения южнее Пинска, Лунинца, Кобрина, Барановичей и Бреста, а посему эти города и Беловежская пуща должны остаться в составе Белоруссии.
Хрущев вскипел и грубо спросил: «Кто вам состряпал эту чепуху и чем вы можете это обосновать?» Я ответил, что наши предложения подготовлены членами ЦК компартии Белоруссии, и мы вовсе не считаем их чепухой и готовы аргументировать свою точку зрения на основе статистических и исторических материалов. Хрущев заявил, что украинские историки имеют другую точку зрения, и сообщил мне о своих наметках по линии границы. На это я ответил: «Трудно предположить, что ученые могли обосновать границу, противоречащую данным этнографии, статистики и истории». Хрущев со злостью стал кричать: «Ага, вы ученым не верите, вы что, больше других знаете? Да что вы знаете? А слышали ли вы о том, что, начиная со средних веков, на территориях, которые вы хотите включить в состав Белоруссии, жили и продолжают жить украинцы, что Наливайко, Богдан Хмельницкий и другие включали население этих территорий в свои войска, что исторические книги вовсе не упоминают в связи с этими районами о белорусах». Я ему ответил: «Товарищ Хрущев, меня сейчас больше волнует то, в каком тоне Вы разговариваете со мной. Это ведь не наш личный вопрос. Если вопреки нашим предложениям эти районы включат в состав Украины, никакой катастрофы не произойдет. Мы одна страна, Украина тоже советская республика. Но я обязан защищать интересы Белоруссии и имею на этот счет свои предложения, которые опираются на обоснованные данные».
В этот момент нас позвали к Сталину. Он сидел в кабинете один и после нашего приветствия сказал: «Здорово, гетманы, ну, как с границей? Вы еще не передрались? Не начали еще войну из-за границ? Не сосредоточили войска? Или договорились мирно?» Потом Сталин предложил нам сесть и доложить свои варианты. Хрущев и я достали тексты предложений и схемы. Первым докладывал Никита Сергеевич. Он развернул на столе схемы, но, излагая содержание своего проекта, ни разу не сослался на них. Сталин выслушал, поднялся, принес свою карту и попросил Хрущева показать, как пройдет граница.
После моего выступления и ответов на ряд вопросов Сталин твердо заявил: «Граница, которую предлагает товарищ Хрущев, совершенно неприемлема. Она ничем не может быть обоснована. Ее не поймет общественное мнение. Невозможно сколько-нибудь серьезно говорить о том, что Брест и Беловежская пуща являются украинскими районами. Если принять такую границу, то западные области Белоруссии по существу исчезают. И это была бы плохая национальная политика». Потом, обращаясь к Хрущеву, чтобы несколько смягчить свое заявление, он заметил: «Скажите прямо, выдвигая эти предложения, вы, наверное, имели в виду другое: вам хотелось бы получить лес, его на Украине ведь не так много?»
На это Хрущев ответил: «Да, товарища Сталин, все дело в лесе, которым так богато Полесье, а у нас леса мало».
«Это другое дело, - заметил Сталин, - это можно учесть. Белорусы предлагают правильную, обоснованную границу. Объективность их варианта подчеркивается, в частности, и тем фактом, что они сами предлагают район Камень-Каширска отнести к Украине. Мы утвердили границу, в основном совпадающую с проектом товарища Пономаренко, но с некоторой поправкой в соответствии с желанием украинцев получить немного леса». Он взял карту и прочертил линию границы, почти совпадающую с предложенной нами. Только в одном месте сделал на зеленом массиве карты небольшой выгиб к северу и сказал: «Пусть этот район отойдет к Украине». Хрущев согласился. Я был доволен таким решением вопроса.
После этого Сталин пригласил нас на обед. По настроению Никиты Сергеевича чувствовалось, что он не одобряет такой исход дела и эту историю запомнит надолго. Я не ошибся.
Отечественная история. 1998. № 6. С. 133-135.