Сёмин против Бродского. Ай, моська...

[old_venefica]

Костя Сёмин у нас, оказывается в музыку. И в песни. И в рок. Если вот этот опус  (то есть именно слова)- его авторства, то «филиппики по Бродскому» понятны и еще Крыловым описаны в басне про моськину неукротимую ярость.

САМЫЙ ВЕРНЫЙ ВРАГ

Гонит листья пожелтевших фотографий
Ветер по пустым дворам моей судьбы.
Клочьями давно забытых биографий
Украшает светофоры и столбы.

По холодным берегам воспоминаний
Разливается зубная боль утрат.
Я тебя не по ошибке ранил,
Я теперь твой самый нежный враг.

Дай мне быть твоим врагом -
Всё, что нужно мне.
Дай мне быть твоим врагом,
Тенью на стене.
Дай мне быть твоим врагом -
Раной на душе.
Дай мне быть твоим врагом,
Будь настороже.

Ты поймешь, что это сердце не растает,
И посуда будет сыпаться из рук.
Я бы мог всего себя тебе оставить,
Но не верь мне, я тебе не друг.

Дай мне быть твоим врагом -
Всё, что нужно мне.
Дай мне быть твоим врагом,
Тенью на стене.
Дай мне быть твоим врагом -
Раной на душе.
Дай мне быть твоим врагом,
Будь настороже.

Дай мне забыть тебя.

Это типа песенка группы «Джанни Родари», в которой Сёмин зажигает для тех, кто с поэзией покончил в детском саду, на «В лесу родилась ёлочка .. » и «Наша Таня горько плачет..».

Вся концепция - жалкое подражание двум оригиналам одного автора. Замечательного, талантливого автора, у которого  со смыслом и  метафоричностью текста всё прекрасно, и с образным рядом, и посыл, скажем так... не слизняковый, как у «лирического героя - обиженки» Сёмина.

раз

Click to view

и два

Click to view

Не трогай, Костя, поэзию руками, потому что от избитости «листьев пожелтевших фотографий» аж зубы сводит.

Я до такого даже в шестом классе не опускалась, хотя только-только пыталась что-то там рифмовать. Пустые дворы твоей судьбы .. и ветер, выдувший последние пылинки самокритики из твоей головы. Это прокатит на скамейке, классе в седьмом под расстроенную гитару -  а в девятом уже вызывает насмешки.

Именно поэтому ты с упорством дурно воспитанного школяра пытаешься передразнивать Бродского, записывая ролик за роликам на радость навсегда отставшим в развитии.  Так, как он, ты написать не сможешь,  ни это:

Во избежанье роковой черты,
я пересек другую - горизонта,
чье лезвие, Мари, острей ножа...

ни вот это:

Рок, жадный до каракуля с овцы,
что брачные, что царские венцы
снимает с нас. И головы особо.

ни, тем более, это:

Любовь сильней разлуки, но разлука
длинней любви.

В  том бубенце, который служит заменой головы  отставному  пропагандёру  «Вестей» (всё равно чего пропагандёру, но более - отважного (от слова «важный» себя) таких образов и метафор просто не родится.

Костя уныл, подростков, как уже показано - крепко вторичен, натужно серьёзен и усердно лезет в историю, забывая (или не догадываясь) о том, что для того, чтобы в Истории остаться, надо быть личностью, а с попаданием в историю блестяще управлялся  и Митенька Кулдаров из чеховского рассказа «Радость».

Тьфу на тебя, Костя, и на поддакивающих тебе  - три раза тьфу. Вы заслуживаете того, в чём живёте. Поросятам во дворцах не место.