(no subject)
ОТЗЫВ НА КНИГУ СВЯЩЕННИКА СЕРГИЯ ФИЛИМОНОВА (продолжение)
+++
Эта рецензия была написана мной почти четыре года назад, по благословению о.Александра Степанова, председателя отдела благотворительности нашей епархии, и вручена о.Сергию. С тех пор вышел в свет "Учебник для сестер милосердия и пастырей, несущих служение в больнице" под общей редакцией о.Сергия и ещё несколько книг под его именем. Имея многолетний опыт преподавания на биолого-почвенном факультете Санкт-Петербургского государственного университета, могу свидетельствовать, что написать серьезный учебник гораздо труднее, чем научную статью или даже монографию. Такой труд требует от автора широкой образованности, начитанности в современной научной литературе, умения излагать самые сложные концепции простым, доступным для читателя языком, не впадая при этом в вульгарную популяризацию. Всё это достигается многолетним трудом и опытом, и немногие мои коллеги, читавшие лекции, рискнули напечатать учебники по читаемым ими курсам.
Учебник под редакцией о.Сергия Филимонова, на мой взгляд, написан скоропалительно и поверхностно. Укажу только на некоторые вопиющие детали.
Раздел на странице 225-227 озаглавлен: "Разрешение некоторых недоумений при погребении больных (?!! -Л.К.)". Здесь о.Сергий в очередной раз к концу главы забывает, что он пишет в её начале. На стр. 225: "Из православных лишаются христианского погребения вольные самоубийцы, как-то: самовольно убившие себя, самовольно утопившиеся, умершие от пьянства и проч." А на странице 230-231, автор, отвечая на вопрос: "Умершие от пьянства должны ли быть лишаемы христианского погребения", утверждает, что "таковые должны быть сподобляться христианского погребения".
Неизвестно для чего один из авторов и редактор "Учебника для сестер милосердия и пастырей" цитирует (о чем можно лишь догадаться) из различных дореволюционных правил следующие советы:
"Тело умышленного самоубийцы надлежит палачу в бесчестное место оттащить и там закопать" (с. 226).
"Умершие от заразы погребаются нагие, в ямах не менее одной сажени глубины, без гробов или в открытых гробах, и засыпаются негашеной известью на четверть аршина высоты".
Для кого написаны "Практические заметки" на стр.227? В них по Подольским епархиальным ведомостям (1873 г. № 4) приводятся существовавшие когда-то методы отличия мнимой смерти от действительной, например: "Накапать на тело сургуч, или прижигать его: мертвое тело при сильном прижоге может только почернеть, а на теле, в котором ещё таятся искры жизни, делается воспаление на месте прижога". (???-Л.К.)
Включив главу "Памятка при освящении квартиры (помещений), опросник" (стр. 156-157) в свой учебник, о.Сергий Филимонов, видимо, хочет поучить уму-разуму не только священников, несущих служение в больнице, как им, например, разложить всё необходимое для причащения больного на прикроватной тумбочке, но заодно и всех прочих собратьев. Характерно, что первый вопрос, который он задает людям, пригласившим его освящать квартиру: "Не занимаются ли жильцы оккультизмом и т.п.?", а потом уже: "Не исповедуют ли они другую веру?". Я думаю, что священник, которого пригласили освящать квартиру, наверное, прежде всего, узнает, являются ли её жильцы верующими православными людьми. Как можно требовать от людей выбросить из квартиры, как пишет автор, "книги по другим религиям" (что плохого в том, что православный человек будет знать, во что верят другие люди? Это, на мой взгляд, необходимо для того, чтобы сознательно исповедовать и отстаивать свою веру), "атеистические, безбожные книги" (по какому критерию?). Далее автор пишет: "Людей постоянно посещающих храм, следует настраивать на расставание с телевизором, если он имеется в доме…" Но мне доводилось слышать в интервью самого патриарха Алексия II, что он ежедневно смотрит по телевизору программу новостей. Знаю также, что у игумена Николая Парамонова (духовного цензора учебника) в келье (как, кстати, у многих афонских монахов), стоит телевизор и видеомагнитофон. И ничего плохого в этом не вижу. Как пользоваться любой вещью, любым достижением современной науки и техники, во благо или во вред, зависит лишь от нашего произволения. Зачем налагать на людей "бремена неудобоносимые"? Может быть, мне ещё и компьютер выбросить? Писал же несколько лет назад в своей газете "Православный Петербург" Александр Раков, что Интернет - это "вражья паутина", а теперь понял, что вещь-то полезная и издает свою газету и в электронной версии. Но и из-за таких распространенных "фобий" Русская Православная Церковь упускает возможность широкой проповеди в мощном информационном поле Интернета, и его заполонили те же самые сектанты, оккультисты, представители других конфессий и юрисдикций. Потом мы опять будем винить в нашей безрассудности и пассивности каких-то мифических врагов. Замечательно и метко архиепископ Костромской Александр, председатель комиссии по работе с молодежью МП, недавно сравнил Интернет с апостольским неводом для ловли человеческих душ, особенно молодых. Делаю это отступление для того, чтобы показать, к чему ведут безответственные заявления, тиражируемые простыми мирянами, и, тем более, священниками.
Не для того ли, чтобы избежать всякой ответственности за свои писания и суждения о.Сергий Филимонов вводит в свой учебник специальный раздел "Грехи против пастырей" (с.179-180)? Видимо, он совершенно искренне считает, что грехом против "духовного отца" является: "сомнение в его духовности и распространение этого мнения среди прихожан". Мне, грешной, всегда казалось, что смиренный и скромный человек, в том числе и священник, никогда не будет декларировать свою подлинную духовность, настаивать на ней. Грехом для мирянина о.Сергий считает "раскрытие тайны исповеди", в то время как это является грехом только для священника в том смысле, что он не должен никому говорить, что такой-то человек согрешил в том-то. Что касается советов священника, даваемых им на исповеди, то они, собственно, к Таинству покаяния перед Богом, не относятся. И, если меня смущают какие-то советы присутствующего в качестве свидетеля и отпускающего мне грехи в этом Таинстве священника, то я вправе обратиться к другому священнику или посоветоваться с более опытным мирянином, сообщив, что "о. … дает такое-то наставление" и никакой "тайны" в этом нет.
Грех против священника, на мой взгляд, будет состоять в том, что, видя его немоши и прегрешения, я посчитаю, что он лишен и благодатного дара священства, данного ему Церковью в Таинстве хиротонии. В остальном же - священники такие же ближние, осуждать которых грешно, но не нужно считать их какой-то кастой "неприкасаемых". О том, насколько это опасно, говорил в своем "Обращении" к московскому епархиальному собранию патриарх Алексий II: "…Некоторые священнослужители… ведут себя на приходе как мини-папы, как мини-цезари и грубо, властно требуют беспрекословного подчинения своей, часто неразумной, воле, своему эгоизму. Такое властолюбие одних создает раболепство других, и, наоборот, лесть и фарисейство одних развивает чванство и мнимое величие других". Таким образом, мы миряне, ответственны за тот "батюшкизм", то возношение создаваемых нами же "младостарцев". Это - очень болезненное явление в нашей Церкви. Мнения и суждения священников по различным вопросам нашей жизни, тем более высказанные публично, напечатанные в различных книгах, издаваемых большими тиражами, не обладают "непогрешимостью папы Римского". Они могут и должны обсуждаться другими членами Церкви Христовой, подвергаться критике.
Среди мутного потока литературы на тему "Церковь и медицина" могу выделить лишь книги Ирины Силуяновой, мирянки, профессора Московской медицинской академии имени Сеченова, отличающихся выверенностью высказываемых ею мнений православным вероучением и высоким профессионализмом. В связи с такой неприглядной картиной в нашем церковном книгоиздательстве, в "низах" уже давно дискутируется вопрос о необходимости церковной цензуры. Введение такой цензуры, возможно, улучшило качество издаваемых книг, но тут возникает существенный вопрос: "А судьи кто?" Отец Сергий, зная о таких разговорах, сам ввел цензора для своего учебника. После аннотации в нем значится: "Духовная цензура - игумен Николай Парамонов". Я с большим уважением отношусь к о.Николаю, но для меня очевидно, что он не удосужился даже внимательно прочесть "Учебник". Иначе - как в учебнике, под редакцией священника и при наличии цензора-игумена, можно было допустить, например, такую вопиющую неточность на стр.25: "(день создания общины [Крестовоздвиженской - Л.К.] - 5 ноября 1854 г. совпал с православным праздником Воздвижения Креста Господня…)"?!
Из последних писаний о.Сергия Филимонова можно упомянуть "Опыт служения сестричества милосердия Св. мц. Татианы" и доклады в сборнике "Милосердие и профессионализм". В брошюре "Опыт служения…" автор излагает "Оновные законы создания и функционирования сестричества милосердия" (стр.9-13) и проявление этих законов на примере деятельности окормляемого им сестричества св.Татианы (стр.13-24). О.Сергий считает, что выведенные им законы являются "обязательными для любого места и времени". Закон - категория научная, и здесь о.Сергий выступает как ученый. При внимательном прочтении, однако, оказывается, что свои "законы" автор формулирует, основываясь на единственном известном ему опыте - работе его сестричества. С научной точки зрения это совершенно некорректно. Установлению любого закона предшествует сбор статистически достоверных данных, презентативная выборка, иначе говоря, нужно было сравнить и проанализировать работу десятков российских сестричеств, существующих сегодня. Совершенно очевидно, что такая исследовательская работа автором не проводилась. Даже в его "Учебнике" приводятся сведения лишь о трех петербургских сестричествах, на сегодня неточные и устаревшие. Значит, об о.Сергии гласит "1 закон": "На первом плане - духовный руководитель. От его личности многое зависит" и т.д." (стр.9)? "II закон": "Для успешной деятельности сестричества милосердия необходимо, чтобы все сестры соответствовали особым требованиям (высокий профессинализм + глубокая религиозно-нравственная подготовка)" (стр.10) - просто постулат, не требующий никаких доказательств для всех, кто подвизался на ниве милосердного служения уже много веков. Все формирующиеся ныне российские сестричества следуют этому постулату, вещи совершенно очевидной.
Одной из существенных черт сестичества, возглавляемого о.Сергием, является, как можно понять из текста, то, что в нем постоянно "на смену одним сестрам приходят другие, принося с собой мирские черты и страсти" (стр.15). Такой факт должен был бы насторожить духовника сестричества, а не возводится в какой-то объективный "закон": "Может быть, и я в чем-то неправ, если люди от меня постоянно бегут". Главные согрешениями сестер были: "самочиние, своеволие, неправильное исполнение благословения духовника, непослушание духовнику, непослушание старшим сестрам, злоупотребление благословением (? - Л.К.) духовника". Ни слова - о "высоком профессионализме" и "религиозно-нравственной подготовке"!
Периодизация о.Сергием развития сестрического движения в России грешит научно-исторической легковесностью, недостоверностью и надуманностью. Существовавшие до революции общины сестер милосердия были конкретно-исторической формой того служения, которое сегодня лишь в некоторой степени осуществляется приходскими сестричествами. Формы эти совершенно различны по "уровню системы организации", на языке о.Сергия. По мнению автора, в четвертом периоде (этапе) исторического развития ("атеистическом") "система организации сестричеств милосердия претерпевает существенные изменения". Какие сестричества милосердия имеет в виду автор "новейшей" периодизации, нам неведомо. Общины сестер милосердия были ликвидированы в самом начале большевицкой власти, а современные сестричества появились лишь в начале девяностых годов ХХ века. Изучение истории общин сестер милосердия сейчас ещё только начинается. Автор, пожалуй, единственной основательной публикации на эту тему А.В.Постернак (ныне декан исторического факультета СТПБИ, священник Андрей Постернак) не решился ни на какую периодизацию истории общин, т. к. она ещё недостаточно изучена (См. его "Очерки по истории общин сестер милосердия"). Поразительно, что о.Сергий Филимонов, делая свои обобщения. нигде не ссылается на какие-либо источники, считая, видимо, себя "первопроходцем" в данной области.
Особенно "фантастично" описание о.Сергием этапа, который назван им "Марфо-Мариинским" или "Елизаветинским" (с. 3). Этот период, по мнению автора, "характеризуется появлением структуры, православно одухотворившей в себе опыт организации и систему милосердной помощи, используемые в западных благотворительных орденах". Эту же мысль о.Сергий высказывает в своем "Учебнике" (стр.94), имея ввиду Марфо-Маринскую обитель, созданную св.Елизаветой Федоровной. Но Обитель милосердия была единственным в своем роде заведением, появление которой мало повлияло на организацию сотен общин сестер милосердия Красного Креста, возникших до 1908 года. Создавая свою Обитель св.Елисавета, писала: "Мне также не хотелось обращать Обитель в обыкновенную общину сестер Милосердия, так как во-первых там только одно медицинское дело, а другие виды даже не затронуты и во-вторых в них нет церковной организации, и духовная жизнь на втором плане, тогда как должно быть совершенно наоборот". Хотя бы из этих слов следует, что не всё так прекрасно и "духовно" было в "сестричествах и Обителях" до революции, ведь, Великая Княгиня была попечительницей и одной из общин сестер милосердия - московской Иверской, и хорошо знала состояние дел в общинах Красного Креста. В них, кстати, согласно типовому Уставу принимались лица всех христианских конфессий, а во время военных действий - нередко и иноверцы. Тогда можно ли с такой категоричностью утверждать: "Сестры воцерковлены"?
Создавая Обитель, св.Елисавета также считала, что служение её сестер не совестимо с монашеством, поэтому и желала восстановление в православной церкви древнего чина диаконисс. Приписывать ей ориентацию на западные католические ордена - неразумно.
Пожалуй, на этом можно закончить рецензирование книг о.Сергия Филимонова. Они заслуживают столь подробного рассмотрения, так как написаны священником и кандидатом медицинских наук. Их научная ценность весьма низка. Серьезный научный анализ в них подменен наукообразным плетением словес, что можно расценить как дискредитацию научного метода.
Любовь Карпычева, сестра милосердия Покровской общины,
биолог, научный сотрудник МБС СПбГУ
25 мая 2003 года.
+++
Эта рецензия была написана мной почти четыре года назад, по благословению о.Александра Степанова, председателя отдела благотворительности нашей епархии, и вручена о.Сергию. С тех пор вышел в свет "Учебник для сестер милосердия и пастырей, несущих служение в больнице" под общей редакцией о.Сергия и ещё несколько книг под его именем. Имея многолетний опыт преподавания на биолого-почвенном факультете Санкт-Петербургского государственного университета, могу свидетельствовать, что написать серьезный учебник гораздо труднее, чем научную статью или даже монографию. Такой труд требует от автора широкой образованности, начитанности в современной научной литературе, умения излагать самые сложные концепции простым, доступным для читателя языком, не впадая при этом в вульгарную популяризацию. Всё это достигается многолетним трудом и опытом, и немногие мои коллеги, читавшие лекции, рискнули напечатать учебники по читаемым ими курсам.
Учебник под редакцией о.Сергия Филимонова, на мой взгляд, написан скоропалительно и поверхностно. Укажу только на некоторые вопиющие детали.
Раздел на странице 225-227 озаглавлен: "Разрешение некоторых недоумений при погребении больных (?!! -Л.К.)". Здесь о.Сергий в очередной раз к концу главы забывает, что он пишет в её начале. На стр. 225: "Из православных лишаются христианского погребения вольные самоубийцы, как-то: самовольно убившие себя, самовольно утопившиеся, умершие от пьянства и проч." А на странице 230-231, автор, отвечая на вопрос: "Умершие от пьянства должны ли быть лишаемы христианского погребения", утверждает, что "таковые должны быть сподобляться христианского погребения".
Неизвестно для чего один из авторов и редактор "Учебника для сестер милосердия и пастырей" цитирует (о чем можно лишь догадаться) из различных дореволюционных правил следующие советы:
"Тело умышленного самоубийцы надлежит палачу в бесчестное место оттащить и там закопать" (с. 226).
"Умершие от заразы погребаются нагие, в ямах не менее одной сажени глубины, без гробов или в открытых гробах, и засыпаются негашеной известью на четверть аршина высоты".
Для кого написаны "Практические заметки" на стр.227? В них по Подольским епархиальным ведомостям (1873 г. № 4) приводятся существовавшие когда-то методы отличия мнимой смерти от действительной, например: "Накапать на тело сургуч, или прижигать его: мертвое тело при сильном прижоге может только почернеть, а на теле, в котором ещё таятся искры жизни, делается воспаление на месте прижога". (???-Л.К.)
Включив главу "Памятка при освящении квартиры (помещений), опросник" (стр. 156-157) в свой учебник, о.Сергий Филимонов, видимо, хочет поучить уму-разуму не только священников, несущих служение в больнице, как им, например, разложить всё необходимое для причащения больного на прикроватной тумбочке, но заодно и всех прочих собратьев. Характерно, что первый вопрос, который он задает людям, пригласившим его освящать квартиру: "Не занимаются ли жильцы оккультизмом и т.п.?", а потом уже: "Не исповедуют ли они другую веру?". Я думаю, что священник, которого пригласили освящать квартиру, наверное, прежде всего, узнает, являются ли её жильцы верующими православными людьми. Как можно требовать от людей выбросить из квартиры, как пишет автор, "книги по другим религиям" (что плохого в том, что православный человек будет знать, во что верят другие люди? Это, на мой взгляд, необходимо для того, чтобы сознательно исповедовать и отстаивать свою веру), "атеистические, безбожные книги" (по какому критерию?). Далее автор пишет: "Людей постоянно посещающих храм, следует настраивать на расставание с телевизором, если он имеется в доме…" Но мне доводилось слышать в интервью самого патриарха Алексия II, что он ежедневно смотрит по телевизору программу новостей. Знаю также, что у игумена Николая Парамонова (духовного цензора учебника) в келье (как, кстати, у многих афонских монахов), стоит телевизор и видеомагнитофон. И ничего плохого в этом не вижу. Как пользоваться любой вещью, любым достижением современной науки и техники, во благо или во вред, зависит лишь от нашего произволения. Зачем налагать на людей "бремена неудобоносимые"? Может быть, мне ещё и компьютер выбросить? Писал же несколько лет назад в своей газете "Православный Петербург" Александр Раков, что Интернет - это "вражья паутина", а теперь понял, что вещь-то полезная и издает свою газету и в электронной версии. Но и из-за таких распространенных "фобий" Русская Православная Церковь упускает возможность широкой проповеди в мощном информационном поле Интернета, и его заполонили те же самые сектанты, оккультисты, представители других конфессий и юрисдикций. Потом мы опять будем винить в нашей безрассудности и пассивности каких-то мифических врагов. Замечательно и метко архиепископ Костромской Александр, председатель комиссии по работе с молодежью МП, недавно сравнил Интернет с апостольским неводом для ловли человеческих душ, особенно молодых. Делаю это отступление для того, чтобы показать, к чему ведут безответственные заявления, тиражируемые простыми мирянами, и, тем более, священниками.
Не для того ли, чтобы избежать всякой ответственности за свои писания и суждения о.Сергий Филимонов вводит в свой учебник специальный раздел "Грехи против пастырей" (с.179-180)? Видимо, он совершенно искренне считает, что грехом против "духовного отца" является: "сомнение в его духовности и распространение этого мнения среди прихожан". Мне, грешной, всегда казалось, что смиренный и скромный человек, в том числе и священник, никогда не будет декларировать свою подлинную духовность, настаивать на ней. Грехом для мирянина о.Сергий считает "раскрытие тайны исповеди", в то время как это является грехом только для священника в том смысле, что он не должен никому говорить, что такой-то человек согрешил в том-то. Что касается советов священника, даваемых им на исповеди, то они, собственно, к Таинству покаяния перед Богом, не относятся. И, если меня смущают какие-то советы присутствующего в качестве свидетеля и отпускающего мне грехи в этом Таинстве священника, то я вправе обратиться к другому священнику или посоветоваться с более опытным мирянином, сообщив, что "о. … дает такое-то наставление" и никакой "тайны" в этом нет.
Грех против священника, на мой взгляд, будет состоять в том, что, видя его немоши и прегрешения, я посчитаю, что он лишен и благодатного дара священства, данного ему Церковью в Таинстве хиротонии. В остальном же - священники такие же ближние, осуждать которых грешно, но не нужно считать их какой-то кастой "неприкасаемых". О том, насколько это опасно, говорил в своем "Обращении" к московскому епархиальному собранию патриарх Алексий II: "…Некоторые священнослужители… ведут себя на приходе как мини-папы, как мини-цезари и грубо, властно требуют беспрекословного подчинения своей, часто неразумной, воле, своему эгоизму. Такое властолюбие одних создает раболепство других, и, наоборот, лесть и фарисейство одних развивает чванство и мнимое величие других". Таким образом, мы миряне, ответственны за тот "батюшкизм", то возношение создаваемых нами же "младостарцев". Это - очень болезненное явление в нашей Церкви. Мнения и суждения священников по различным вопросам нашей жизни, тем более высказанные публично, напечатанные в различных книгах, издаваемых большими тиражами, не обладают "непогрешимостью папы Римского". Они могут и должны обсуждаться другими членами Церкви Христовой, подвергаться критике.
Среди мутного потока литературы на тему "Церковь и медицина" могу выделить лишь книги Ирины Силуяновой, мирянки, профессора Московской медицинской академии имени Сеченова, отличающихся выверенностью высказываемых ею мнений православным вероучением и высоким профессионализмом. В связи с такой неприглядной картиной в нашем церковном книгоиздательстве, в "низах" уже давно дискутируется вопрос о необходимости церковной цензуры. Введение такой цензуры, возможно, улучшило качество издаваемых книг, но тут возникает существенный вопрос: "А судьи кто?" Отец Сергий, зная о таких разговорах, сам ввел цензора для своего учебника. После аннотации в нем значится: "Духовная цензура - игумен Николай Парамонов". Я с большим уважением отношусь к о.Николаю, но для меня очевидно, что он не удосужился даже внимательно прочесть "Учебник". Иначе - как в учебнике, под редакцией священника и при наличии цензора-игумена, можно было допустить, например, такую вопиющую неточность на стр.25: "(день создания общины [Крестовоздвиженской - Л.К.] - 5 ноября 1854 г. совпал с православным праздником Воздвижения Креста Господня…)"?!
Из последних писаний о.Сергия Филимонова можно упомянуть "Опыт служения сестричества милосердия Св. мц. Татианы" и доклады в сборнике "Милосердие и профессионализм". В брошюре "Опыт служения…" автор излагает "Оновные законы создания и функционирования сестричества милосердия" (стр.9-13) и проявление этих законов на примере деятельности окормляемого им сестричества св.Татианы (стр.13-24). О.Сергий считает, что выведенные им законы являются "обязательными для любого места и времени". Закон - категория научная, и здесь о.Сергий выступает как ученый. При внимательном прочтении, однако, оказывается, что свои "законы" автор формулирует, основываясь на единственном известном ему опыте - работе его сестричества. С научной точки зрения это совершенно некорректно. Установлению любого закона предшествует сбор статистически достоверных данных, презентативная выборка, иначе говоря, нужно было сравнить и проанализировать работу десятков российских сестричеств, существующих сегодня. Совершенно очевидно, что такая исследовательская работа автором не проводилась. Даже в его "Учебнике" приводятся сведения лишь о трех петербургских сестричествах, на сегодня неточные и устаревшие. Значит, об о.Сергии гласит "1 закон": "На первом плане - духовный руководитель. От его личности многое зависит" и т.д." (стр.9)? "II закон": "Для успешной деятельности сестричества милосердия необходимо, чтобы все сестры соответствовали особым требованиям (высокий профессинализм + глубокая религиозно-нравственная подготовка)" (стр.10) - просто постулат, не требующий никаких доказательств для всех, кто подвизался на ниве милосердного служения уже много веков. Все формирующиеся ныне российские сестричества следуют этому постулату, вещи совершенно очевидной.
Одной из существенных черт сестичества, возглавляемого о.Сергием, является, как можно понять из текста, то, что в нем постоянно "на смену одним сестрам приходят другие, принося с собой мирские черты и страсти" (стр.15). Такой факт должен был бы насторожить духовника сестричества, а не возводится в какой-то объективный "закон": "Может быть, и я в чем-то неправ, если люди от меня постоянно бегут". Главные согрешениями сестер были: "самочиние, своеволие, неправильное исполнение благословения духовника, непослушание духовнику, непослушание старшим сестрам, злоупотребление благословением (? - Л.К.) духовника". Ни слова - о "высоком профессионализме" и "религиозно-нравственной подготовке"!
Периодизация о.Сергием развития сестрического движения в России грешит научно-исторической легковесностью, недостоверностью и надуманностью. Существовавшие до революции общины сестер милосердия были конкретно-исторической формой того служения, которое сегодня лишь в некоторой степени осуществляется приходскими сестричествами. Формы эти совершенно различны по "уровню системы организации", на языке о.Сергия. По мнению автора, в четвертом периоде (этапе) исторического развития ("атеистическом") "система организации сестричеств милосердия претерпевает существенные изменения". Какие сестричества милосердия имеет в виду автор "новейшей" периодизации, нам неведомо. Общины сестер милосердия были ликвидированы в самом начале большевицкой власти, а современные сестричества появились лишь в начале девяностых годов ХХ века. Изучение истории общин сестер милосердия сейчас ещё только начинается. Автор, пожалуй, единственной основательной публикации на эту тему А.В.Постернак (ныне декан исторического факультета СТПБИ, священник Андрей Постернак) не решился ни на какую периодизацию истории общин, т. к. она ещё недостаточно изучена (См. его "Очерки по истории общин сестер милосердия"). Поразительно, что о.Сергий Филимонов, делая свои обобщения. нигде не ссылается на какие-либо источники, считая, видимо, себя "первопроходцем" в данной области.
Особенно "фантастично" описание о.Сергием этапа, который назван им "Марфо-Мариинским" или "Елизаветинским" (с. 3). Этот период, по мнению автора, "характеризуется появлением структуры, православно одухотворившей в себе опыт организации и систему милосердной помощи, используемые в западных благотворительных орденах". Эту же мысль о.Сергий высказывает в своем "Учебнике" (стр.94), имея ввиду Марфо-Маринскую обитель, созданную св.Елизаветой Федоровной. Но Обитель милосердия была единственным в своем роде заведением, появление которой мало повлияло на организацию сотен общин сестер милосердия Красного Креста, возникших до 1908 года. Создавая свою Обитель св.Елисавета, писала: "Мне также не хотелось обращать Обитель в обыкновенную общину сестер Милосердия, так как во-первых там только одно медицинское дело, а другие виды даже не затронуты и во-вторых в них нет церковной организации, и духовная жизнь на втором плане, тогда как должно быть совершенно наоборот". Хотя бы из этих слов следует, что не всё так прекрасно и "духовно" было в "сестричествах и Обителях" до революции, ведь, Великая Княгиня была попечительницей и одной из общин сестер милосердия - московской Иверской, и хорошо знала состояние дел в общинах Красного Креста. В них, кстати, согласно типовому Уставу принимались лица всех христианских конфессий, а во время военных действий - нередко и иноверцы. Тогда можно ли с такой категоричностью утверждать: "Сестры воцерковлены"?
Создавая Обитель, св.Елисавета также считала, что служение её сестер не совестимо с монашеством, поэтому и желала восстановление в православной церкви древнего чина диаконисс. Приписывать ей ориентацию на западные католические ордена - неразумно.
Пожалуй, на этом можно закончить рецензирование книг о.Сергия Филимонова. Они заслуживают столь подробного рассмотрения, так как написаны священником и кандидатом медицинских наук. Их научная ценность весьма низка. Серьезный научный анализ в них подменен наукообразным плетением словес, что можно расценить как дискредитацию научного метода.
Любовь Карпычева, сестра милосердия Покровской общины,
биолог, научный сотрудник МБС СПбГУ
25 мая 2003 года.