"Обмен женщинами", Гейл Рубин, часть первая

[ol_kaz]

Недавно с сестрой разговаривали в скайпе и она поинтересовалась, какие есть объяснения патриархата. Я пообещала ей отправить кое-что из того, что у меня есть. Заодно решила продублировать сюда. Итак, классика феминизма -  Гейл Рубин и ее "Обмен женщинами: заметки о «политической экономии» пола" (1975). Перевод взят и Хрестоматии феминистских текстов (под ред. Е. Здравомысловой и А.Темкиной) Санкт-Петербург, 2000. Выкладываю отрывок, полностью перевод можно скачать здесь

В другом издании, в "Антологии гендерной теории" (сост., комм. Е. Гаповой, А. Усмановой, Европейский гуманитарный университет, 2000), комментаторы предваряют текст Рубин таким вступлением:

Что может быть более естественным, чем сексуальность, - такова общепринятая точка зрения. Что может быть более культурно сконструированным, чем сексуальность? - сомневается Гейл Рубин. ... Гейл Рубин заявляет, что брак является наиглавнейшей первобытной формой обмена подарками, а женщина - наиболее ценным даром. Тогда становится понятным запрет на инцест - универсальный по сути для различных культур, но варьирующийся содержательно. Его целью является превращение биологических явлений секса и воспроизводства в социальные акты посредством деления мира сексуального выбора на запрещенных и разрешенных сексуальных партнеров. Запрет на сексуальное использование дочери или сестры - это правило, вынуждающее отдавать их другим (в языке сохранилось: «отдать замуж», «взять замуж»), в результате чего между семьями устанавливается социальная (родственная) связь.
Если женщина является предметом первобытной сделки (даже выходя замуж по любви, она тем самым все равно реализует ее), то тогда она просто канал родственной связи, а не равноценный партнер в тех социальных отношениях, которые устанавливаются таким образом между мужчинами. Женщины не владеют женщинами так, как ими владеют мужчины, и социальный пол представляет собой форму социального разделения, связанного с разными возможностями. Но, следуя далее логике рассуждений, если «обмен женщинами» - это предпосылка возникновения культуры, то доминирование мужчин и угнетение женщин должны быть условиями существования культуры. Каждый, задумавший изменить положение вещей, должен понимать, что речь идет о глобальной культурной деконструкции
Движение в глубь лабиринта приносит новые открытия. Леви-Стросс полагает, что половое разделение труда не является специализацией по биологическому признаку,а имеет целью обеспечение жизнеспособного экономического союза мужчины и женщины. Человеческое поведение и, в частности, сексуальность сформированы культурой для отражения их дополняющей и функциональной взаимосвязи. Брачный союз основан на различии и взаимоисключении, а его предпосылкой является гетеросексуальность, которая конструируется культурно, добавляет Гейл Рубин. Если бы она была результатом биологии и гормонов, разве нужно было бы подстраховывать ее при помощи статей (теперь снятых) уголовного кодекса о наказании за гомосексуализм? Гейл Рубин выводит патриархальный гендер из биологического пола, отмечая, что гендер - это не просто идентификация человека с полом: он предполагает, что сексуальное желание должно быть направлено на противоположный пол. Очевидно, наше общество столь враждебно по отношению к гомосексуальности именно потому, что в основе всей культуры, всей социальной иерархии лежит табу на одинаковость мужчины и женщины, подавляющее в них обоих любое естественное сходство. Одинаковость неизбежно ведет к деконструкции нынешнего социального порядка. Чтобы избежать ее, культура трансформирует биологический пол и превращает его в гендер и культурные конструкты мужественности и женственности. Кульминация этого процесса - делегирование женщин в домашнюю сферу к «естественным» функциям.

РОДСТВО (О роли, которую играет сексуальность в переходе от обезьяны к мужчине»)


Для антрополога система родства - это не список биологичес­ких родственников. Это система категорий и статусов, которые ча­сто противоречат действительным генетическим связям. Существу­ет множество примеров, когда социально установленный статус родства оказывается важнее, чем биологический. Таким примером является, скажем, обычай «женской свадьбы» у нуэров. Нуэры при­писывают статус отцовства человеку, от имени которого матери передается рогатый скот как часть брачного выкупа (bridewealth). Таким образом, женщина может сочетаться браком с другой женщиной и быть мужем жены и отцом своих детей, несмотря на то, что фактически она не может быть биологическим отцом (Evans-Pritchard 1951: 107-109).

В догосударственных обществах родство выступает в качестве при­вычного способа выражения социального взаимодействия, органи­зующего экономическую, политическую, обрядовую, а также сексу­альную деятельность. Обязанности и привилегии человека по отно­шению к другим определяются в терминах взаимного родства или отсутствия такового. Обмен товарами и услугами, производство и распределение, враждебность и солидарность, ритуал и обряд, - все это имеет место в рамках организационной структуры родства. Вез­десущность и адаптационная эффективность родства заставили мно­гих антропологов считать его, наряду с формированием языка, фак­тором, который решительно обозначил разрыв между гоминидами и человеческими существами (Sahlins 1960; Livingstone 1969; Levi-Strauss 1969).

Хотя утверждение о значимости родства составляет один из основ­ных принципов антропологии, внутренние механизмы систем родства долго являлись предметом интенсивной полемики. Системы родства ши­роко варьируют от одной культуры к другой. В них содержатся всевоз­можные, иногда невообразимые для нас правила, которые предписывают человеку, с кем можно вступать в брак, а с кем нельзя. Внутренняя слож­ность этих правил озадачивает. Системы родства десятилетиями занима­ли воображение антропологов, которые пытались объяснять запрет инце­ста, браки двоюродных братьев и сестер, условия наследования, отношения уклонения от близости или, наоборот, насильственной близо­сти, кланы и подгруппы, табу на имена, - т. е. разнообразные эле­менты, которые можно найти в описаниях реальных систем родства. В XIX в. некоторые мыслители попытались создать исчерпывающие описания природы и истории систем половых отношений в челове­ческом обществе (см. Fee 1973). Одной из таких попыток является работа Льюиса Генри Моргана «Древнее общество». Именно эта кни­га побудила Энгельса написать «Происхождение семьи, частной соб­ственности и государства» - теория Энгельса основывается на опи­сании родства и брака у Моргана.

Попытка Энгельса вывести теорию угнетения по половому признаку из изучения систем родства, начиная с XIX в., получила развитие в рамках этнологии. Исключительное значение в данном контексте имеет работа К. Леви-Стросса «Элементарные структуры родства», представля­ющая собой самую смелую современную версию осмысления челове­ческого брака, начавшегося еще в предыдущем столетии. Это - кни­га, в которой родство эксплицитно рассматривается как воздействие культурной организации на факты биологического продолжения рода. В ней присутствует осознание значимости сексуальности в че­ловеческом обществе. Она представляет собой описание общества, которое не допускает существования абстрактного бесполого чело­веческого субъекта. Напротив, человеческий субъект у Леви-Стросса всегда либо мужчина, либо женщина, и эта установка позволяет про­следить расхождение социальных судеб разных полов. Поскольку Леви-Стросс считает, что сущность систем родства заключается в том, что мужчины обмениваются женщинами, он имплицитно конструи­рует теорию угнетения по признаку пола. Симптоматично, что книга посвящена памяти Льюиса Генри Моргана.

«Отвратительный и драгоценный товар» - Моник Виттиг

«Элементарные структуры родства» - это грандиозное сочи­нение о происхождении и природе человеческого общества. Оно представляет собой трактат о системах родства, распространен­ных примерно на одной трети этнографического земного шара. Самый фундаментальный его аспект - это попытка выделить структурные принципы родства. Леви-Стросс утверждает, что при­менение этих принципов (суммированных в последней главе «Эле­ментарных структур») в анализе эмпирических данных о родстве делает ясной логику брачных запретов и правил, сбивавших с тол­ку и озадачивавших западных антропологов. Он создает шахмат­ную игру исключительной сложности, которая не может быть вос­произведена в рамках данной статьи. Но два фрагмента этой игры имеют прямое отношение к женщинам - это «дар» и запрет инце­ста, двойственное выражение которых дополняет его понятие об­мена женщинами.

«Элементарные структуры» отчасти являются радикальным ис­толкованием другой знаменитой теории социальной организации примитивных обществ [1] - «Опыта о даре» Мосса (см. также Sahlins 1972: Chap. 4). Именно Мосс предпринял первую попытку теорети­ческой реконструкции значения одной из наиболее поразительных черт примитивных обществ: господствующей роли, которую игра­ет в социальном взаимодействии дарение - преподнесение подар­ков, их получение и обмен ими. В подобных обществах обмену под­лежат самые разнообразные вещи - пища, заклинания, ритуалы, слова, имена, украшения, орудия и полномочия. Представитель арапешей говорит:

«Свою собственную мать, свою собственную сестру, своих собственных свиней, свой собственный батат, который ты собрал, ты есть не можешь. Ма­терей других людей, сестер других людей, свиней других людей, батат, кото­рый они собрали, ты есть можешь» (цит. по: Levi-Strauss 1969: 27).

В типичном акте обмена дарами ни одна из сторон ничего не приобретает. На Тробриандских островах каждое хозяйство имеет посадки батата и каждое хозяйство питается бататом. Но батат, ко­торый выращивается, и батат, который поедается, - не один и тот же. Во время сбора урожая мужчина отсылает выращенный в своем хозяйстве батат в дом своей сестры, а его дом снабжает бататом брат его жены (Malinowski 1929). Поскольку подобная процедура кажет­ся бессмысленной с точки зрения накопления или торговли, ее логи­ку ищут в другом. Мосс предполагает, что смысл дарения заключа­ется в том, чтобы выражать, утверждать или создавать социальную связь между участниками обмена. Дарение подтверждает особые от­ношения доверия, солидарности и взаимопомощи, существующие между участниками этого акта. Предлагая нечто в дар, можно про­явить дружеские отношения; принятие подарка выражает готовность преподнести ответный дар и подтверждение отношений. Обмен по­дарками может быть также выражением соревнования и соперниче­ства. Существует множество примеров, когда один человек унижа­ет другого, давая больше, чем адресат способен дать взамен. Ряд политических систем, таких как системы Большого Человека (Big Man) в горах Новой Гвинеи, основан на обмене, который построен не на материальном эквиваленте. Честолюбивый Большой Человек стремится отдать больше, чем может получить взамен. В обмен на дарение он получает политический престиж.

Несмотря на то, что и Мосс, и Леви-Стросс подчеркивают аспекты солидарности в обмене подарками, другие цели дарения только уси­ливают его функцию универсального средства социального обмена (commerce). Мосс предположил, что подарки являются связующими нитями социального дискурса, которые осуществляют консолидацию примитивных обществ в отсутствие специализированных институтов управления. «Дар - это примитивный способ достижения мира, ко­торый в гражданском обществе обеспечивается государством... Ула­живая общественные разногласия, дар служил либерализации куль­туры» (Sahlins 1972: 169,175).

Леви-Стросс добавляет к теории взаимного воздаяния (reciprocity) в примитивных обществах мысль о том, что браки являются самой фундаментальной формой обмена дарами, где именно женщины пред­ставляют собой наиболее ценные дары. Он утверждает, что запрет инцеста лучше всего интерпретировать как механизм, обеспечиваю­щий подобный обмен между семьями и группами. Поскольку запрет инцеста универсален, но содержание запрета варьируется, он не мо­жет быть объяснен как способ предотвращения заключения браков между генетически близкими индивидами. Скорее, запрет инцеста ис­пользует биологические явления половой жизни и продолжение рода для достижения социальных целей экзогамии и родства. Запрет инце­ста разделяет универсум сексуального выбора на категории дозво­ленных и запрещенных сексуальных партнеров. Характерно, что при запрещении брачных союзов внутри группы предполагается обмен супругами из разных групп.

<…> «Запрет инцеста в меньшей степени является правилом, запрещающим брак с матерью, сестрой и дочерью, чем правилом, обязывающим отдавать мать, сест­ру или дочь другим мужчинам. Это главное правило дарения» (Там же: 481).

Результат дарения женщин является более глубоким, чем результат обмена другими подарками, потому что отношения, установленные та­ким образом, это не просто отношения взаимного обмена, а отноше­ния родства. Партнеры по обмену становятся родственниками, а их потомки будут родственниками по крови: «Два человека могут встре­чаться как друзья и обмениваться подарками и даже впоследствии ссо­риться и воевать, но основой постоянной связи между ними является брак» (Best, цит. по: Levi-Strauss 1969: 481). Как и в случае с другими вариантами дарения, браки не всегдя являются просто действиями, направленными на достижение мира. Браки могут носить характер серьезного соревнования, в котором участвует множество сопернича­ющих друг с другом родственников. Тем не менее общий смысл рас­суждений относительно запрета инцеста заключается в том, что его результатом является широкая сеть отношений множества людей, чьи связи друг с другом составляют структуру родства. Все другие уровни обмена, его объем и направление, включая враждебные действия, упо­рядочены в соответствии с этой структурой. Свадебные обряды, опи­санные в этнографической литературе, являются моментами непрерыв­ного упорядоченного процесса, в котором женщины, дети, ракушки, слова, клички рогатого скота, рыба, предки, китовые зубы, свиньи, батат, заклинания, танцы, коврики и проч. переходят из рук в руки, закрепляя социальные связи. Родство - это организация, а организа­ция дает власть. Но кого организовывают?

Если именно женщины являются предметом сделок, тогда именно мужчины являются теми, кто их отдает и получает, и таким образом вступает в социальные связи. Женщина становится скорее каналом от­ношений, чем партнером обмена.5 Из обмена женщинами не обязатель­но следует, что женщины овеществляются в современном смысле этого слова, так как предметы в первобытном мире в высшей степени персо­нифицированы. Но из обмена обязательно следует различие между да­ром и тем, кто его дарит. Если женщины - дары, то мужчины - парт­неры по обмену. И именно партнерам по обмену, а не дарам посредством взаимного обмена приписывается квази-мистическая сила социальной связи. Отношения в системе подобного рода таковы, что женщины не имеют возможности использовать выгоды от своего участия в циркуля­ции даров. До той поры, пока отношения предполагают, что мужчины обмениваются женщинами, именно мужчины будут извлекать пользу из продукта подобного обмена - из социальной организации.

«Совокупность отношений обмена, которые конституируют брак, устанав­ливается не между мужчиной и женщиной, а между двумя группами мужчин, тог­да как женщина фигурирует лишь как один из объектов обмена, а не как один из его партнеров. Это остается в силе, даже если принимаются во внимание чувства девушки, при том что последнее почти всегда имеет место. Соглашаясь на пред­лагаемый союз, она способствует обмену или разрешает, чтобы он состоялся, но она не может изменить его природу» (Леви-Стросс 1969:115)6.

Чтобы вступить в отношения обмена дарами в качестве партнера, нужно иметь что-то, что можно было бы отдать. Если женщины для мужчин являются тем, с чем можно расстаться, сами женщины не обладают правом отдавать себя.

«Какая женщина, - размышляет молодой мужчина из племени северных мелпанцев (Northern Melpa), - настолько сильна, чтобы встать и сказать: "Давайте делать мока, давайте найдем жен и свиней, давайте отдадим наших дочерей мужчинам, давайте вести войну, давайте убьем наших врагов!"? Да никакая... Все они - такие маленькие вещицы, которые просто торчат дома. Неужели вы не понимаете?» (Strathern 1972:161)

Действительно, какая женщина способна на это?! Женщины из пле­мени мелпанцев, о которых говорил этот мужчина, не могут полу­чить себе кого-то в жены, они сами являются женами, а мужья, кото­рых они получают, - это нечто совершенно иное. Женщины этого племени не могут отдавать своих дочерей мужчинам, потому что у них нет такого права на своих дочерей, которым обладают их род­ственники-мужчины, права дарить (которое все же отличается от права собственности).

В понятии «обмен женщинами» заключены и сила, и соблазн. Его привлекательность состоит в том, что оно относит угнетение женщин скорее к социальной области, нежели к биологии. Кроме того, это понятие предполагает, что мы ищем конечные основания угнетения женщин скорее в торговле женщинами, чем в торговле товарами. Конечно, нетрудно найти этнографические и исторические примеры торговли (traficking in) женщинами. Женщин отдавали замуж, завое­вывали в битвах, отдавали в обмен на благосклонность, посылали в качестве дани, продавали и покупали. Эти практики далеко не ог­раничивались примитивными обществами. В более «цивилизован­ных» обществах они стали лишь более ярко выраженными и коммерциализованными. Мужчины, конечно, тоже служили предметом торговли, но скорее в качестве рабов, грубой рабочей силы, спортив­ных звезд, слуг или людей сходного по катастрофизму статуса, чем в качестве мужчин. Женщины служили предметом сделок как рабыни, служанки, проститутки, но также и просто как женщины. И если учесть, что на протяжении человеческой истории мужчины станови­лись, главным образом, сексуальными субъектами - теми, кто осу­ществлял обмен, а женщины - сексуальными полуобъектами, дара­ми, то многие обычаи, стереотипы, особенности личности становятся более понятными (в том числе любопытный обычай, согласно кото­рому отец дарит невесту).

Продолжение здесь.