Jul 05, 2006 15:44
Родители моего супруга - учителя. В семидесятых они уехали за романтикой на Камчатку, работать в школе-интернате далекого поселка в Корякском автономном округе. Примечательно, что интернат был для детей живых родителей - оленеводов. Детей забрали из стойбищ, отмыли, дали им новые фамилии, поселили в большом и светлом доме и стали учить уму-разуму.
Много написано о том, как большой советский брат придумал письменность коренным народам севера, как «выучил» несколько их поколений - оторвав от семей и отправив в интернаты больших городов, откуда они все вернулись к своим оленям неприспособленными к жизни в тундре алкоголиками (читай - покойниками).
Но я не о том... Просто недавно свекровь рассказала несколько коротеньких историй, которые не хотелось бы забыть. Вот и записываю.
1.
К свекрови должна была приехать из соседнего поселка приятельница Мариванна - праздновать новый год. Но началась метель, замела стежки-дорожки, «вездеходники» перепились и вообще - сложилось так, что единственным доступным ей видом транспорта оказалась попутная собачья упряжка, которой управляли две флегматичные старухи-эвенки.
Мариванна была несказанно рада оказии, улеглась на мягкие оленьи шкуры, тулупом укрылась, - «удобно-то как устроили, бабоньки!» - и задремала… Едут, значит, они по снегу не спеша, Мариванна от нечего делать прислушивается к разговору старух:
- Да, жаль, молодая девка была, еще родить могла бы…
- Скажешь тож!… и поделом ей, лентяйке! А он теперь другую себе возьмет - помоложе и поумнее…
- А теперь-то уж что, убил - не подымешь…
- Да… матери-то что скажем?
Гостья заинтересовалась и спрашивает: «Бабоньки, а вы по какому такому делу-то путешествуете?»
А они ей и отвечают: мол, осенью еще у одного эвена жена пропала - вроде как в лес ушла и не вернулась. Искать ее не искали, но недавно случайно мужики в лесу на труп наткнулись. Лежит себе красавица у речки, в небо смотрит, руки раскинула, а во лбу дыра - из обреза в упор. Мужик отпираться и не думал - да, убил, говорит, надоела.
Теперь вот к матери ее везут в соседнюю деревню - хоронить. И Мариванна наша в аккурат на трупе всю дорогу и лежала. В обнимку, практически.
2.
У каждого малыша в интернате был свой большой деревянный ящик для одежды - туда полагалось прятать кухлянку, унты и прочие варежки. Поскольку эти вещицы воздуха не озонировали, хранить их в жилых помещениях ребятам не разрешали.
Непривычные к ммм… европейским, что ли, бытовым запахам, дети чувствовали себя не в своей тарелке: плохо ориентировались в пространстве, жаловались, что «все воняет», не могли заснуть в чистых постелях. Свекровь рассказывает, что учителя часто находили детей по утрам спящими в одежных ящиках - им там было гораздо лучше. И однажды на педсовете было принято решение: для того, чтобы малыши лучше и спокойнее засыпали, раздавать им перед сном варежки. Малыш надевал варежку на нос, вспоминал дом и тосковал немного меньше. Такое средство адаптации…
3.
Свеженазначенный мэр этого поселка - назовем его Кузнецов - был немало удивлен тем обстоятельством, что у населения вверенной территории принято мыться 3 раза в жизни, и решил оптом отмыть весь поселок в бане. Привить, так сказать, первичные гигиенические навыки. Построили баню. Сначала загнали в нее всех мужчин, объяснив предварительно, что надо делать. Вскипятили для них в предбаннике самовар - чтоб после баньки разговеться. Прошел час - из бани никто не вышел. Два часа - аналогично. Через четыре выбили дверь. Картина маслом - в банном пару сидят полностью одетые эвены - даже шапок не сняли - пьют чай и нахваливают нового мэра: «Молодец, Кузнецов! Теплую избу построил!».