Apr 17, 2009 23:34
2.Первые десять лет
Помню первый день пребывания в Израиле. Мы на палубе "Дмитрия Шостаковича", вдалеке медленно приближающиеся огни Хайфы, Бахайский храм, весь в огнях, крик сына : "Мама, посмотри! Пальмы, что росли у нас дома - растут на улице!" Даже голос человека, оформлявшего нам документы, запомнила. Он нам говорил, фотографируя нас : "Улыбайтесь!" Это было так странно и непривычно нам, с нашими "совковыми" понятиями, что можно улыбаться на фото для удостоверения личности. Вспомнилось, как в консульстве, в Кишинёве, консул рассматривал загранпаспорт моего мужа и глядя на его измученную "морду лица" на фото, спрашивал : "Скажите честно, а ваш муж в тюрьме не сидел?" Помню, как на сьёмной квартире у нас висела зачем-то "Политическая карта мира". Мы ей закрывали дефекты в стене.Тогда, в первые дни, я написала стихи:
Уже мимозы отцвели, цветут бананы и гранаты,
Но вспоминаем мы страну, где были счастливы когда-то.
Цвели вишнёвые сады в стране, за четырьмя морями
И мы не ведали беды, не знали, что же будет с нами.
Пронёсся будто чёрный смерчь, перевернув всё кверх ногами,
И мы увязли в этой мгле, ища свой путь во тьме годами.
И мы нашли свою тропу, совсем не там, где мы искали,
Покинув серую страну, в которой долго так страдали.
Другое солнце светит нам, поют другие песни птицы,
Ну, а вишнёвая кипень мне по ночам всё так же снится!
И карта мира на стене висит, затёртая местами
И малой точкой Кишинёв там затерялся за морями.
Прочерчен маркером маршрут через Босфор и Дарданеллы,
Извилист он и очень крут - не потерять в себя бы веры!
Как Моисей, через моря пошли искать свою пустыню,
И сколько нам скитаться в ней - никто не ведает поныне!
Уже десять лет, как мы в Израиле, а прошёл как - будто один год. Буквально через год после приезда в страну врачи поставили маме страшный чернобыльский диагноз. Так и написали, что проживала на территории, пострадавшей от радиоактивных осадков. Наша республика пострадала, были радиоактивные осадки и ветры, но это замалчивалось там, у нас в Союзе. Когда маме сказали диагноз, здесь всё принято говорить в лоб, она плакала. Она говорила мне, что только сейчас поняла, что такое жизнь и что мечта её увидеть взрослыми внуков может не осуществиться. Внукам было 12 и 6 лет. А потом сказала : "Наверное врач понял, что я сильная и поэтому сказал мне правду!" Мы были на обследовании у профессора, он как-раз вернулся из Америки, с конференции врачей по Чернобылю. Он сказал, что там рассказывали ужасные вещи и наше счастье, что мы уехали. Вспомнился вдруг Роберт Гейл и его предсказание, что лет через 10-15 скажутся последствия Чернобыля и люди начнут умирать от рака и в первую очередь, рака щитовидной железы. Я не знаю, почему я запомнила этого американского учёного, но его предсказания стали сбываться в нашей семье. Один диагноз, потом другой, более страшный, операции, химио- и радиотерапии - так начались мамины хождения по кругам ада. Девять лет её и нашей борьбы... Хотя, как мы могли бороться - мы её только поддерживали! Она не жаловалась, не плакала при нас, не хотела, чтобы мы страдали. Лишь однажды сказала : "Вы не знаете и десятой доли того, что я испытываю!" Нам помогали все - врачи, общество раковых больных, государство. Я не знаю, кто оплачивал сиделку, кто оплачивал огромные счета за лекарства. Изредка мы находили в кулёчке с лекарством квитанции, там были цифры 10 тыс. шекелей и внизу приписка - Заплатить- 0.00 . Каждую неделю государство тратило на мою маму сумму, намного превышающую мою месячную зарплату.
Первые 10 лет