Когда я сонная
Когда я сонная, когда сижу и клюю носом, плавая где-то посерединке между явью и сном, в зыбкой уютной дымке, я почему-то часто оказываюсь у тебя под боком…
Обнимаю сзади мягкими сонными руками, прижимаюсь и уютно устраиваюсь щекой у тебя на спине, пока ты сидишь с умным и сосредоточенным видом у компьютера. Ну а где ты ещё можешь сидеть, кроме как не у него? А я рядом, скромненько, на приставленной табуреточке.
В моём воображении, по крайней мере…
В комнате неизменно полумрак и таинственное мерцание монитора, от которого у тебя голубоватое лицо. И я немножко отстраняюсь, смотрю сквозь полудрёму на эту родную физиономию, и ты улыбаешься, становясь мягче и беззащитнее, и я снова прижимаюсь теснее и ёрзаю щекой между твоими лопатками, устраиваясь поудобнее.
И хочется, чтобы эти мгновения тянулись вечностью…
Но дымка рассеивается, сон потихоньку отступает, и мираж ускользает, неизбежно ускользает от меня.
И я грустно и как-то немножко обречённо, но уже без надрыва и отчаяния - улыбаюсь. И продолжаю работать (или делать вид).
Но - улыбаюсь. Потому что осадок от этого уютного полувоспоминания-полувыдумки ещё теплеет пушистым маленьким комочком где-то в районе диафрагмы. Теплеет. А не болит.
Больше уже не болит.
Обнимаю сзади мягкими сонными руками, прижимаюсь и уютно устраиваюсь щекой у тебя на спине, пока ты сидишь с умным и сосредоточенным видом у компьютера. Ну а где ты ещё можешь сидеть, кроме как не у него? А я рядом, скромненько, на приставленной табуреточке.
В моём воображении, по крайней мере…
В комнате неизменно полумрак и таинственное мерцание монитора, от которого у тебя голубоватое лицо. И я немножко отстраняюсь, смотрю сквозь полудрёму на эту родную физиономию, и ты улыбаешься, становясь мягче и беззащитнее, и я снова прижимаюсь теснее и ёрзаю щекой между твоими лопатками, устраиваясь поудобнее.
И хочется, чтобы эти мгновения тянулись вечностью…
Но дымка рассеивается, сон потихоньку отступает, и мираж ускользает, неизбежно ускользает от меня.
И я грустно и как-то немножко обречённо, но уже без надрыва и отчаяния - улыбаюсь. И продолжаю работать (или делать вид).
Но - улыбаюсь. Потому что осадок от этого уютного полувоспоминания-полувыдумки ещё теплеет пушистым маленьким комочком где-то в районе диафрагмы. Теплеет. А не болит.
Больше уже не болит.