Приключения чёрного кота Лапченко, описанные им самим.
25. Ужасная неожиданность
Ночью я поехал на пруд и встал на страже. Когда совсем стемнело, Головастик выпустил карпа в воду и привязал веревку к двум палочкам. Карп был неживой и всплыл, но на улице было темно. Я решил не ждать Ракшу и пойти домой выспаться, чтобы завтра с новыми силами взяться за написание.
Поручив Серенькому следить за Головастиком, я три дня не выходил на пруды. Только когда осталась последняя фраза, которую я положил закончить за три дня, я позволил себе проветриться.
Боже! Как красиво стало вокруг! На берегах поднялась травка, в старых прудах зазеленела осока, аир, камыш, зазвенели птичьи голоса.
Вдруг я услышал страшное "Бу-у! Бу-у-у!" В моём воображении возникли джунгли и череда слонов, которые трубят, подняв вверх свои хоботы. Но здесь не было слонов!
- Водяной бугай появился! - произнёс кто-то из рыбаков. - Мало браконьеров-людей, так еще и бугай!
Из литературы я знал, что бугай - это бык.
Быков я даже видел, только не водяных. Услышав еще раз гудение, я решил удовлетворить своё любопытство и пополз на звук. Мне очень хотелось увидеть быка, который ест не сено и траву, а рыбу.
Какое же было моё удивление, когда вместо бугая я увидел большую длиношеею, желтоватого цвета птицу, которая стояла на одной ноге и, подняв вверх нос, время от времени трубила. Во мня проснулся охотничьий азарт, но птица стояла на мокром...
Неожиданно я увидел, как что-то рыжее метнулось из осоки и, промелькнув в воздухе, упало неподалёку от бугая. Испуганная птица рванулась в небо, но я на него уже насмотрелся. Крайне удивлённый, я наблюдал, как из грязи, раз за разом отрясая лапки, выбирался рыжий котёнок. Что-то было знакомым в его хилой фигуре. Внезапно я вытаращил глаза. Так это же котёнок-стиляга.
- Эдик! - вскликнул я и побежал ему навстречу. (На днях он переименовал себя Эдуардом и требовал, чтобы все его так называли). Через минуту я был уже около него.
- Сбежал, жалкий трус! - кивнул Эдик наверх.- Ну подожди! Я всё-таки поймаю тебя!
Глядя на его безсильное тело, на церсть, которая торчала во всех стороны, на заляпаные грязью животик и липки, я с большим усилием скрыл улыбку и произнёс как можно более добродушно:
- Охотимся?
Но Этик, очевидно, угадал мои настоящие мысли.
- Да, охотимся! - ответил он дерзко. - Не дают есть - буду охотиться! Но не на мышей! Нет! Я поймаю водяного быка и докажу всем, что я способен на большее, чем обычный котёнок! Скоро обо мне заговорит весь мир и его околицы!
Я подумал, что лучше, когда ты не добиваешься славы специально, а она приходит к тебе сама, как следствие твоего самоотверженного труда, преданности делу. Ну пусть...
- А не кажется тебе, - сказал я без тени издевательства, - что у тебя недостаточно физических сил для такой охоты?
- Откуда же будет сила, если тебе не дают еды?! Голодный, вот и не допрыгнул полметра до бугая!
- Кроме еды нужна еще и тренировка мышц, - вёл я дальше. - И почему бы тебе не поохотиться на мышей? Это даёт хорошую закалку для тела.
Котёнок задумчиво почесался:
- Если так ставить вопрос, то, может быть, действительно есть резон половить мышей? - сказал он сам себе.
- Во всякм слчуае, когда ты начнёшь с обыкновенного труда, то у тебя будет больше шансов найти какую-нибудь выдающуюся работу, нежели когда ты бездельничаешь, ожидая, что кто-нибудь предложит тебе высокий пост. Теперь нет фей-волшебниц...
Мне сдалось, что я его переубедил.
Эдик пошёл, а я сидел и, наслаждаясь свежим душистым воздухом, анализировал по привычке свои поступки. Хорошо я тогда сделал, что посоветовал кошке не давать стиляге есть. Как быстро такие типы приходят к правильному пониманию вещей, когда к ним на практике применили формулу "кто не работает - тот и не ест".
Я продолжал сидеть на берегу пруда, посматривая из осоки на разных птиц-браконьеров. Особенно привлекали меня цапли, но они стояли совсем в воде. Конечно, если бы не письмо, я высидел бы сутки и дождался, пока цапля выйдет на сухое, однако долг прежде всего! Тем больше, что охранники, как только замечали цаплю, сразу же стреляли по ней из ружья.
После обеда я еще пописал, а на другой день пошёл на пруды утром, чтобы посмотреть как кормят карпов. В прозарчной воде стаи рыб набрасывались на столик, куда клали смесь из макухи, проросшего зерна, мела. Это были трёх - четырёхлетние карпы, который на следующий год перейдут в число племенных. Меткие и сильные, они мнгновенно кидались от столика, увидев какую-либо опасность, а потом снова подплывали, хватали корм, игрались, мутили воду.
Я смотрел на них, и у меня болело сердце - неужели таких красавцев схватят злодеи?
- Домой!Домой! - вскрикнул я. - Писать!Писать!
Но попутной машины не было. Чтобы не тратить попусту время, я пошёл посмотреть на нерестовые пруды.
Я встал около самой воды и увидел икринки на стеблях лисохвоста. Тут уже не было старых карпов, их сразу же выловили и выпустили в специальный пруд - в племенной, как только закончился нерест. Из искринок через два-три дня вылупятся мальки-карпики, и для них тут приготовили еду - красноватые дафнии шастали туда и сюду в пруду.
Завочал автомобиль, и я поспешил к группе, чтобы ехать домой. Благополучно доехав, я сел писать. Работа продвигалась ъорошо, и до вечера я выполнил двойную норму. Теперь оставалось написать последние два слова "...больших карпов."
В прекрасном настоении я вышел во двор. Сознание того, что я выполнил свой долг, наполняла меня радостью. А когда я смотрел на курей, что бездумно разгребали мусор, заботясь только о своём желудке, на воробьёв, что беззаботно чирикали, на Ничипора, что лениво грелся на солнышке, наконец, на заспанного Головастика - у меня поднималось чувство превосходства над этими созданиями.
"Я помогаю прогрессу, а вы?". Мне на ум пришли слова классика: "И сказки про вас на расскажут, и песни про вас не напишут". Я продекламировал эти строки и сразу спохватился.
- Э! - сказал я себе.- Э, Лапченко, ты что же? Мечтаешь, что про тебя напишут песню? Начинаешь зазнаваться? Да, ты кое-что сделал, но тебе и дано больше от природы, чем другим!
Я направился в контору.
Грей встретил меня на пороге.
- Я собирался идти к вам, - сказал он с присущим ему значимым видом.
- Был бы очень рад принять вас у себя, мистер Грей, - ответил я ему с подчёркнутой вежливостью.
- Есть новости!
- Я случаю вас.
- Письмо.
- Ожидаю подробностей.
- "Тётка приезжает завтра в двенадцать ноль-ноль".
- Что-о-о? - удивился я.- В жвенажцать дня? Вы хотели сказать - в двадцать четыре ноль-ноль?
Серенький посмотрел на меня снисходительно и сказал равнодушным тоном, хоть по-правде едва-едва не танцевам от радости:
- Мне сдаётся, что за Петренко следят, поэтому Ракша назначил свидание на дневное время. Ведь днём, когда по шоссе проходят сотни автомашин, ихней встречи никто не увидит. Головастик стал очень осторожным.
- Ничто его не спасёт!- сказал я. - План "Взпыв" будет осуществлён завтра..
Сы договорились, что завтра утром я закончу письмо, а покажу его Косте после того, как побываем с Серерньким на свидании Ракши с Головастиком. Договорившись о месте и времени встречи, мы решили заглянуть в лабораторию.
Долговязая, увидев нас, сердито зыркнула одним глазом, другим она смотрела в лупу.
Мне хотелось посмотреть, что она там разглядывает, и я применил хитрость. Набравшись смелости, я прыгнул её на руки и начал свою любимую колыбельную песенку в надежде, что долговязую лаборантку, как и каждую женщину, тронет нежность. Так и получлось. Она начала гладить меня, а я тем временем смотрел в лупу.
Через стекло было видно чешую карпа, только в увеличенном виде.
Лаборантка, заметив, что я с большим интересом наблюдаю в лупу, пояснила мне:
- Мы с помощью чешуи определяем возраст крпа. Смотри, на чешуе как бы нарисованы кругленькие полосочки, то широкие, то узкие. Ежегодно на каждой чешуинке появляется две пары таких колей - осень и зимой узенькие, а весной и летом - широкие. Сколько лет тому карпу, чешую которого ты сейчас видишь.
- Три, - ответил я, посчитав кольца. Но поскольку я не выговаривал звук "р", она не поняла меня и сказала:
- Нет, три.
Вдруг я вспомнил, что она принимала подарки от Головастика, что вообще вела себя беспринципно, и я меня просунлась к ней острая ненависть. Я молниеносно спрыгнул с её рук и сел около Серенького.
- Иди, иди на руки, дурашливый! - сказала она нежно и подернула бровями.
- Нет! Нет! Нет! - категорически отказался я и выбежал во двор. Мы немного погуляли с Сереньким, разговаривая о литературе.
Его интересовала психология творчества писателя, и я, который определённое время пробыл в литературных кругах, насколько мог, удовлетворил его интерес.
- А что нужно писателю, чтобы написать хорошее произведение? - спросил он мееня.
- Чтобы написать хорошее произведение, писатель дожен правильно видеть жизнь. А чтобы правильно видеть жизнь, писатель должен много думать.
Серенький вытаращил глаза поражённый глубиною мысли.
- Вы - гениальны! - вскрикнул он.
- Это не мои слова. Так сказал Мопассан. В общем почти всё о теории и психологии творчества сказано до нас. К сожалению, некогда извлечь эти жемчужины человеческой мысли из пустопорожней болтовни литературных подёшщиков. Взять хотя бы высказывания Александра Пушкина. Это же глубина...
Я не закончил, потому что в этот момент уборщина выметала из конторы мусор и без какого-либо повода ударила меня метлой по спине. Обиженный, я прыгнул вон, бросив на хулиганку презрительный взгляд.
- Вы начали про Пушкина, - сказал Серенький, который снова стал самим собой, забыв, что он детектив мистер Грей.
Однако поступок уборщицы напомнил мне, что не все люди хорошие, что есть Головастики и Ракши, что нужно бороться против них.
- Нет, - вздохнул я. - Про Пушкина мы поговорим позже, а сейчас пойду заканчивать план "Взрыв", потому что завтра будет поздно. Более того, уже время обеда.
Мы попрощались, и я пошёл домой.
В сенях я почуял приятный аромат борща, к которому примешивался какой-то чужеродный, некухонный запах. «Нафталин», - вспомнил я и, не придавая появлению этого аромата никакого значения, бросился на кухню, гда в блюдечке уже лежала рыбная требуха и охлаждённая капуста из борща. Утолив голод, я зашёд в столовую и получил кусок мяса.
Когда Кость с женой мошли после обеда на работу, я полез под кровать и...окаменел от неприятной неожиданности. На месте не было валенков. Я бросился под детскую кровать, под буфет, под шифонер, в кухню, в кладовую. Бесполезно. Валенки исчезли, и вместе с ними исчез мой труд, на который я потратил больше времени, энергии и терпения, чем на поимку тысячи мышей.
Опустошённый в душе, я распрострёрся посреди комнаты.
Где искать валенки? Я старался дышать спокойно, чтобы вернуть себе равновесие.
Втянув носом воздух, я снова обратил внимание на запах нафталина и вдруг всё понял.
Конец апреля. Все шерстяные вещи засыпают нафталином, защивают в мешки и прячут до зимы. Валенки - войлочные, войлок - из шерсти.
Я поднялся на ноги и проследил откуда идёт запах нафталина.
У меня упало сердце. Цетром, откуда излучалась эта отвратительная вонь, был деревянный сундук, замкнутый на большой висячий замок. Пока я разговаривал с Сереньким про психологию творчества, Кость с женой спрятали валенки с моей рукописью в сундук. План "Взрыв" погиб. Завтра Головастик договорится с Ракшой, и, может, уже ночью они украдут (пограбують) лучших карпов.
Я сел и спокойно проанализировал силуацию.
Путей, как достать письмо из сундука, я не видел. Только случай мог помочь мне, но надеяться на случай я не имел права.
Меня охватило такое отчаяние, что я не спал целую ночь, но ничего не мог придумать. Один выход - ехать на пруды, проследить за злодеями во время их встречи.
И вот мы с Сереньким подались на «объекты».
Как раз началось вылавливание мальков карпа из нерестовых прудов. Я смотрел, как спускали воду, и когда карпики оставались все в маленькой канавке, их вылавливали сачками из тоненькой материи, которую назвали газом. Карпиков, или еще - сеголетков, считали стаканами. Мне было интересно, какое потомство оставила одна карпиха... Сто тысяч штук! Чудесно!
Серенький дёрнул меня за бок.
- Скоро двадчать часов!
Я нервно бил себя хвостом по рёбрам, часто облизывался, тяжело дышал.
- Успокойтесь, прошу вас, - умолял меня Серенький.
- А чем мы поможем, как мы предотвратим бедствие? - сказал я и поплёлся за Сереньким на место встречи злодеев.
Мы сели в траве и ждали, посматривая на солнце. Когда оно стало на обед, появился Головастик. Он пришёл сюда не от прудов, я прямо с выселка, чтобы работники не увидели, что он выходил на шоссе. Вскоре появился и Ракша, без машины.
- Сегодня ночью, - шепотом произнёс Ракша.
- Давай! - согласился Головастик. - Я думаю, что лучше всего будет в два часа ночи.
- Договорились. Вот тебе то, что ты просил. - И Ракша дал Головастику две бутылки водки.
- Это хорошо! Я уже сказал своим, что у меня сегодня именины... - заржал тот.
Я слушал этот сговор в каком-то оцепенении, но меня вдруг озарила мысль.
- Эврика! - вскликнул я. - Я разоблачу их! Мой план затянет веревку на шее злодеев! Иди, Серенький, домой и не спуская глаз с Головастика, а я... У меня возник план «Молния»...
Я кинулся следом за Ракшей, который направился по шоссе. Когда он садился в свою автомашину, я прыгнул в кухов и поехал с ним.
В дороге, хотя мы и ехали около получаса, я не хотел в пустую тратить время и отдался философским размышлениям.
Зачем человек пьёт водку?
Оказалось, что найти ответ на этот вопрос было очень трудно, потому что я не видел никаких логичных мотивов, которые побуждают употреблять алкоголь.
Выпив водки человек становится глупее. Эта истина настолько очевидна, что не требует доказательств. Однако же человечество в целом и каждый человек в отдельности стремятся стать разумнее! Как разрешить это противоречие?
Кое-кто говорит, что, выпивши, человек становится веселее. Но ведь это же веселье дурака! Кто не видел улыбки пьяного? Он смеётся без всякой причины, как смеются только дураки.
Кто-то говорит, что человек иногда пьёт от горя, чтобы забыть горе. Но это - лазейка для пьяниц, потому что, прежде чем выпить «от горя», человек должен привыкнуть к водке...
Размышляя таким образом, я не мог найти никаких уважительных причин для употребления водки.
26. План "Молния"