jump-in
В среду днём раздался звонок с незнакомого номера, я взяла трубку, и очень приветливая на слух женщина очень быстро стала что-то мне говорить. Я поняла только "здравствуйте фрау Арцис, это *непонятно* (я сдержанно позддоровалась в ответ) - как ваши дела? (я сказала, что спасибо, хорошо. кто это и почему ей интересно, как мои дела? мы знакомы? я должна ей денег?) - вы репетируете Фауста? (да я прямо сейчас на репетиции, она следит за мной?) - а какие у вас планы на пятницу? (тут я поняла, что не понимаю этот вопрос без контекста и робко поинтересовалась, в каком смысле она интересуется) - *неразборчиво* *неразборчиво* ввестись в Тизбе *неразборчиво*?" - "Да, конечно, с удовольствием! А где?" - "Ольдербург" - "Здорово, только мне нужно спросить, отпустят ли меня с репетиции" - "Хорошо, я тоже узнаю *неразборчиво* *неразборчиво* и перезвоню". Разворачиваюсь на 180 градусов и возвращаюсь в репетиционный зал, откуда только что ушла, освободившись пораньше. По дороге гуглю номер, с которого мне только что звонили - ага, это агентство, в котором я прослушивалась прошлой весной, и женщина, с которой я пару раз общалась в переписке. Подхожу к режиссёру и рассказыываю, что мне только что предложили сыграть спектакль в Ольденбурге послезавтра, и сможет ли он меня отпустить на пятницу и половину субботы. Он отправляет меня к помрежу. Помреж, которая вела нашу "Золушку" в том году, щурится и уточняет: "Тизбе? За один день? Ты так в себе уверена?" - я улыбаюсь и говорю, что да, уверена. Мы смотрим план, они меня предварительно отпускают, с условием, что в субботу к вечерней репетиции я буду обратно. Я перезваниваю быстроговорящей женщине и говорю, что вроде как могу. Она говорит, что тоже узнает детали и перезвонит мне, как только будет понятно. То есть, вроде как еще не точно, надо или нет, но в целом хорошо, что я доступна.
Я с лёгким мандражом кладу трубку и неровной поступью иду домой. Надо бы найти клавир. Уверена ли я в себе? В нашей "Золушке" я учила параллельно Тизбе и Анжелину, но в итоге играла Тизбе только один-единственный раз, на премьере 10-ого февраля. Чтобы ввестись в спектакль, нужно по видео выучить всю сценографию, для этого певческая часть должна быть в такой форме, чтобы не задумываясь можно было петь на автомате с любого места и в любом положении, потому что весь ресурс будет направлен на то, чтобы запомнить, куда ходить и что делать. Я пела эту партию один раз, а потом в течение еще полугода только Анжелину, которая в частности поёт во всех тех же ансамблях, только другой голос. Уверена ли я в себе? Ха-ха. Но с другой стороны, я помню, сколько нервов и здоровья у меня ушло на то, чтобы выучить обе партии параллельно. Как я тогда перестала спать, пила успокоительные и ужасно злилась на свой театр, который ради одного раза заставил меня разорваться на части. И единственной мыслью, которая меня тогда приводила в равновесие, было - ну ничего, зато у меня будет сделанная партия, это хорошо для моего резюме, вдруг когда-то пригодится. И вот! Конечно, я уверена в себе. В противном случае, для чего я тогда так мучилась?
Параллельно увидела, что Ольденбург находится в 7 часах езды от Кайзерслаутерна. То есть, чтобы вовремя доехать и не умереть, надо ехать в четверг. А если в четверг я буду 7 часов ехать, а в пятницу спектакль, то когда я буду вспоминать партию? Я решила, что со среды по пятницу три дня, но на самом деле вот у меня сейчас 4 часа до вечерней репетиции и.... всё. Хаха.
Тут мне уже перезвонила женщина-агент и сказала, что да, меня хотят, стала очень быстро и непонятно перечислять условия, тут уже мне пришлось попросить её всё-таки говорить помедленнее, и после того, как я, переспрашивая после каждого слова, всё поняла, мы договорились, что я перезвоню ей, как только узнаю, смогу ли выехать уже в четверг. Она сказала, что тем временем узнает, когда я смогу получить видео и актуальные купюры ольденбургской редакции (где поём, где не поём, где рыбу заворачивали).
Тут я вспомнила небольшую деталь: разрешение режиссёра - это хорошо, но мне вообще-то нужно отпрашиваться у дирекции театра. Звоню в режуправление, объясняю ситуацию. Там мне очень медленно и задумчиво говорят, что им надо подумать и они со мной свяжутся. Ну примерно так: "У меня вот такие дела, и режиссер меня отпускает..." - "А почему вы спрашиваете у него, если должны спрашивать у нас?" - "Да, о великое и могущественное режуправление, я осознаю всю глубину проступка, падаю ниц пред вашей властью и смиренно жду решения". Короче, еще час я сидела как на иголках, потом не выдержала, взяла клавир и пошла в театр выяснять всё лично. Там мне сказали "ах, да... да, Вы можете, пишите заявление на отпуск. Кстати, Тизбе? Не то чтобы у Вас много опыта с этой партией, не правда ли?" Я улыбнулась и сказала, что в этом-то и есть самое интересное - и ушла скорее перезванивать насчёт четверга и наконец-то смотреть ноты.
В течение следующих четырех часов я с переменным успехом сидела за роялем и вспоминала а) как петь высоко, б) как петь колоратуры, в) как петь конкретно это. Точнее, это был первый час, потому что потом я наконец получила купюры. К моему огромному счастью, мне прислали скан клавира - и это был тот же клавир, что и у меня (а не тот, что был в нашей собственной постановке, где с моим не совпадали ни страницы, ни такты, ни иногда текст). Но счастье было не очень долгим, потому что оказалось, что в Ольденбурге поют целиком ансамбли, которые у нас были сокращены, и мне нужно теперь выучить еще и это. И есть речитатив, которого я не пела. А финал первого акта наоборот вдвое короче, и надо не забыть вовремя уйти на коду. "ААААААА" - вот примерно такие мысли были у меня в голове. Потом я попыталась дозвониться до пианиста, с которым учила тогда партию, но не смогла. Потом я стала думать, что я, конечно, молодец, на такое соглашаться, и как я всех подведу и опростоволосюсь посреди штатстеатра. Параллельно сидела и повторяла-повторяла-повторяла свои ноты.
Вечером на репетици Фауста я нашла пианиста и спросила, не встертится ли он со мной на следующий день рано утром, до утренней репетиции. Он согласился.
Ночью мне пришло видео! Я села с клавиром и стала переписывать всё происходящее в ноты, чтобы знать, что когда делать по музыке. Клоринда и Тизбе - две злые сестры Золушки. У них самого пения не так много, но это комические роли, и в этой постановке (как и в нашей) они бегают, падают, дерутся, флиртуют, танцуют, и вообще, почти постоянно на сцене. Вот это всё я записывала, даже не пытаясь запомнить, примерно до двух часов ночи (сам спектакль длится почти три часа, а если еще постоянно ставить на паузу, чтобы записать, то... ну в общем, было уже ясно, что поспать получится в следующий раз уже на выходных). В начале оперы среди всего прочего сестры толкают Золушку, она падает на пол и ударяется головой. В конце оперы во время финальной триумфальной арии я вдруг увидела, что пока Золушка поёт свои знаменитые колратурные пассажи, на полу лежит её "дубль" в той же позе, что и она сама, когда упала в первом акте, и все стоят вокруг него и не обращают на поющую никакого внимания. Так я поняла, что в этой постановке Анжелина УМЕРЛА, причём сразу же в начале оперы. Я подумала - вот это да! А я еще что-то говорила насчёт пылесоса и бензопилы...
В четверг я проснулась, кинула в чемодан свитер, майку и куртку (у нас тут погода скачет от +13 до +26 в течение дня), ланчбокс с огурцами, помидоами и яйцом (а как я буду считать калории два дня?!), клавир с нотами, ноутбук с видео, и пошла. В 9 была в репетитории, в 9:30 пришел пианист, мы с ним чудесно поучили новые раскрытые ансамбли (Боже, храни Россини: мне просто нужно было запомнить, что то, что у нас повторялось 20 раз, надо повторить 40 с отличием в одну маленькую каденцию) и даже отработали речитативы. Потом я бессмысленно и беспощадно провела еще два часа в качестве артиста миманса на репетиции Фауста - и наконец отправилась в путь.
Мне предстояло оказаться в Ольденбурге в полдесятого вечера, с вокзала сразу пойти в театр и там встретиться с помрежем, чтобы в ночи репетировать. Я успела на более ранний поезд, чтобы приехать в полдевятого. Но это Дойчебан, так что после пяти часов и двух пересадок, где всё шло по плану, на третьей пересадке оказалось, что мой последний поезд отменили. И следующий за ним тоже отменили. Так что я застряла на лишний час в Ганновере, пока все-таки не уехала - и оказалась в Ольденбурге тогда же, когда и должна была изначально, только выехав при этом раньше.
В поезде я еще раз посмотрела видео с клавиром. Кое-как запомнила, но, конечно, невозможно поместить в голову, откуда и куда каждый раз ходить, где плясать, а где драться, если ни разу даже не сделал этого физически. Мышечная память - половина успеха. Но я подумала - хорошо, что нас две сестры и что мы почти всегда вместе. Я буду держаться ее, и она меня будет направлять.
И тут я получаю письмо, что меня очень ждут, а еще, кстати, Клоринду тоже будут заменять. Правда, та певица уже немножко репетировала. "Вот это поворот!" - подумала я.
Ближе к ночи я добралась-таки до театра. Помреж повела меня в буфет, открыла ноутбук и стала показывать видео. Я вообще-то хотела пройтись сценически, но подумала, ладно, хотя бы проговорим. Она подтвердила, что я всё поняла правильно насчёт концепции - Анжелина действительно умирает в первой же сцене, и всё остальное - это ее последняя галлюцинация. Мы еще час смотрели видео, параллельно я узнала, что основная Клоринда заболела, а та, что будет завтра, срочно летит из Тель-Авива, чтобы её заменить. Но мы решили не паниковать и расстались до сценической репетиции, где должен был собраться весь состав, чтобы один раз полноценно пройти всю сценографию.
В пятницу утром я пришла в театр. Меня сразу же повели в костюмерный цех. И тут случилось прекрасное чудо - мне подошли все костюмы оригинальной Тизбе! Мало того, что мне было радостно, что наконец-то есть кто-то с похожим типом фигуры, и мне не нужно проходить через унизительную процедуру обмеров и размышлений со стороны портних, как им теперь расширить платье, - чувствовалось, что художник по костюмам знал, что делал, и изначально подбирал то, что будет именно на такой фигуре хорошо сидеть. А не так, как часто бывает, что художник приходит со своими эскизами на плоскую длинную модель, а потом удивлется, что не все оперные певицы ему соответствуют. Короче, платья оказались прекрасны! И туфли. И шляпки. И жёлтое боа. И сапоги моей мечты. Правда, те были чуть-чуть больше, чем нужно, но мне так хотелось в них походить, что я сказала, что возьму их всё равно.
После примерки я пошла на музыкальную репетицию. Я познакомилась с дирижером (итальянец! "ай-ай-ай, надо будет следить за произношением," - подумала я), он был приветлив, улыбался и говорил, что все будет хорошо. Мы замечательно прошли первый акт, а второй не успели, потому что уже пришли все остальные для сценического прогона.
Ну как, все остальные. Клоринды не было. Оказалось, что никто не знает, где она и когда будет. То ли уже приземлилась в Германии, то ли еще нет, то ли она ждёт поезда - никакой информации. Начали без неё.
Собственно, Клоринда для Тизбе - главный сценически партнер. Они во всех сценах вместе и в большинстве случаев взаимодействуют друг с другом. Когда ты вводишься в спектакль с одной репетиции, достаточно важно, чтобы твой главный сценический партнёр тебя вёл. Ну или хотя бы сам знал, что происходит. Ну или же как минимум был на той единственной репетиции, которая дана, чтобы не развалить спектакль. Ну, что я могу сказать? У меня ведь если происходит что-то захватывающее, то по полной программе. Репетируем за день вспомненную роль с воображаемым реквизитом, воображаемыми декорациями и к тому же с воображаемым другом? - Конечно, почему бы нет!
Надо сказать, что все остальные были потрясающе доброжелательными и готовыми помочь. Анжелина, Рамиро, Дандини, Алидоро, а особенно папа Магнифико - все подсказывали, что делать, и когда я робко говорила, что хотела бы повторить какие-то эпизоды, где очень много действий, без проблем соглашались: ну разумеется, для этого же мы и собрались. Магнифико несколько раз объяснял мне мотивацию - ты идешь туда-то, потому что там вот это - и это было очень здорово, потому что бессмысленно запоминать передвижения было сложно.
Мы прошли все сцены с моим участием и расстались до вечера. Появилось ли у меня чувство, что я всё запомнила? Ыыы. Но зато в репетитории был обнаружен розовый пюпитр и открытка с текстом "больше драмы!" Это был прекрасный собирательный образ всего происходящего.
Ах да, а Клоринда так и не приехала.
Потом у меня была фотосъемка. Я, в чем была, без грамма косметики, спрашиваю - а это зачем? Мне сказали - не беспокойся, это будет проекция на стене, как анкета на сайте знакомств. Я спросила, надо ли мне быть в образе. Мне сказали, нет, не надо. Я сказала - ну ладно. Веселый фотограф сделал несколько снимков, я пыталась сделать нормальное лицо, но у меня получался либо оскал, либо выпученные глаза. Мы решили, что сойдёт, и меня отпустили с миром. Фотограф спросил, ждать ли ему вторую певицу, помреж сказала, что не надо, потому что никто не знает, где она. Времени было полтретьего, спектакль в полвосьмого. Улыбаемся и машем.
Тут у меня случилось лирическое отступление. В здании, где меня фотографировали, в это время проходило прослушивание. И я вдруг встретила контр-тенора, с которым пела свою самую первую барочную оперу четыре года назад! Мы с тех пор не виделись, но сразу друг друга узнали, стали радостно обниматься и расспрашивать друг друга, как дела. У него русские родители, и он свободно говорит по-русски и, кажется, был очень рад, что есть, с кем. И каковы шансы: я приехала на один день из Кайзерслаутерна, он приехал на один день из Берлина, и мы совершенно случайно именно в эту минуту встретились в театре в Ольденбурге! Вот такой тесный мир. Мы как раз оба освободились, так что я проводила его до вокзала, что было очень полезно моему со вчерашнего дня сконцентрированному на "Золушке" мозгу в качестве небольшой разгрузки. Сделали ностальгическое селфи для общих знакомых и расстались - он поехал домой, а я пошла к себе в отель.
В отеле я еще раз переписала, теперь уже из клавира на обычную бумагу, весь порядок действий. И пока я закончила, у меня осталось ровно полчаса, чтобы поспать. Этим я и занялась.
В полшестого я была в театре. Мы пошли на сцену, но она была еще не готова. Тогда я пошла на грим. Мастера грима оказались чудесными (это такая особенность профессии? они всегда невероятно милые, во всех театрах!), и я им тоже сразу понравилась, потому что я как всегда с восторгом заверещала: "О! Волосы! Ресницы! Еще волосы! Жёлтый бантик!! Хочу хочу хочу!" - в общем, мы нашли общий язык.
В начале седьмого я все-таки попала на сцену. Во-первых, я увидела зрительный зал. Он прекрасен! Настоящий театр! С балконами и ложами! Красный бархат и позолота! Сам зал небольшой, но красивый и настоящий, каким и должен быть. А не как конференц-холл. Было прияно.
Во-вторых, я попробовала пройтись по сцене в сапогах моей мечты и поняла, что это будет нелегко. Но я подумала, что для намечающегося вечера ничто не будет слишком, и решила выйти в них на увертюре - потом всё равно было переодевание в другой костюм. Кстати, я поняла, что не имею ни малейшего понятия, когда и во что мне надо переодеваться, какие у меня должны быть аксессуары и сколько вообще на это нужно времени. Но волноваться уже не было смысла - куда ты денешься с подводной лодки.
Озираясь по сторонам, я в том числе внезапно увидела на стене результат сегодняшней фотосъёмки. Мы две сестры и реклама службы знакомств. Так я к тому же увидела впервые свою Клоринду.
Около семи я увидела наконец её живьём - она сидела на гриме. Мы поздоровались, познакомились и выразили обоюдное желание каким-то чудом пережить этот спектакль. Её, бедную, выдернули накануне из Тель-Авива, сказали срочно ехать в аэропорт, когда она приехала, оказалось, что билетов нет, в итоге она ждала до раннего утра, и только днем наконец добралась до Ольденбурга. Она репетировала Клоринду неделю до открытия сезона, потому что она должна играть несколько спектаклей позже, но она тоже репетировала не всё, и некоторые моменты учила только по видео. Этот вызов был совершенно не запланирован, но коллега заболела, так что выбора не было. В общем, она была подготовлена несколько лучше, чем я, но для нее это тоже был первый раз в этом спектакле.
До начала мы успели повторить речитативы и пройти ногами по сцене первую картину. Примерно с таким уровнем подготовки, клавиром в кулисе, пересохшим от волнения горлом и блаженной пустотой в голове я зарядилась на увертюру под звуки третьего звонка и стихающего зала.
.........
Дальше сложно что-то членораздельно описывать. В увертюре всё прошло хорошо, в первой сцене справились с ключевым моментом - важно было вовремя толкнуть Золушку, чтобы та упала и ударилась головой, а то бы она не умерла, и что б мы все делали? Ну и дальше завертелось. Мы бегали по сцене, перетягивали друг на друга переодетого в принца Дандини, прятались за одеялом от вставшего не с той ноги Магнифико, вовремя замирали на общий "фриз" и отмирали тоже. Карабкались по лестнице за сценой, чтобы оказываться то на балконе, то внизу в дверях, и я все время только спрашивала у дежуревшей за кулисами помрежа - куда мне теперь? Один раз мы обе пропустили вступление, причем сначала Клоринда своё, потом я своё, - но сделали это так синхронно, как будто так и надо. Один раз я побежала вниз по лестнице и заметила, что никто за мной не идёт, и наверное это был не тот момент. Постояла, подождала. В тех эпизодах, когда нужно было кривляться и танцевать, проблем не было вообще. В антракте Клоринда сказала, что со вторым актом у неё гораздо хуже, потому что его она почти не репетировала, я полезла за своими бумажками, чтобы рассказать ей, что там происходит. Она сказала - о, вот и хорошо, буду ориентироваться по тебе. Так что второй акт мы действительно ориентировались по мне, и как-то в итоге всё это пережили.
Что всё это время делал голос, это тоже отдельная история. От напряжения у меня стала пропадать середина, и это было очень страшно, потому что у меня такого никогда не было на сцене - обычно даже когда я болею, за счет адреналина организм собирается и выдает всё в пристойном виде, не без последствий, конечно, но, по крайней мере, не у всех на виду. А тут, видимо, адреналинового вброса было только-только на то, чтобы покрыть стресс от всего происходящего в целом. В какой-то момент мне пришлось брать таблетку и сосать ее прямо во время действия, чтобы там внутри хоть чуть-чуть всё расслабилось. Я думаю, что мои мучения не были слышны, потому что во второй октаве все было хорошо, а в первой Тизбе в ансамблях все равно никто не слышит. Но ощущение, конечно, было не из приятных.
Еще мы успели на все переодевания, включая момент паники со стороны костюмера, которая, когда я прибежала, сказала: "нет, мы не успеем, оставайся в этом платье!" - а я ей сказала: "нет, мы всё успеем," - и чуть не упала, зацепившись в спешке за подол собственным каблуком. И мы таки успели. Секстет, плавно переходящий в финал, включая речитатив, часть которого в нашей постановки не было. И поседняя сцена, где все в оцепенении стоят над трупом. Блэк. Занавес. Все разбегаются в кулисы, я триумфально врезаюсь ногой в угол ступеньки, кто-то поворачивает меня в другую сторону и шлёт на поклон.
Вот примерно как-то так. Дирижёр пожал руки нам обеим лично на своем поклоне, это было приятно. И обниматься со всеми коллегами и слышать их "спасибо".
Потом мы еще сидели в буфете и выдыхали. Наконец-то познакомились с Клориндой, израильской сопрано. Анжелина, кстати, тоже была израильтянка. У нас вообще вышла прекрасная еврейская семья, включая папу. Мы решили, что это в честь спектакля, идущего в шаббат. Вообще, надо сказать, это самое большое семитское скопление, что у меня было в немецких театрах до сих пор. Мы решили, что наконец-то нашли ту самую еврейскую мафию, про которую все говорят, но никто никогда не видел.
Поспать ночью не получилось. Адреналин не отпускал, хотя усталось была невероятная. Наутро я поняла, что у меня болит всё. Спина, шея, руки, ноги, попа, вообще все мышцы, о существовании которых я узнала за последние недели в спортзале, но которые ни на одной тренировке не уставали так, как за эти три часа в полном напряжении. То есть, я только на следующий день смогла осознать, в каком состоянии находилось моё тело в предыдущий вечер и предшествующие ему полтора дня. И еще ужасно болел синяк на ноге, которой я треснулась в последнюю секунду на сцене - ну, это классика.
У меня был выбор - позавтракать или отнести в театр договор, который я за всей суетой забыла подписать и отдать заранее. И тут я поняла, что всё-таки уже старею, потому что завтрак победил. После чего я пошла на вокзал и семь часов ехала обратно, от чего моя спина была, конечно, в восторге, но что делать. Очень сложно без телепортации.
И вот теперь сижу я в своей постели, среди своего бардака, покинутого в спешке два дня назад, и думаю - что это было, Пух? И было ли вообще? Голова уже не уверена, и только синяк на ноге говорит: было, было...
Я с лёгким мандражом кладу трубку и неровной поступью иду домой. Надо бы найти клавир. Уверена ли я в себе? В нашей "Золушке" я учила параллельно Тизбе и Анжелину, но в итоге играла Тизбе только один-единственный раз, на премьере 10-ого февраля. Чтобы ввестись в спектакль, нужно по видео выучить всю сценографию, для этого певческая часть должна быть в такой форме, чтобы не задумываясь можно было петь на автомате с любого места и в любом положении, потому что весь ресурс будет направлен на то, чтобы запомнить, куда ходить и что делать. Я пела эту партию один раз, а потом в течение еще полугода только Анжелину, которая в частности поёт во всех тех же ансамблях, только другой голос. Уверена ли я в себе? Ха-ха. Но с другой стороны, я помню, сколько нервов и здоровья у меня ушло на то, чтобы выучить обе партии параллельно. Как я тогда перестала спать, пила успокоительные и ужасно злилась на свой театр, который ради одного раза заставил меня разорваться на части. И единственной мыслью, которая меня тогда приводила в равновесие, было - ну ничего, зато у меня будет сделанная партия, это хорошо для моего резюме, вдруг когда-то пригодится. И вот! Конечно, я уверена в себе. В противном случае, для чего я тогда так мучилась?
Параллельно увидела, что Ольденбург находится в 7 часах езды от Кайзерслаутерна. То есть, чтобы вовремя доехать и не умереть, надо ехать в четверг. А если в четверг я буду 7 часов ехать, а в пятницу спектакль, то когда я буду вспоминать партию? Я решила, что со среды по пятницу три дня, но на самом деле вот у меня сейчас 4 часа до вечерней репетиции и.... всё. Хаха.
Тут мне уже перезвонила женщина-агент и сказала, что да, меня хотят, стала очень быстро и непонятно перечислять условия, тут уже мне пришлось попросить её всё-таки говорить помедленнее, и после того, как я, переспрашивая после каждого слова, всё поняла, мы договорились, что я перезвоню ей, как только узнаю, смогу ли выехать уже в четверг. Она сказала, что тем временем узнает, когда я смогу получить видео и актуальные купюры ольденбургской редакции (где поём, где не поём, где рыбу заворачивали).
Тут я вспомнила небольшую деталь: разрешение режиссёра - это хорошо, но мне вообще-то нужно отпрашиваться у дирекции театра. Звоню в режуправление, объясняю ситуацию. Там мне очень медленно и задумчиво говорят, что им надо подумать и они со мной свяжутся. Ну примерно так: "У меня вот такие дела, и режиссер меня отпускает..." - "А почему вы спрашиваете у него, если должны спрашивать у нас?" - "Да, о великое и могущественное режуправление, я осознаю всю глубину проступка, падаю ниц пред вашей властью и смиренно жду решения". Короче, еще час я сидела как на иголках, потом не выдержала, взяла клавир и пошла в театр выяснять всё лично. Там мне сказали "ах, да... да, Вы можете, пишите заявление на отпуск. Кстати, Тизбе? Не то чтобы у Вас много опыта с этой партией, не правда ли?" Я улыбнулась и сказала, что в этом-то и есть самое интересное - и ушла скорее перезванивать насчёт четверга и наконец-то смотреть ноты.
В течение следующих четырех часов я с переменным успехом сидела за роялем и вспоминала а) как петь высоко, б) как петь колоратуры, в) как петь конкретно это. Точнее, это был первый час, потому что потом я наконец получила купюры. К моему огромному счастью, мне прислали скан клавира - и это был тот же клавир, что и у меня (а не тот, что был в нашей собственной постановке, где с моим не совпадали ни страницы, ни такты, ни иногда текст). Но счастье было не очень долгим, потому что оказалось, что в Ольденбурге поют целиком ансамбли, которые у нас были сокращены, и мне нужно теперь выучить еще и это. И есть речитатив, которого я не пела. А финал первого акта наоборот вдвое короче, и надо не забыть вовремя уйти на коду. "ААААААА" - вот примерно такие мысли были у меня в голове. Потом я попыталась дозвониться до пианиста, с которым учила тогда партию, но не смогла. Потом я стала думать, что я, конечно, молодец, на такое соглашаться, и как я всех подведу и опростоволосюсь посреди штатстеатра. Параллельно сидела и повторяла-повторяла-повторяла свои ноты.
Вечером на репетици Фауста я нашла пианиста и спросила, не встертится ли он со мной на следующий день рано утром, до утренней репетиции. Он согласился.
Ночью мне пришло видео! Я села с клавиром и стала переписывать всё происходящее в ноты, чтобы знать, что когда делать по музыке. Клоринда и Тизбе - две злые сестры Золушки. У них самого пения не так много, но это комические роли, и в этой постановке (как и в нашей) они бегают, падают, дерутся, флиртуют, танцуют, и вообще, почти постоянно на сцене. Вот это всё я записывала, даже не пытаясь запомнить, примерно до двух часов ночи (сам спектакль длится почти три часа, а если еще постоянно ставить на паузу, чтобы записать, то... ну в общем, было уже ясно, что поспать получится в следующий раз уже на выходных). В начале оперы среди всего прочего сестры толкают Золушку, она падает на пол и ударяется головой. В конце оперы во время финальной триумфальной арии я вдруг увидела, что пока Золушка поёт свои знаменитые колратурные пассажи, на полу лежит её "дубль" в той же позе, что и она сама, когда упала в первом акте, и все стоят вокруг него и не обращают на поющую никакого внимания. Так я поняла, что в этой постановке Анжелина УМЕРЛА, причём сразу же в начале оперы. Я подумала - вот это да! А я еще что-то говорила насчёт пылесоса и бензопилы...
В четверг я проснулась, кинула в чемодан свитер, майку и куртку (у нас тут погода скачет от +13 до +26 в течение дня), ланчбокс с огурцами, помидоами и яйцом (а как я буду считать калории два дня?!), клавир с нотами, ноутбук с видео, и пошла. В 9 была в репетитории, в 9:30 пришел пианист, мы с ним чудесно поучили новые раскрытые ансамбли (Боже, храни Россини: мне просто нужно было запомнить, что то, что у нас повторялось 20 раз, надо повторить 40 с отличием в одну маленькую каденцию) и даже отработали речитативы. Потом я бессмысленно и беспощадно провела еще два часа в качестве артиста миманса на репетиции Фауста - и наконец отправилась в путь.
Мне предстояло оказаться в Ольденбурге в полдесятого вечера, с вокзала сразу пойти в театр и там встретиться с помрежем, чтобы в ночи репетировать. Я успела на более ранний поезд, чтобы приехать в полдевятого. Но это Дойчебан, так что после пяти часов и двух пересадок, где всё шло по плану, на третьей пересадке оказалось, что мой последний поезд отменили. И следующий за ним тоже отменили. Так что я застряла на лишний час в Ганновере, пока все-таки не уехала - и оказалась в Ольденбурге тогда же, когда и должна была изначально, только выехав при этом раньше.
В поезде я еще раз посмотрела видео с клавиром. Кое-как запомнила, но, конечно, невозможно поместить в голову, откуда и куда каждый раз ходить, где плясать, а где драться, если ни разу даже не сделал этого физически. Мышечная память - половина успеха. Но я подумала - хорошо, что нас две сестры и что мы почти всегда вместе. Я буду держаться ее, и она меня будет направлять.
И тут я получаю письмо, что меня очень ждут, а еще, кстати, Клоринду тоже будут заменять. Правда, та певица уже немножко репетировала. "Вот это поворот!" - подумала я.
Ближе к ночи я добралась-таки до театра. Помреж повела меня в буфет, открыла ноутбук и стала показывать видео. Я вообще-то хотела пройтись сценически, но подумала, ладно, хотя бы проговорим. Она подтвердила, что я всё поняла правильно насчёт концепции - Анжелина действительно умирает в первой же сцене, и всё остальное - это ее последняя галлюцинация. Мы еще час смотрели видео, параллельно я узнала, что основная Клоринда заболела, а та, что будет завтра, срочно летит из Тель-Авива, чтобы её заменить. Но мы решили не паниковать и расстались до сценической репетиции, где должен был собраться весь состав, чтобы один раз полноценно пройти всю сценографию.
В пятницу утром я пришла в театр. Меня сразу же повели в костюмерный цех. И тут случилось прекрасное чудо - мне подошли все костюмы оригинальной Тизбе! Мало того, что мне было радостно, что наконец-то есть кто-то с похожим типом фигуры, и мне не нужно проходить через унизительную процедуру обмеров и размышлений со стороны портних, как им теперь расширить платье, - чувствовалось, что художник по костюмам знал, что делал, и изначально подбирал то, что будет именно на такой фигуре хорошо сидеть. А не так, как часто бывает, что художник приходит со своими эскизами на плоскую длинную модель, а потом удивлется, что не все оперные певицы ему соответствуют. Короче, платья оказались прекрасны! И туфли. И шляпки. И жёлтое боа. И сапоги моей мечты. Правда, те были чуть-чуть больше, чем нужно, но мне так хотелось в них походить, что я сказала, что возьму их всё равно.
После примерки я пошла на музыкальную репетицию. Я познакомилась с дирижером (итальянец! "ай-ай-ай, надо будет следить за произношением," - подумала я), он был приветлив, улыбался и говорил, что все будет хорошо. Мы замечательно прошли первый акт, а второй не успели, потому что уже пришли все остальные для сценического прогона.
Ну как, все остальные. Клоринды не было. Оказалось, что никто не знает, где она и когда будет. То ли уже приземлилась в Германии, то ли еще нет, то ли она ждёт поезда - никакой информации. Начали без неё.
Собственно, Клоринда для Тизбе - главный сценически партнер. Они во всех сценах вместе и в большинстве случаев взаимодействуют друг с другом. Когда ты вводишься в спектакль с одной репетиции, достаточно важно, чтобы твой главный сценический партнёр тебя вёл. Ну или хотя бы сам знал, что происходит. Ну или же как минимум был на той единственной репетиции, которая дана, чтобы не развалить спектакль. Ну, что я могу сказать? У меня ведь если происходит что-то захватывающее, то по полной программе. Репетируем за день вспомненную роль с воображаемым реквизитом, воображаемыми декорациями и к тому же с воображаемым другом? - Конечно, почему бы нет!
Надо сказать, что все остальные были потрясающе доброжелательными и готовыми помочь. Анжелина, Рамиро, Дандини, Алидоро, а особенно папа Магнифико - все подсказывали, что делать, и когда я робко говорила, что хотела бы повторить какие-то эпизоды, где очень много действий, без проблем соглашались: ну разумеется, для этого же мы и собрались. Магнифико несколько раз объяснял мне мотивацию - ты идешь туда-то, потому что там вот это - и это было очень здорово, потому что бессмысленно запоминать передвижения было сложно.
Мы прошли все сцены с моим участием и расстались до вечера. Появилось ли у меня чувство, что я всё запомнила? Ыыы. Но зато в репетитории был обнаружен розовый пюпитр и открытка с текстом "больше драмы!" Это был прекрасный собирательный образ всего происходящего.
Ах да, а Клоринда так и не приехала.
Потом у меня была фотосъемка. Я, в чем была, без грамма косметики, спрашиваю - а это зачем? Мне сказали - не беспокойся, это будет проекция на стене, как анкета на сайте знакомств. Я спросила, надо ли мне быть в образе. Мне сказали, нет, не надо. Я сказала - ну ладно. Веселый фотограф сделал несколько снимков, я пыталась сделать нормальное лицо, но у меня получался либо оскал, либо выпученные глаза. Мы решили, что сойдёт, и меня отпустили с миром. Фотограф спросил, ждать ли ему вторую певицу, помреж сказала, что не надо, потому что никто не знает, где она. Времени было полтретьего, спектакль в полвосьмого. Улыбаемся и машем.
Тут у меня случилось лирическое отступление. В здании, где меня фотографировали, в это время проходило прослушивание. И я вдруг встретила контр-тенора, с которым пела свою самую первую барочную оперу четыре года назад! Мы с тех пор не виделись, но сразу друг друга узнали, стали радостно обниматься и расспрашивать друг друга, как дела. У него русские родители, и он свободно говорит по-русски и, кажется, был очень рад, что есть, с кем. И каковы шансы: я приехала на один день из Кайзерслаутерна, он приехал на один день из Берлина, и мы совершенно случайно именно в эту минуту встретились в театре в Ольденбурге! Вот такой тесный мир. Мы как раз оба освободились, так что я проводила его до вокзала, что было очень полезно моему со вчерашнего дня сконцентрированному на "Золушке" мозгу в качестве небольшой разгрузки. Сделали ностальгическое селфи для общих знакомых и расстались - он поехал домой, а я пошла к себе в отель.
В отеле я еще раз переписала, теперь уже из клавира на обычную бумагу, весь порядок действий. И пока я закончила, у меня осталось ровно полчаса, чтобы поспать. Этим я и занялась.
В полшестого я была в театре. Мы пошли на сцену, но она была еще не готова. Тогда я пошла на грим. Мастера грима оказались чудесными (это такая особенность профессии? они всегда невероятно милые, во всех театрах!), и я им тоже сразу понравилась, потому что я как всегда с восторгом заверещала: "О! Волосы! Ресницы! Еще волосы! Жёлтый бантик!! Хочу хочу хочу!" - в общем, мы нашли общий язык.
В начале седьмого я все-таки попала на сцену. Во-первых, я увидела зрительный зал. Он прекрасен! Настоящий театр! С балконами и ложами! Красный бархат и позолота! Сам зал небольшой, но красивый и настоящий, каким и должен быть. А не как конференц-холл. Было прияно.
Во-вторых, я попробовала пройтись по сцене в сапогах моей мечты и поняла, что это будет нелегко. Но я подумала, что для намечающегося вечера ничто не будет слишком, и решила выйти в них на увертюре - потом всё равно было переодевание в другой костюм. Кстати, я поняла, что не имею ни малейшего понятия, когда и во что мне надо переодеваться, какие у меня должны быть аксессуары и сколько вообще на это нужно времени. Но волноваться уже не было смысла - куда ты денешься с подводной лодки.
Озираясь по сторонам, я в том числе внезапно увидела на стене результат сегодняшней фотосъёмки. Мы две сестры и реклама службы знакомств. Так я к тому же увидела впервые свою Клоринду.
Около семи я увидела наконец её живьём - она сидела на гриме. Мы поздоровались, познакомились и выразили обоюдное желание каким-то чудом пережить этот спектакль. Её, бедную, выдернули накануне из Тель-Авива, сказали срочно ехать в аэропорт, когда она приехала, оказалось, что билетов нет, в итоге она ждала до раннего утра, и только днем наконец добралась до Ольденбурга. Она репетировала Клоринду неделю до открытия сезона, потому что она должна играть несколько спектаклей позже, но она тоже репетировала не всё, и некоторые моменты учила только по видео. Этот вызов был совершенно не запланирован, но коллега заболела, так что выбора не было. В общем, она была подготовлена несколько лучше, чем я, но для нее это тоже был первый раз в этом спектакле.
До начала мы успели повторить речитативы и пройти ногами по сцене первую картину. Примерно с таким уровнем подготовки, клавиром в кулисе, пересохшим от волнения горлом и блаженной пустотой в голове я зарядилась на увертюру под звуки третьего звонка и стихающего зала.
.........
Дальше сложно что-то членораздельно описывать. В увертюре всё прошло хорошо, в первой сцене справились с ключевым моментом - важно было вовремя толкнуть Золушку, чтобы та упала и ударилась головой, а то бы она не умерла, и что б мы все делали? Ну и дальше завертелось. Мы бегали по сцене, перетягивали друг на друга переодетого в принца Дандини, прятались за одеялом от вставшего не с той ноги Магнифико, вовремя замирали на общий "фриз" и отмирали тоже. Карабкались по лестнице за сценой, чтобы оказываться то на балконе, то внизу в дверях, и я все время только спрашивала у дежуревшей за кулисами помрежа - куда мне теперь? Один раз мы обе пропустили вступление, причем сначала Клоринда своё, потом я своё, - но сделали это так синхронно, как будто так и надо. Один раз я побежала вниз по лестнице и заметила, что никто за мной не идёт, и наверное это был не тот момент. Постояла, подождала. В тех эпизодах, когда нужно было кривляться и танцевать, проблем не было вообще. В антракте Клоринда сказала, что со вторым актом у неё гораздо хуже, потому что его она почти не репетировала, я полезла за своими бумажками, чтобы рассказать ей, что там происходит. Она сказала - о, вот и хорошо, буду ориентироваться по тебе. Так что второй акт мы действительно ориентировались по мне, и как-то в итоге всё это пережили.
Что всё это время делал голос, это тоже отдельная история. От напряжения у меня стала пропадать середина, и это было очень страшно, потому что у меня такого никогда не было на сцене - обычно даже когда я болею, за счет адреналина организм собирается и выдает всё в пристойном виде, не без последствий, конечно, но, по крайней мере, не у всех на виду. А тут, видимо, адреналинового вброса было только-только на то, чтобы покрыть стресс от всего происходящего в целом. В какой-то момент мне пришлось брать таблетку и сосать ее прямо во время действия, чтобы там внутри хоть чуть-чуть всё расслабилось. Я думаю, что мои мучения не были слышны, потому что во второй октаве все было хорошо, а в первой Тизбе в ансамблях все равно никто не слышит. Но ощущение, конечно, было не из приятных.
Еще мы успели на все переодевания, включая момент паники со стороны костюмера, которая, когда я прибежала, сказала: "нет, мы не успеем, оставайся в этом платье!" - а я ей сказала: "нет, мы всё успеем," - и чуть не упала, зацепившись в спешке за подол собственным каблуком. И мы таки успели. Секстет, плавно переходящий в финал, включая речитатив, часть которого в нашей постановки не было. И поседняя сцена, где все в оцепенении стоят над трупом. Блэк. Занавес. Все разбегаются в кулисы, я триумфально врезаюсь ногой в угол ступеньки, кто-то поворачивает меня в другую сторону и шлёт на поклон.
Вот примерно как-то так. Дирижёр пожал руки нам обеим лично на своем поклоне, это было приятно. И обниматься со всеми коллегами и слышать их "спасибо".
Потом мы еще сидели в буфете и выдыхали. Наконец-то познакомились с Клориндой, израильской сопрано. Анжелина, кстати, тоже была израильтянка. У нас вообще вышла прекрасная еврейская семья, включая папу. Мы решили, что это в честь спектакля, идущего в шаббат. Вообще, надо сказать, это самое большое семитское скопление, что у меня было в немецких театрах до сих пор. Мы решили, что наконец-то нашли ту самую еврейскую мафию, про которую все говорят, но никто никогда не видел.
Поспать ночью не получилось. Адреналин не отпускал, хотя усталось была невероятная. Наутро я поняла, что у меня болит всё. Спина, шея, руки, ноги, попа, вообще все мышцы, о существовании которых я узнала за последние недели в спортзале, но которые ни на одной тренировке не уставали так, как за эти три часа в полном напряжении. То есть, я только на следующий день смогла осознать, в каком состоянии находилось моё тело в предыдущий вечер и предшествующие ему полтора дня. И еще ужасно болел синяк на ноге, которой я треснулась в последнюю секунду на сцене - ну, это классика.
У меня был выбор - позавтракать или отнести в театр договор, который я за всей суетой забыла подписать и отдать заранее. И тут я поняла, что всё-таки уже старею, потому что завтрак победил. После чего я пошла на вокзал и семь часов ехала обратно, от чего моя спина была, конечно, в восторге, но что делать. Очень сложно без телепортации.
И вот теперь сижу я в своей постели, среди своего бардака, покинутого в спешке два дня назад, и думаю - что это было, Пух? И было ли вообще? Голова уже не уверена, и только синяк на ноге говорит: было, было...