Лампа Алладдина
Лампа Аладдина
جناح يعرف جميع ل طابعها سخيفة وغير موثوق بها .
مهما كانت صعبة وكان موقفكم من المتأنق ، لا تستسلم ل إغراء لإصلاح ذلك مع الجني . ل في الحالة الأخيرة ، يبدو أنك جديرة حقا من الحسد حتى الحياة كما متسول القذرة ، يفتشون في القمامة في ضواحي المدينة، التي تحولت منذ فترة طويلة بعيدا عن الله ! أنا تهمة لكم ، رجل ، سواء كنت في صغره ، الذين لم أهان الحلاقة للحلاقة ، أو رجل النبيل ، الذي اتخذه ديوان عالية، و الذين حتى اضطر إلى تنحني لصاحب الثاني من أحذية الزمن الخليفة ، لكن لحيته ل تلتصق ببعضها البعض والحلاوة الطحينية نباط الخدين الخوخ حساسة - استحضار كنت ، في اسم البشكير النبي ، من الذي قال انه قطع الأكمام - لا تعبث مع الجني أبدا التخمين له لا، لا رغبات الثلاث.
لا عوانس مع الوركين الجميلة ليست التخمين الذي مثل القوس ، والرموش ، مثل السهام ، و البشرة البيضاء والعطاء الحاجبين ، مثل الردف جديدة ، وأنها جاءت إلى المكالمة الأولى ، وترك في أقرب وقت بالملل ، ولا البخور الثمينة ، لا كيس من السماد ل أحد أفراد أسرته الرمان ، ولا سلطان على الكون ، أي قوة على حماره ، ولا حتى سلطة على زوجته ! لا تسأل أي أطباق متطورة أو الخبز الجاف ، ولا الشباب الأبدي ، أو حتى يوم واحد عندما كان هناك حكاية سيئة لاقول لكم في الجمعية العظيمة ، لا يرغبون في العودة !
وحتى الامتناع العاطفة أنبل ، إذا كان هناك واحد: مرصع بالياقوت و السيف الفيروز ، والقلب حتى الحلو من محارب - لا تسأل ولا تسأل الجني لعن في ، لأنه خدع بقسوة اليك ، وسوف يغادر مع كسر في القلب !
ويبارك الله كل طريقك الحمار ليس الجشع
Из трактата «Блаженные сокровища смиренномудрого» Абдоллаха Джиз аль Бахори и Дауд ибн Мукрейми уль Саррах.
(Очень примерный перевод очень неопытного переводчика:
Джинны всем известны своим вздорным и ненадежным характером.
Каким бы тяжелым ни было твое положение, о чувак, не поддавайся соблазну исправить его при помощи джинна. Ибо в последнем случае воистину покажется тебе достойной зависти даже участь грязного нищего, роющегося в отбросах на окраине города, от которого давно отвернулся Аллах! Заклинаю тебя, чувак, являешься ли ты юнцом, чьих нежных персиковых щек еще не оскорбляла бритва брадобрея, или же благородным мужем, принятым в Высоком Диване, коему (не Дивану, а мужу) вынужден кланяться даже Второй Держатель Левой Туфли Калифа, да слипнется навсегда его борода от халвы и навата - заклинаю тебя, во имя Халата Пророка, от которого отрезал он (Пророк) рукав - не связывайся ты с джинном никогда и не загадывай ему ни одно, ни три желания.
Ни прекраснобедрых дев не загадывай, чьи брови как лук, ресницы как стрелы, а кожа бела и нежна, словно свежий курдюк, чтобы приходили они по первому зову, а уходили, как только наскучат; ни драгоценных благовоний, ни мешка навоза для любимого гранатового дерева; ни власти над Вселенной, ни власти над своим ослом, ни даже власти над своей женой! Не проси ни яств утонченных, ни засохшей лепешки; ни вечной молодости, ни даже единый день, когда случилось тебе рассказать неудачный анекдот в большом собрании, вернуть не желай!
И даже благороднейшую страсть удержи, коли есть она: усыпанного рубинами и бирюзой меча, так милого сердцу воина - не проси и не требуй у проклятого джинна, ибо жестоко обманет он тебя и оставит с сокрушенным сердцем!
И да благословит всемерно Аллах твою неалчную ж……….)
Примеч. переводчика: манускрипт обгорел и все остальное прочесть невозможно.
Мы полагаем, смиренномудрый Абдоллах Джиз аль Бахори и Дауд ибн Мукрейми уль Саррах имел в виду «твою неалчную жизнь».
Я раб, крутится в голове у Женьки, пока она, согнувшись, стирает вручную гору белья в эпоху, когда приличные люди даже яйца режут специальными машинками.
Я раб своих кошек, думает Женька, наступив ногой в кошачье дерьмо на коврике и разражаясь проклятиями.
Отмывая кошачий лоток: я должна убирать за ними, даже если я больна.
Я должна таскать им в зубах китикэт и рыбку, ибо сами они не могут позаботиться о себе, а выгнать я их не могу. Я должна их кормить, даже если мне самой нечего есть.
Я раб этого пыльного, унылого города, из которого я не могу уехать, думает Женька.
Она моет окно до скрипа и очень старается не смотреть во двор. И не слушать.
Во дворе ссорятся парень и девушка.
«Только подойди ко мне еще раз, гандон!» - визжит девушка со слезами в голосе.
«Да я же люблю только тебя, сука!» - орет в ответ ей парень.
Должно быть, это любовь, - мрачно думает Женька, оценивая чистоту окна, - они каждую неделю ссорятся - и каждый раз одинаково.
Я раб любого мужчины, в которого меня угораздит влюбиться, думает Женька, отдраивая жирную посуду до блеска.
Я раб начальника на любой работе, на которую меня угораздит устроиться, вздыхает Женька, открывая таблицу в Эксель.
Я раб папо-мамов и прочих родственников, которые желают мне добра и больше похожи на роботов или зомби, но уж никак не на живых и мыслящих людей. Они будут вторгаться в мое пространство, в мой дом, в мои чувства и навязывать свое унылое гавно - до гробовой доски. Я всю жизнь борюсь, но все чаще с ужасом ловлю себя на их поступках, их словечках, их реакциях. Они меня переваривают, думает Женька. Скоро я тоже стану серой однородной массой.
Мои родные воистину бессмертны, ибо, когда они умрут, их унылое гавно будет жить во мне. Я передам его моим детям.
Я раб любого человека, который может меня отвергнуть, возжелать, осудить, похвалить, заставить чувствовать вину, взбесить или разжалобить, думает Женька, выбивая ковер.
Пыль летит в нос, в глаза, забивается в волосы…Женька кашляет и вытирает слезы. А ведь где-то есть пылесосы...
Я раб своих страхов
Я раб своих желаний
Я раб своей ненависти
Я раб своей жалости к себе
Я ничего не могу изменить
Я раб.
Меня может спасти только чудо, думает Женька, пытаясь смыть усталость и пыль под душем. Пыль смывается, усталость - нет.
Золотая рыбка, чародей с волшебной палочкой (в принцев Женька уже не верит), сказочная фея... И кто там еще исполняет желания?
Тут Женька приходит в голову одна мысль. Она заворачивает кран, вылезает из ванны, быстро вытирается, хватает трусики, лифчик, джинсы. Находит чистую футболку.
Хорошо, что лето. Поспешно одевается, открывает шкаф, выгребает все деньги из заначки под стопкой постельного белья, сует их в сумочку, бросает туда же ключи и выбегает из квартиры.
Зачем-то (машинально) дергает дверь, проверяя, захлопнулся ли замок.
Выбегает на улицу.
Ловит такси, чего обычно не делает, садится в первое же попавшееся, не торгуясь - и называет адрес.
Такси останавливается перед магазинчиком «Антиквариат». Женька сует деньги водителю и выскакивает, как ошпаренная. Водитель удивленно смотрит ей вслед - так спешат в больницу или в аэропорт, но уж никак не в магазинчик побрякушек. Впрочем, уже поздно, наверно, подарок торопится купить, пока не закрыто.
В магазинчике стильный полумрак. Большинство вещей - дешевки, но попадаются и настоящие редкости. Женька невнятно здоровается и целеустремленно направляется в дальний угол, туда, где она недавно видела одну прелестную вещицу.
Купили? Не купили! Уф. Хорошо. Женька отодвигает какую-то шкатулку из слоновой кости и берет в руки нечто, напоминающее медный заварочный чайничек.
Но это не чайничек, Женька знает. Это старинный светильник. В него раньше наливали масло и зажигали.
Если уж я не могу не быть рабом, вот быть бы рабом не всего сразу, а чего-то или кого-то одного!
Воровато оглянувшись, Женька ныряет в светильник и неслышно захлопывает за собой маленькую резную крышечку.
В светильнике уютно: темно и тихо.
Стенки лампы изнутри немного липкие, пахнет много и обильно: прогорклым розовым маслом, зеленой медью, Женька неизвестно откуда точно знает, что пряное и тяжеловатое облако, окутавшее ее, это смесь серой амбры, драгоценного нарда, мускуса и индийского сандала. Самую чуточку попахивает плесенью.
С непривычки начинает немного кружится голова, но впереди тысячелетия, можно и привыкнуть.
Женька усаживается поудобнее: опирается спиной о внутреннюю стенку светильника, вытягивает ноги и скрещивает руки на груди.
Ждать придется недолго. Или долго. Женька все равно.
Здесь темно, тихо, сюда никто не ворвется.
Здесь можно, наконец, посидеть в одиночестве.
Но ведь когда-нибудь кто-нибудь эту лампу потрёт?
Ну, что ж…..
Я раб лампы. Желай, мой повелитель! Проси! Требуй!
Всего, что только пожелает твоя душа!
Женька улыбается в темноте.
Она не видит себя, но знает:
улыбка у нее очень, очень жестокая.
جناح يعرف جميع ل طابعها سخيفة وغير موثوق بها .
مهما كانت صعبة وكان موقفكم من المتأنق ، لا تستسلم ل إغراء لإصلاح ذلك مع الجني . ل في الحالة الأخيرة ، يبدو أنك جديرة حقا من الحسد حتى الحياة كما متسول القذرة ، يفتشون في القمامة في ضواحي المدينة، التي تحولت منذ فترة طويلة بعيدا عن الله ! أنا تهمة لكم ، رجل ، سواء كنت في صغره ، الذين لم أهان الحلاقة للحلاقة ، أو رجل النبيل ، الذي اتخذه ديوان عالية، و الذين حتى اضطر إلى تنحني لصاحب الثاني من أحذية الزمن الخليفة ، لكن لحيته ل تلتصق ببعضها البعض والحلاوة الطحينية نباط الخدين الخوخ حساسة - استحضار كنت ، في اسم البشكير النبي ، من الذي قال انه قطع الأكمام - لا تعبث مع الجني أبدا التخمين له لا، لا رغبات الثلاث.
لا عوانس مع الوركين الجميلة ليست التخمين الذي مثل القوس ، والرموش ، مثل السهام ، و البشرة البيضاء والعطاء الحاجبين ، مثل الردف جديدة ، وأنها جاءت إلى المكالمة الأولى ، وترك في أقرب وقت بالملل ، ولا البخور الثمينة ، لا كيس من السماد ل أحد أفراد أسرته الرمان ، ولا سلطان على الكون ، أي قوة على حماره ، ولا حتى سلطة على زوجته ! لا تسأل أي أطباق متطورة أو الخبز الجاف ، ولا الشباب الأبدي ، أو حتى يوم واحد عندما كان هناك حكاية سيئة لاقول لكم في الجمعية العظيمة ، لا يرغبون في العودة !
وحتى الامتناع العاطفة أنبل ، إذا كان هناك واحد: مرصع بالياقوت و السيف الفيروز ، والقلب حتى الحلو من محارب - لا تسأل ولا تسأل الجني لعن في ، لأنه خدع بقسوة اليك ، وسوف يغادر مع كسر في القلب !
ويبارك الله كل طريقك الحمار ليس الجشع
Из трактата «Блаженные сокровища смиренномудрого» Абдоллаха Джиз аль Бахори и Дауд ибн Мукрейми уль Саррах.
(Очень примерный перевод очень неопытного переводчика:
Джинны всем известны своим вздорным и ненадежным характером.
Каким бы тяжелым ни было твое положение, о чувак, не поддавайся соблазну исправить его при помощи джинна. Ибо в последнем случае воистину покажется тебе достойной зависти даже участь грязного нищего, роющегося в отбросах на окраине города, от которого давно отвернулся Аллах! Заклинаю тебя, чувак, являешься ли ты юнцом, чьих нежных персиковых щек еще не оскорбляла бритва брадобрея, или же благородным мужем, принятым в Высоком Диване, коему (не Дивану, а мужу) вынужден кланяться даже Второй Держатель Левой Туфли Калифа, да слипнется навсегда его борода от халвы и навата - заклинаю тебя, во имя Халата Пророка, от которого отрезал он (Пророк) рукав - не связывайся ты с джинном никогда и не загадывай ему ни одно, ни три желания.
Ни прекраснобедрых дев не загадывай, чьи брови как лук, ресницы как стрелы, а кожа бела и нежна, словно свежий курдюк, чтобы приходили они по первому зову, а уходили, как только наскучат; ни драгоценных благовоний, ни мешка навоза для любимого гранатового дерева; ни власти над Вселенной, ни власти над своим ослом, ни даже власти над своей женой! Не проси ни яств утонченных, ни засохшей лепешки; ни вечной молодости, ни даже единый день, когда случилось тебе рассказать неудачный анекдот в большом собрании, вернуть не желай!
И даже благороднейшую страсть удержи, коли есть она: усыпанного рубинами и бирюзой меча, так милого сердцу воина - не проси и не требуй у проклятого джинна, ибо жестоко обманет он тебя и оставит с сокрушенным сердцем!
И да благословит всемерно Аллах твою неалчную ж……….)
Примеч. переводчика: манускрипт обгорел и все остальное прочесть невозможно.
Мы полагаем, смиренномудрый Абдоллах Джиз аль Бахори и Дауд ибн Мукрейми уль Саррах имел в виду «твою неалчную жизнь».
Я раб, крутится в голове у Женьки, пока она, согнувшись, стирает вручную гору белья в эпоху, когда приличные люди даже яйца режут специальными машинками.
Я раб своих кошек, думает Женька, наступив ногой в кошачье дерьмо на коврике и разражаясь проклятиями.
Отмывая кошачий лоток: я должна убирать за ними, даже если я больна.
Я должна таскать им в зубах китикэт и рыбку, ибо сами они не могут позаботиться о себе, а выгнать я их не могу. Я должна их кормить, даже если мне самой нечего есть.
Я раб этого пыльного, унылого города, из которого я не могу уехать, думает Женька.
Она моет окно до скрипа и очень старается не смотреть во двор. И не слушать.
Во дворе ссорятся парень и девушка.
«Только подойди ко мне еще раз, гандон!» - визжит девушка со слезами в голосе.
«Да я же люблю только тебя, сука!» - орет в ответ ей парень.
Должно быть, это любовь, - мрачно думает Женька, оценивая чистоту окна, - они каждую неделю ссорятся - и каждый раз одинаково.
Я раб любого мужчины, в которого меня угораздит влюбиться, думает Женька, отдраивая жирную посуду до блеска.
Я раб начальника на любой работе, на которую меня угораздит устроиться, вздыхает Женька, открывая таблицу в Эксель.
Я раб папо-мамов и прочих родственников, которые желают мне добра и больше похожи на роботов или зомби, но уж никак не на живых и мыслящих людей. Они будут вторгаться в мое пространство, в мой дом, в мои чувства и навязывать свое унылое гавно - до гробовой доски. Я всю жизнь борюсь, но все чаще с ужасом ловлю себя на их поступках, их словечках, их реакциях. Они меня переваривают, думает Женька. Скоро я тоже стану серой однородной массой.
Мои родные воистину бессмертны, ибо, когда они умрут, их унылое гавно будет жить во мне. Я передам его моим детям.
Я раб любого человека, который может меня отвергнуть, возжелать, осудить, похвалить, заставить чувствовать вину, взбесить или разжалобить, думает Женька, выбивая ковер.
Пыль летит в нос, в глаза, забивается в волосы…Женька кашляет и вытирает слезы. А ведь где-то есть пылесосы...
Я раб своих страхов
Я раб своих желаний
Я раб своей ненависти
Я раб своей жалости к себе
Я ничего не могу изменить
Я раб.
Меня может спасти только чудо, думает Женька, пытаясь смыть усталость и пыль под душем. Пыль смывается, усталость - нет.
Золотая рыбка, чародей с волшебной палочкой (в принцев Женька уже не верит), сказочная фея... И кто там еще исполняет желания?
Тут Женька приходит в голову одна мысль. Она заворачивает кран, вылезает из ванны, быстро вытирается, хватает трусики, лифчик, джинсы. Находит чистую футболку.
Хорошо, что лето. Поспешно одевается, открывает шкаф, выгребает все деньги из заначки под стопкой постельного белья, сует их в сумочку, бросает туда же ключи и выбегает из квартиры.
Зачем-то (машинально) дергает дверь, проверяя, захлопнулся ли замок.
Выбегает на улицу.
Ловит такси, чего обычно не делает, садится в первое же попавшееся, не торгуясь - и называет адрес.
Такси останавливается перед магазинчиком «Антиквариат». Женька сует деньги водителю и выскакивает, как ошпаренная. Водитель удивленно смотрит ей вслед - так спешат в больницу или в аэропорт, но уж никак не в магазинчик побрякушек. Впрочем, уже поздно, наверно, подарок торопится купить, пока не закрыто.
В магазинчике стильный полумрак. Большинство вещей - дешевки, но попадаются и настоящие редкости. Женька невнятно здоровается и целеустремленно направляется в дальний угол, туда, где она недавно видела одну прелестную вещицу.
Купили? Не купили! Уф. Хорошо. Женька отодвигает какую-то шкатулку из слоновой кости и берет в руки нечто, напоминающее медный заварочный чайничек.
Но это не чайничек, Женька знает. Это старинный светильник. В него раньше наливали масло и зажигали.
Если уж я не могу не быть рабом, вот быть бы рабом не всего сразу, а чего-то или кого-то одного!
Воровато оглянувшись, Женька ныряет в светильник и неслышно захлопывает за собой маленькую резную крышечку.
В светильнике уютно: темно и тихо.
Стенки лампы изнутри немного липкие, пахнет много и обильно: прогорклым розовым маслом, зеленой медью, Женька неизвестно откуда точно знает, что пряное и тяжеловатое облако, окутавшее ее, это смесь серой амбры, драгоценного нарда, мускуса и индийского сандала. Самую чуточку попахивает плесенью.
С непривычки начинает немного кружится голова, но впереди тысячелетия, можно и привыкнуть.
Женька усаживается поудобнее: опирается спиной о внутреннюю стенку светильника, вытягивает ноги и скрещивает руки на груди.
Ждать придется недолго. Или долго. Женька все равно.
Здесь темно, тихо, сюда никто не ворвется.
Здесь можно, наконец, посидеть в одиночестве.
Но ведь когда-нибудь кто-нибудь эту лампу потрёт?
Ну, что ж…..
Я раб лампы. Желай, мой повелитель! Проси! Требуй!
Всего, что только пожелает твоя душа!
Женька улыбается в темноте.
Она не видит себя, но знает:
улыбка у нее очень, очень жестокая.