Произвольная космонавтика. Пост 02. Арбенин.
Следующий по алфавиту за Абряровым - Константин Арбенин. Пространное интервью с ним, вышедшее в "Произвольной космонавтике…", теперь слегка устарело. Например, Костя стал гораздо терпимее относиться к бардам, и даже был членом жюри последнего Грушинского фестиваля (того, что на Фёдоровских лугах, а не того, что на старом месте, где КСПшники вовсю напрягали "административный ресурс", чтобы народ "к врагам" не побежал). Готова и находится в процессе вёрстки наша книга-интервью "Беседы с Арбениным": надеюсь, она выйдет в ближайшие месяцы. Поговорили мы там чуть ли не обо всём на свете, и желающие смогут узнать из наших бесед немало нового об этом разносторонне талантливом человеке. Пока же - Константин Арбенин в книге "Произвольная космонавтика. Время колокольчиков, version 2.0": небольшая статья + интервью. Тексты песен и записи доступны на сайте группы "Зимовье зверей". А у меня на очереди - Михаил Башаков и Лилия Борисова.
Особенности национального зимовья
Впервые я увидел их по телевизору, когда показывались фрагменты фестиваля, организованного Шевчуком на стадионе «Петровский». Не было никакой группы, а просто вышел на сцену молодой человек по имени Константин Арбенин и держал стадионную аудиторию в одиночку, помогая своему пению a сapella ритмичным щелканьем пальцев.
Ты увлекаешься Брюсом Ли,
а я люблю блюзы Ри.
Ты любишь картины, как у ДалИ,
а я люблю дАли и корабли.
Некоторое время спустя на «горбушке» можно было купить кассеты этой нетипичной группы с названием, заимствованным у доброго советского мультика. Причём появилось их сразу несколько: коллектив оказался плодовит, за 2-3 года записав и выпустив штук пять студийных альбомов и ещё какое-то количество концертных записей.
Но первое впечатление не обмануло. То, что «Зимовье зверей» - группа не студийная, а очень даже концертная, выяснилось, едва они «засветились» в Москве не только посредством кассет. В камерной обстановке московских клубов «театр одного актёра» Константина Арбенина попал на самую что ни на есть благодатную почву.
Этот паучок, ткущий на сцене новую реальность, совсем не музыкант, - в первую очередь поэт и актер. Не играет на гитаре и не хочет учиться. Поёт, извивается, перевоплощаясь то в алкоголика, то в мудреца... И группа за спиной кажется только звуковым фоном - профессионально сделанным, с сочными, отточенными аранжировками гитариста Александра Петерсона, - фоном уместным, но... необязательным. Трудней всего избавиться от этого ощущения, когда музыканты умолкают и Константин исполняет «суперакустические» номера, задавая ритм звонким щёлканьем пальцев.
А недавно стали выходить книжки, и выяснилось, что он сочиняет не только превосходные песни, но ещё и сказки, пьесы, просто стихи. «Думаю, что не всегда буду петь, - заявил мне Константин в первую же встречу. - Я хочу быть писателем, пою я временно. Особенно меня интересует драматургия». Близкое утверждение можно найти и в одной из песен:
Я не хочу быть крутым,
Я не хочу громко петь.
Всё это - дым, только дым,
А я боюсь угореть.
Однако не исключено, что отсутствие спроса на хорошую прозу ещё сыграет с Костей злую шутку, на радость многочисленным поклонникам его песен. Книжки сейчас выходят мизерными тиражами, а пьесы... Ну кому нужны остроумные притчи в духе Горина или Шварца, где средневековые монархи ездят на пригородных электричках, длинноногие победительницы конкурсов красоты помогают королям бежать с опостылевшего престола, пережившие свое время рыцари прячутся в холодильниках, а всё это смешение эпох лишь подчеркивает несовершенное единство рода человеческого, в чьих деяниях нет и намека на полагающееся в сказках торжество добра над злом?
Так что придётся Константину продолжить вокальные упражнения, если не захочет стать флагманом очередного «поколения дворников и сторожей», чья актуальность назревает быстрее, чем хочется: слишком трудно сохранить себя в бурно строящихся джунглях капитализма, про которые советская журналистика, оказывается, почти не врала.
Где-то слева жаждут мата
Эпигоны неформата.
Где-то справа ждут прокола
Ренегаты рок-н-ролла.
Положение двояко,
Но я не бросаю якорь.
Я стою посередине,
Я чужой в любой рутине.
Это значит, что «Зимовье зверей» ещё не раз выйдет на сцену. И опять начнётся завораживающее, шаманское действо, засасывающее сознание слушателей в воронку происходящего, когда им внезапно покажется, что созданный на сцене мир намного ярче и выразительней окружающей действительности. Как, собственно, и полагается настоящему искусству.
2002 г.
Константин Арбенин и его суперакустическое кредо
- С чего началась твоя группа?
- С моего знакомства с Сашей Петерсоном летом 1994 года. До этого я сочинял песни, но пел, в основном, на кухне, для своих друзей. Поскольку не умел играть ни на гитаре, ни на других музыкальных инструментах, то был изобретен стиль под названием «суперакустика»: я подщелкивал пальцами и подзвякивал разнообразными подручными предметами. Параллельно сочинял тексты для разных питерских и минских групп, названия которых ничего никому не скажут. Многие люди, услышавшие мои песни без музыки, советовали заняться этим всерьёз, найти музыкантов. Но мои знакомые музыканты сами неплохо сочиняли и занимались своими проектами. А потом судьба всё-таки пошла на попятную и свела меня с Сашей, который материалом заинтересовался и стал делать аранжировки. В течение года мы пробовали спеться всё на тех же кухнях, а летом 1995-го пошли на студию «Форум» и в рекордно короткий срок (20 часов - на большее не было денег) записали альбом «Города, которых не стало». Затея удалась благодаря профессионализму Петерсона и приглашённого им же барабанщика Толика Смирнова. Ну и, в общем-то, у меня тогда был юношеский задор и очень мощное желание выпустить, наконец, этот материал в жизнь. Я уже устал петь эти песни дюжине приятелей, которые всё давно выучили наизусть. Когда альбом был сведён, придумалось название для группы. Поэтому моментом рождения «Зимовья Зверей» мы считаем лето 1995-го. Первой записанной песней был, кажется, «Медвежий Блюз».
- Почему у вас так много альбомов: только и делали, что записывались?
- Их не так уж и много: если сравнить с производительностью, скажем, «Аквариума» или «Гражданской Обороны», то мы явно проигрываем в количестве. Всё дело в том, что группа «Зимовье Зверей» появилась, как мы только что выяснили, только в 1995 году, а песни я начал сочинять ещё в конце 80-х. Для дебютного альбома мы выбрали десять песен, а их ведь уже было порядка пятидесяти сочинено на тот момент. Плюс к тому постоянно сочинялись новые вещи. И весь этот ворох песен нельзя было хранить, консервировать и растягивать выпуск на десятилетия. То есть по соображениям шоу-бизнеса, конечно, разумнее было именно растянуть, но мы-то оперировали другими категориями, о шоу-бизнесе мы не думали, нам (мне, во всяком случае) хотелось заниматься искусством. Ведь есть два совершенно разных подхода к выпуску песен: один - со стороны шоу-бизнеса, а другой, как это ни громко звучит, - со стороны искусства. И этот второй подход таков: если песни сочинены, значит, они должны быть записаны, исполнены и выпущены. (Мне кажется, что именно такими соображениями руководствовались в своё время «Аквариум» и «ГО».) Я не задумывался, насколько трудно это сделать, - я просто верил в такой порядок вещей - и всё происходило само собой. Песни как будто сами находили себе возможность воплотиться в альбомы и концерты. Мы все силы и средства, заработанные на выступлениях, вкладывали в запись. Мы не снимали клипов, мы не занимались пиаром и креативом, мы только записывали альбомы и ещё - печатали книги. И со временем такая деятельность дала результаты: та известность за пределами двух столиц, которая у нас есть, происходит именно от альбомов, а не от клипов и прочей чепухи. Другими словами, причина такого количества альбомов в том, что мы оформляли уже готовый материал, которого было много.
- Всё-всё «старое» уже записано?
- То, что стоило записывать, - да. Этот процесс закончился с выходом альбома «Конец цитаты»: все старые композиции были записаны, и теперь мы работаем только с новым материалом. Теперь на меня не давит этот спуд, все песни, так сказать, пристроены, теперь можно не спеша сочинять новые.
- Как вам это удалось? Обычно у молодых групп куча проблем со студиями - то из-за отсутствия денег, то из-за отсутствия опыта. А у вас качество записей очень даже ничего, явно не дома записывались.
- Ну, насчёт качества записей существуют разные мнения, сам я не уверен в высоком качестве записи наших альбомов. Но, учитывая обстоятельства, в которых приходилось работать, записи, конечно, вполне приемлемы. У нас денег тоже не было, но у Саши Петерсона был опыт, а у меня - азарт. Мы приходили на студию, всегда чётко зная, что и как мы хотим сделать. Точнее, не мы, а Петерсон, - это его заслуга, именно благодаря его профессионализму и точному плану действий мы успевали вписываться в нереальные по принятым меркам сроки. В арендуемых студиях мы записывали всё предельно быстро: счётчик щёлкал и диктовал свои условия. Четыре дубля - это максимум, который каждый из музыкантов мог себе позволить. Максимум. Чаще укладывались в один-два. В этом были и плюсы, и минусы: не всё было идеально сыграно и спето с формальной точки зрения, но зато не успевала выдохнуться энергия. А для нашей музыки, я считаю, энергия и настроение гораздо важнее правильно взятых нот. С 2000 года мы работаем в собственной студии - это совершенно иные возможности. Можно перепеть, можно переиграть. Без всякой натяжки можно сказать, что записываемся мы теперь дома.
- Почему многие записи сделаны в лектории петербургского зоопарка?
- Там записано два концертных альбома: «Оба Неба» и «В Зоопарке» - не так уж много. Ещё - некоторые песни с альбома «Судьба Водолаза». Просто это был зал, где как нигде качественно можно было записать акустические выступления живьём. Там был не только очень хороший звук, но и замечательная, здоровая атмосфера. То есть это был любимый наш зал - во всех смыслах. Я так напираю на слово «был», потому что, как тебе известно, зал уже больше года назад закрыли питерские власти, при серьёзной поддержке министерства культуры. И это вовсе не парадокс: давно уже ясно, что министерству культуры настоящая культура на фиг не нужна. И всё же я должен оговориться: зал лектория Зоопарка не «был», а по сей день остается лучшей концертной точкой, где «Зимовью…» доводилось играть, - ничего подобного до него и после него не было. Уникальный зал. Даже когда он перестал вмещать нашу аудиторию, мы, перейдя на более просторные залы (Театр эстрады, Молодёжный театр на Фонтанке, Концертный зал у Финляндского вокзала), периодически возвращались и давали небольшие концерты в любимом Зоопарке: просто для удовольствия - своего и своих слушателей. Потому что в этом зале всё было сделано для удобства публики и музыкантов, там очень уважительно относились и к тем и к другим, и там работала отличная команда увлечённых своим делом людей во главе со Славой Ковалёвым. Сейчас, когда после закрытия прошло больше года, стало ещё более очевидным, что утрата зала Зоопарка - огромная культурная потеря, что ни один клуб не смог заполнить эту брешь. Очень стыдно за тех наших административных господ-товарищей, которые всё это чёрное дельце обтяпали.
- Когда созрела мысль ехать завоевывать Москву?
- Мысль зрела всегда, но прорвало ситуацию только в конце 99-го года, когда нас пригласили в Москву некие независимые продюсеры Стас и Павел. У них не всё получалось, скорее даже наоборот, но всё равно я им очень благодарен - именно они организовали наши первые концерты в столице. Сначала приходилось выступать в клубах с совершенно чуждой нашему творчеству атмосферой. Потом мы нашли сначала театр песни «Перекрёсток», а потом ЦДХ, ЦДЖ. В этих залах мы уже чувствуем себя гораздо комфортнее, они соответствуют нашему, грубо говоря, «формату».
- Расскажи о своей питерской музыкальной тусовке.
- Я понимаю, о чём ты говоришь, но это нельзя называть тусовкой. Это скорее круг общения. Первое время «Зимовье…» держалось особняком, но потом сам собой сложился этот кружок коллег-музыкантов, которые неравнодушны к творчеству друг друга и с удовольствием общаются между собой - на профессиональном уровне и просто по-человечески. Во многом это случилось благодаря тому же залу Зоопарка, где все мы выступали, и нашему «зимовскому» фестивалю «Могучая Кучка». Михаил Башаков, Кирилл Комаров, Митя Максимачёв («Танки»), Настя Макарова («Ступени»), Вячеслав Ковалёв, Олег Дегтярёв, Анатолий Багрицкий, Светлана Голубева - вот, так сказать, члены этого сообщества. В Москве мы познакомились с очень интересной группой «Стена», и наш флейтист Егор Мажуга сейчас с ней активно сотрудничает - играет концерты, сводит записи. Мы все не то чтобы очень часто и очень тесно общаемся, но всегда в курсе происходящего друг с другом, мы как бы морально поддерживаем друг друга своим творчеством и своей позицией. Я могу сказать, что мне гораздо легче жить на свете и сочинять песни, когда я знаю, что где-то на другом конце города живут и сочиняют песни Настя Макарова и Митя Максимачёв, что где-то мыслит и существует Миша Борзыкин. И нам совсем не обязательно встречаться каждую неделю и тусоваться в каком-нибудь бессмысленном клубе... дыма.
- За два сезона концертов в «Перекрёстке» ты привёз в Москву, наверное, с десяток друзей, которые играли там вместе с тобой и «Зимовьем...».
- Это происходило, кажется, в 2000 году. После очередной нашей «Могучей Кучки» мы с Сашей Петерсоном попробовали представить наших питерских «кучечников» московской публике. И стали вывозить своих поющих друзей в «Перекрёсток». В рамках этой затеи выступили люди, в основном уже упомянутые выше: Комаров, Башаков, Голубева, Максимачёв и Макарова, Сергей Морозов («Thе Кикс»), даже «Ночные Снайперы» - они тогда ещё не были столь массово-популярны и играли в акустике. Возможно, я кого-то забыл... Разброс стилей и жанров среди этих исполнителей довольно велик - от акустического рока до бардовской песни и романса. Для меня главным является отношение автора к слову, и в этом пристрастии фестиваль «Могучая Кучка» и театр «Перекрёсток» - единомышленники. Но публики было мало, к сожалению. В Питере фестиваль «Могучая Кучка» более «раскручен», гораздо больше народа приходит, чувствуется необходимость таких совместных выступлений.
- Ты резко отличаешься от канонического лидера рок-группы тем, что совсем не умеешь играть на гитаре. Не думаешь научиться?
- Уже нет. Отчасти из-за того, что не хочется вставать в общий ряд. Отчасти потому, что я и не претендую на звание музыканта и тем более композитора, а хотел и хочу быть литератором, и песни я рассматриваю как часть литературного творчества. Не так давно во мне вдруг пробудился интерес к музыке, которую я никогда толком не слушал, - к классической, симфонической музыке. И я ещё глубже убедился в том, насколько моё творчество далеко от настоящих музыкальных категорий. Слушая Моцарта, Бетховена, Прокофьева, Чайковского, Таривердиева, Рыбникова, Дашкевича, я переживаю некий кризис - кризис разочарования в современной рок-музыке. Так что учиться играть на гитаре вообще не хочется, хочется сесть за пианино. Мне вот и Шевчук советовал: тебе, говорит, если учиться играть, то не на гитаре, а на пианино. И я думаю, что он прав: пианино - это совсем другая амплитуда мышления. Наш рок потому так и убог, что гитара не дает мысли размахнуться... Ну, да всё это пустые фантазии - никогда я не решусь сесть за клавиши, нет во мне музыкальных способностей, я неусидчивый. В музыке я - гость, я восхищаюсь ею, я её побаиваюсь. А вот к литературе я чувствую неудержимую тягу, она - мой дом, и мне кажется, в этой области я бы мог сделать что-то стоящее. Поэтому не теряю надежды однажды оставить песенные дела и засесть за воплощения своих прозаических и драматических замыслов, на которые сейчас не хватает времени. Хотя и сейчас помаленьку пишу - стараюсь поддерживать себя в литературной форме, точнее, приобретать её.
- Уже есть публикации?
- Вышло три книжки: поэма «Пушкин мой», сборник текстов песен «Транзитная пуля» и «Дон Гуан как зеркало мировой революции», куда вошли прозаические, драматические и поэтические произведения разных лет. В моём любимом старейшем журнале «Знамя» (№1 за 2003 год) опубликован рассказ «Два клоуна» - на мой взгляд, самое зрелое моё произведение на сегодняшний день. Это очень важная веха: меня признали в серьёзном литературном издании, а ведь я просто послал рассказ по почте, на общих основаниях, там, в журнале, понятия не имели ни о каком «Зимовье Зверей». Периодически печатаюсь в очень хорошем самиздатовском питерском журнале «Арт-город». Сейчас хочу подготовить для печати полнокровный сборник стихотворений и поэм - от самых старых до самых последних. И пишу много прозы, готовлю новую книгу: хочу закончить к концу следующего года.
- Шевчук назвал тебя самым талантливым из современных рок-поэтов. Насколько разделяешь эту оценку? Чьи тексты нравятся больше собственных?
- Я слишком уважаю Юрия Юлиановича, чтобы оспаривать его мнение. Шучу. А если серьёзно, то я, конечно, не могу комментировать эту оценку, поскольку речь идёт обо мне. Поэтому я лучше отвечу на вторую часть вопроса. Мне очень редко нравятся собственные тексты, я не считаю их лучше текстов других авторов, - я это говорю совершенно искренне. У меня есть песен пять, которыми удовлетворён и которые я бы с удовольствием слушал как слушатель, даже если бы не был их автором. Но для написанных мною полутора сотен песен это достаточно небольшой процент, как мне кажется. Поэтому полно авторов, чьи тексты мне нравятся больше собственных. И дело тут не в сравнении - мол, это лучше моего, а это хуже. Всё-таки я воспринимаю чужое творчество в первую очередь как слушатель, а не конкурирующая фирма. Критерии совсем другие. Мне особенно нравится то, чего, по моему разумению, я сам никогда не смогу написать. То есть когда подход автора совершенно не совпадает с моим подходом и мне не понять, как такое можно сотворить, как к такому можно подойти. Когда я слушаю, например, Гребенщикова, то для меня остаются совершенно непостижимы отправные точки его поэзии - в этом и кроется самобытность, за это я и люблю Гребенщикова. За элемент неразгаданного, чудесного. Такое же ощущение чуда у меня возникает от песен Высоцкого, Башлачёва. И наоборот, в творчестве многих современных рок-поэтов мне всё понятно - откуда что растёт, откуда что появляется. Никакого ощущения чуда, все причины и следствия наружу, как на ладони. Я вижу это полусознательно, так как, когда чуда не происходит, я уже воспринимаю тексты как человек, который сам этим занимается довольно долго. Словом, меня трудно удивить и сбить с толку, я слушатель себе на уме, искушённый. Вот даже горячо любимые мною Миша Башаков и Кирилл Комаров стали для меня в последнее время предсказуемы в своих творениях. Видимо, от близкого общения. Кирилл меня сейчас в песнях удивляет гораздо чаще Миши, потому что он в последних своих песнях прыгает выше своей планки. И каждый такой прыжок, если он удачный, - тоже чудо. А у Миши происходит то же самое, что и у меня, - застой. То есть мы оба, как мне кажется, достигли в песенном творчестве потолка и не можем его разбить, хотя знаем, что потолок - это только потолок, за ним ещё огромное пространство есть. И только вширь растем, толстеем и матереем, образно говоря. Заполняем собой пространство. Ещё мне нравится то, что делает Толик Багрицкий. Вообще, должен сказать, что мне интересны те рок-поэты, которые постепенно растворяют вот эту вот приставку «рок» и становятся просто поэтами. Выходят из рамок субкультуры на пространство культуры вообще. Таковы как раз Башлачёв, Гребенщиков. Этого достигли очень немногие из рокеров (и с бардами та же история). А Багрицкий - он изначально начинает уже с такой постановки себя, он сразу приставку «рок» выносит за скобки. Это то, что касается именно рок-поэтов, но мне сейчас более интересны поэты, не имеющие отношения к року, - и здесь я вообще себя даже в мыслях не ставлю рядом с ними - ни с литераторами, ни с песенниками. Я только могу к этому стремиться.
- Если сравнивать песенное творчество и литературное - где чувствуешь себя более реализовавшимся?
- В литературе я вообще даже, можно сказать, не начинал реализовываться. Поэтому она для меня в данный момент более интересна, чем сочинение песен. И в литературе, как мне кажется, в моём случае больше возможностей действительной, а не мнимой реализации. Ведь под реализацией можно подразумевать разные вещи. Поскольку я (как, думаю, и ты) подразумеваю не материальные вещи, а какой-то духовный, творческий выхлоп, удовлетворение от сделанного и его востребован ность, то в музыкальной моей деятельности нечто подобное я ощущаю. Но только в этом плане. В плане признания меня рок-поэтом совершенно, так сказать, независимыми экспертами, тем же Шевчуком. А что касается полной реализации своих песенно-музыкальных идей именно в проекте «Зимовье Зверей», тут дело обстоит гораздо сложнее. Тут я как раз стопроцентной реализации не чувствую, да и не должен чувствовать её по определению, поскольку группа - это коллектив, а не только рок-поэт Арбенин, использующий тяжёлый труд обслуживающего музперсонала в целях реализации собственных амбиций. Я даже не чувствую себя лидером в группе. И мне с каждым днем становится всё скучнее: группа как бы развивается, как бы обретает всё большую известность, но я всё больше отстраняюсь, даже обособляюсь от неё, стараясь для себя утвердить такой статус, что «Зимовье…» - лишь одна из сторон моей деятельности. Причина такого настроения в том, что в музыке я иногда чувствую себя натуральным самозванцем. Ведь я попал на сцену, в общем-то, случайно, играть ни на чём не умею, пою фальшиво. И это признают все - опять же, и те, кто называет меня рок-поэтом. Тексты - единственная сильная сторона творчества «Зимовья…», а это опять-таки говорит о том, что я литератор, а не артист. И литературная стезя меня привлекает - помимо того, что я это дело безумно люблю - тем, что ты сам за всё отвечаешь, у тебя нет, грубо говоря, подельников (во-первых), и тебя не сковывают рамки технические (во-вторых), которых не счесть в музыкальном деле. Рассказом «Два клоуна», опубликованном в «Знамени», я удовлетворён несравнимо больше, чем всеми альбомами «Зимовья…» вместе взятыми. Видимо, я всё-таки одиночка по натуре. К тому же меня - чем дальше, тем больше - напрягает публичность профессии музыканта. Но у меня ещё есть в запасе некоторые идеи, связанные с песенным творчеством, которые я хочу попытаться воплотить в жизнь. То есть ещё парочку альбомов я готов с «Зимовьем…» сделать точно, а там - посмотрим. Если я почувствую, что иссякла эта струя, то проект будет закрыт. Но может ограничиться и более мягким вариантом, что-то типа «Машины времени» в её нынешнем воплощении: каждый из музыкантов занимается собственными делами, совсем не обязательно музыкальными, но группа продолжает существовать, записывает не спеша альбомы и очень редко даёт концерты. Подводя итог, скажу так: я хочу реализовать свои литературные идеи и замыслы, но чтобы не зависеть при этом от музыкального процесса, в котором уже не вижу перспектив к самореализации автора, но ещё вижу перспективы реализации группы как музыкально-поэтического проекта.
- Твои пьесы уже ставились в театрах?
- Нет, не ставились. В начале 90-х была попытка одного питерского режиссёра поставить пьесу «Страницы существования» в Молодёжном театре на Фонтанке, но поскольку время было непредсказуемое (то есть, наоборот, вполне предсказуемое), то затее не дано было осуществиться. Я надеюсь, что когда-нибудь и «Страницы», и «Стекольщик» найдут своё место на сцене, хотя я и называю их «пьесами для чтения». Недавно у меня после концерта некие молодые ребята спрашивали разрешения на постановку «Свинопаса». Я, конечно же, с радостью разрешил, - если у них получится, мне будет очень любопытно. И - не скрою - приятно.
- Читал твою замечательную статью о творчестве Алексея Рыбникова. Ты часто обращался к журналистике? Есть ли амбиции в этой области?
- Статья эта появилась сама собой. Я очень люблю творчество Алексея Рыбникова, но давно к нему не обращался, а тут, наткнувшись на его сайт, как бы открыл для себя эту музыку заново. И впечатление было настолько сильным, что меня просто несколько дней распирало от светлой такой радости, хотелось поделиться ею, и в итоге я написал об этом своем впечатлении статью. Сначала имелось в виду эссе, а потом я подумал, что неплохо (практическая такая нотка вкралась) привлечь внимание людей к этому сайту как к возможности обратить внимание вообще на музыку Рыбникова, и эссе плавно переквалифицировалось в обозрение. Это не статья о Рыбникове, а обозрение его официального сайта, я локализовал задачу и многое выбросил, хотя у меня сохранились ерновики, и я, возможно, сделаю ещё и вариант эссе. То есть это был естественный порыв, а потом он таким же естественным образом оказался востребован: статью сначала вывесили на самом сайте, а потом опубликовали в журнале «Арт-город». Так что это случай единичный, амбиций у меня нет - в смысле журналистики, но я не скрываю, что в мои планы входит публицистика - как одно из проявлений литературы. И тут у меня есть всякие замыслы. Самая моя большая мечта в этой области - написать книгу очерков об «авторах моего детства»: писателях, художниках, композиторах, поэтах, режиссёрах, на чьих произведениях для детей вырос я и моё поколение. Я наметил около сотни персоналий и сейчас собираю материал. Все герои - с детства мной любимые сказочники, от драматурга Михаила Вольпина до того же Алексея Рыбникова. Но эта книга может появиться ещё очень нескоро. Возможна публикация отдельных очерков по мере их написания - если только кого-нибудь заинтересует такая тема. Кстати, этот замысел ярко показывает, насколько мои нынешние планы далеки от области рок-культуры. Я и музыку-то сейчас слушаю совсем другую.
- Что за история приключилась с «Петербургским аккордом», которую, как мне донесли, ты рассказывал со сцены на одной из «Могучек»?
- Нас сподвиг на это Слава Ковалёв - он, помимо того что создал тот самый клуб «Зоопарк», ещё и пишет отличные песни на свои стихи и на стихи других авторов (он, кстати, и на мои тексты три песни сделал). И он же несколько лет является членом оргкомитета «Петербургского аккорда». Он и предложил нам поучаствовать: мол, наше творчество на жанр авторской песни вполне тянет. А поскольку мы в то время (год эдак 98-й или 99-й) занимались поиском своего, так сказать, места под солнцем, то решили попробовать - проверить, не барды ли мы. Оказалось, что нет, слава Богу. Посмотрели на всю эту бардовскую тусовку и обхохотались просто - это что-то невообразимое. Когда уже ввязались, стало интересно досмотреть этот цирк, и мы с Сашей Петерсоном прошли весь отборочный тур до конца. Причём мы не говорили, что мы - «Зимовье Зверей», а просто так участвовали: автор-исполнитель Константин Арбенин с гитаристом. В финал не вышли, но стали лауреатами. Мне подарили советского образца почетную грамоту, гвоздику и книжку стихов Дениса Давыдова. Сказали, что талант есть, но для авторской песни я чересчур громок, что надо бы, мол, поменьше року, побольше распевности, и вообще потише бы. Надо работать, в общем. То есть, и там - формат. Первое место у них занял дуэт бородатых гуманитариев-гитаристов, которые в костюмах-«троечках» пели на два хорошо поставленных голоса башлачёвского «Ванюшу»: зрелище было пошлейшее. Как пел сам Башлачёв: «Мне было жаль себя, Сибирь, гитару и Бориса...» Только в этот момент жаль было не Бориса, и не Сибирь... В общем, было весело и тошно одновременно. А вообще-то я к некоторым бардам хорошо отношусь, но очень избирательно. Люблю творчество Евгения Пальцева - увы, это имя мало кому известно. Из классиков ценю прежде всего Сергея Никитина - он, как мне кажется, настоящий композитор. Про Высоцкого не говорю, так как Высоцкий выше любого жанра.
- Спустя несколько лет ты снова окунулся в этот мир, когда позвали в жюри Ильменского фестиваля. Потом сразу поехал на «Грушинку», и «Зимовье…» стало там лауреатом… Зачем было рисковать споткнуться о те же самые грабли?
- Мы популярны всё-таки немного в другом мире и, раз уж окунулись в бардовскую жизнь и атмосферу, то решили заново испытать все её прелести от начала до конца. Поскольку мы особо не напрягались, всё получилось легко. Потом нам сказали, что легкость эта видима и, если бы не Галя Хомчик, лауреатами нам не быть, - в жюри свои прогрессивные силы и свои силы реакции. Поэтому спасибо Галине. На Ильменском фестивале мы вместе сидели в жюри, подружились, так что мы стали лауреатами «по знакомству».
Меня, кстати, поразило, что на Грушинском фестивале наверх поднимались те, кого мы «запороли» на «Ильменке» - голимое КСП либо юмор на уровне передачи «Аншлаг». На «Ильменке» жюри, по-моему, объективней, потому что представлены разные стили песенных культур: присутствовал даже Харатьян от «актёрской» песни. У нас не было никаких споров. Все просто говорили о конкретном человеке: да, нет, может быть... И по результатам составился неплохой список лауреатов. Так что бардовская тусовка, оказывается, разная, и на «Ильменке» уровень жюри намного выше.
- Расскажи, как пришло в голову сделать музыкальный спектакль «Свинопас»? Ожидаются ли ещё проекты такого рода?
- У появления «Свинопаса» было несколько причин. Во-первых, у меня из совершенно реальной жизненной ситуации родилась песня со строчками: «Ты из принцесс, а я лишь Свинопас...» Написав её, я вдруг подумал, что тему можно развить и сделать целый музыкальный спектакль-сказку. Во-вторых, я в детстве безумно любил пластинки с такими музыкальными сказками - «Бременские музыканты», «Слонёнок-турист», «Алиса в Стране чудес», «Когда поют светофоры», «Али-Баба и сорок разбойников», «Волк и семеро козлят на новый лад», «Голубой щенок» и т. д. Наверное, редкий человек моего поколения не слышал эти вещи и не запомнил их на всю жизнь. И мне всегда хотелось сделать что-то подобное. Ещё в детстве пытался написать рок-оперу по «Золотому горшку» Гофмана, да таланту не хватило, поэтому ухватился за идею «Свинопаса» и начал сочинять либретто и арии. И третья причина: уже когда возникло «Зимовье Зверей», я почувствовал сильное желание не замыкаться в рамках рок-н-ролла, а как-то экспериментировать в неожиданных областях. (Хотя многие рок-группы делали что-то похожее - например, у «Машины времени» был спектакль «Маленький принц».) Поскольку никто не предлагал написать музыку к постановку и предложить себе написать к ней песни. Так и появился спектакль. Не думаю, что он сильно похож на перечисленную мною классику жанра, но этого и не должно было быть - я же не делал стилизацию, я просто решал свои творческие задачи интересными мне способами. В итоге «Свинопас» получился слишком грустным и взрослым.
А теперь мне захотелось сделать кое-что более детское, более веселое и праздничное, более того - новогоднее. Я сочиняю новый музыкальный спектакль «Звери ищут лето» по мотивам русской народной сказки, давшей имя нашей группе. Не знаю, получится ли, но хочется на этот раз дальше отойти от рок-подачи и приблизиться к любимым детским пластинкам. Я даже хочу посвятить этот опус любимым композиторам своего детства: Геннадию Гладкову, Евгению Крылатову, Борису Чайковскому, Алексею Рыбникову, Максиму Дунаевскому, поэтам Юрию Энтину, Давиду Самойлову, Юлию Киму. План действий таков: сначала мы записываем аудиоверсию сказки, а потом займёмся её инсценировкой. Концепция будет несколько отличаться от «Свинопаса».
2004 г.
Особенности национального зимовья
Впервые я увидел их по телевизору, когда показывались фрагменты фестиваля, организованного Шевчуком на стадионе «Петровский». Не было никакой группы, а просто вышел на сцену молодой человек по имени Константин Арбенин и держал стадионную аудиторию в одиночку, помогая своему пению a сapella ритмичным щелканьем пальцев.
Ты увлекаешься Брюсом Ли,
а я люблю блюзы Ри.
Ты любишь картины, как у ДалИ,
а я люблю дАли и корабли.
Некоторое время спустя на «горбушке» можно было купить кассеты этой нетипичной группы с названием, заимствованным у доброго советского мультика. Причём появилось их сразу несколько: коллектив оказался плодовит, за 2-3 года записав и выпустив штук пять студийных альбомов и ещё какое-то количество концертных записей.
Но первое впечатление не обмануло. То, что «Зимовье зверей» - группа не студийная, а очень даже концертная, выяснилось, едва они «засветились» в Москве не только посредством кассет. В камерной обстановке московских клубов «театр одного актёра» Константина Арбенина попал на самую что ни на есть благодатную почву.
Этот паучок, ткущий на сцене новую реальность, совсем не музыкант, - в первую очередь поэт и актер. Не играет на гитаре и не хочет учиться. Поёт, извивается, перевоплощаясь то в алкоголика, то в мудреца... И группа за спиной кажется только звуковым фоном - профессионально сделанным, с сочными, отточенными аранжировками гитариста Александра Петерсона, - фоном уместным, но... необязательным. Трудней всего избавиться от этого ощущения, когда музыканты умолкают и Константин исполняет «суперакустические» номера, задавая ритм звонким щёлканьем пальцев.
А недавно стали выходить книжки, и выяснилось, что он сочиняет не только превосходные песни, но ещё и сказки, пьесы, просто стихи. «Думаю, что не всегда буду петь, - заявил мне Константин в первую же встречу. - Я хочу быть писателем, пою я временно. Особенно меня интересует драматургия». Близкое утверждение можно найти и в одной из песен:
Я не хочу быть крутым,
Я не хочу громко петь.
Всё это - дым, только дым,
А я боюсь угореть.
Однако не исключено, что отсутствие спроса на хорошую прозу ещё сыграет с Костей злую шутку, на радость многочисленным поклонникам его песен. Книжки сейчас выходят мизерными тиражами, а пьесы... Ну кому нужны остроумные притчи в духе Горина или Шварца, где средневековые монархи ездят на пригородных электричках, длинноногие победительницы конкурсов красоты помогают королям бежать с опостылевшего престола, пережившие свое время рыцари прячутся в холодильниках, а всё это смешение эпох лишь подчеркивает несовершенное единство рода человеческого, в чьих деяниях нет и намека на полагающееся в сказках торжество добра над злом?
Так что придётся Константину продолжить вокальные упражнения, если не захочет стать флагманом очередного «поколения дворников и сторожей», чья актуальность назревает быстрее, чем хочется: слишком трудно сохранить себя в бурно строящихся джунглях капитализма, про которые советская журналистика, оказывается, почти не врала.
Где-то слева жаждут мата
Эпигоны неформата.
Где-то справа ждут прокола
Ренегаты рок-н-ролла.
Положение двояко,
Но я не бросаю якорь.
Я стою посередине,
Я чужой в любой рутине.
Это значит, что «Зимовье зверей» ещё не раз выйдет на сцену. И опять начнётся завораживающее, шаманское действо, засасывающее сознание слушателей в воронку происходящего, когда им внезапно покажется, что созданный на сцене мир намного ярче и выразительней окружающей действительности. Как, собственно, и полагается настоящему искусству.
2002 г.
Константин Арбенин и его суперакустическое кредо
- С чего началась твоя группа?
- С моего знакомства с Сашей Петерсоном летом 1994 года. До этого я сочинял песни, но пел, в основном, на кухне, для своих друзей. Поскольку не умел играть ни на гитаре, ни на других музыкальных инструментах, то был изобретен стиль под названием «суперакустика»: я подщелкивал пальцами и подзвякивал разнообразными подручными предметами. Параллельно сочинял тексты для разных питерских и минских групп, названия которых ничего никому не скажут. Многие люди, услышавшие мои песни без музыки, советовали заняться этим всерьёз, найти музыкантов. Но мои знакомые музыканты сами неплохо сочиняли и занимались своими проектами. А потом судьба всё-таки пошла на попятную и свела меня с Сашей, который материалом заинтересовался и стал делать аранжировки. В течение года мы пробовали спеться всё на тех же кухнях, а летом 1995-го пошли на студию «Форум» и в рекордно короткий срок (20 часов - на большее не было денег) записали альбом «Города, которых не стало». Затея удалась благодаря профессионализму Петерсона и приглашённого им же барабанщика Толика Смирнова. Ну и, в общем-то, у меня тогда был юношеский задор и очень мощное желание выпустить, наконец, этот материал в жизнь. Я уже устал петь эти песни дюжине приятелей, которые всё давно выучили наизусть. Когда альбом был сведён, придумалось название для группы. Поэтому моментом рождения «Зимовья Зверей» мы считаем лето 1995-го. Первой записанной песней был, кажется, «Медвежий Блюз».
- Почему у вас так много альбомов: только и делали, что записывались?
- Их не так уж и много: если сравнить с производительностью, скажем, «Аквариума» или «Гражданской Обороны», то мы явно проигрываем в количестве. Всё дело в том, что группа «Зимовье Зверей» появилась, как мы только что выяснили, только в 1995 году, а песни я начал сочинять ещё в конце 80-х. Для дебютного альбома мы выбрали десять песен, а их ведь уже было порядка пятидесяти сочинено на тот момент. Плюс к тому постоянно сочинялись новые вещи. И весь этот ворох песен нельзя было хранить, консервировать и растягивать выпуск на десятилетия. То есть по соображениям шоу-бизнеса, конечно, разумнее было именно растянуть, но мы-то оперировали другими категориями, о шоу-бизнесе мы не думали, нам (мне, во всяком случае) хотелось заниматься искусством. Ведь есть два совершенно разных подхода к выпуску песен: один - со стороны шоу-бизнеса, а другой, как это ни громко звучит, - со стороны искусства. И этот второй подход таков: если песни сочинены, значит, они должны быть записаны, исполнены и выпущены. (Мне кажется, что именно такими соображениями руководствовались в своё время «Аквариум» и «ГО».) Я не задумывался, насколько трудно это сделать, - я просто верил в такой порядок вещей - и всё происходило само собой. Песни как будто сами находили себе возможность воплотиться в альбомы и концерты. Мы все силы и средства, заработанные на выступлениях, вкладывали в запись. Мы не снимали клипов, мы не занимались пиаром и креативом, мы только записывали альбомы и ещё - печатали книги. И со временем такая деятельность дала результаты: та известность за пределами двух столиц, которая у нас есть, происходит именно от альбомов, а не от клипов и прочей чепухи. Другими словами, причина такого количества альбомов в том, что мы оформляли уже готовый материал, которого было много.
- Всё-всё «старое» уже записано?
- То, что стоило записывать, - да. Этот процесс закончился с выходом альбома «Конец цитаты»: все старые композиции были записаны, и теперь мы работаем только с новым материалом. Теперь на меня не давит этот спуд, все песни, так сказать, пристроены, теперь можно не спеша сочинять новые.
- Как вам это удалось? Обычно у молодых групп куча проблем со студиями - то из-за отсутствия денег, то из-за отсутствия опыта. А у вас качество записей очень даже ничего, явно не дома записывались.
- Ну, насчёт качества записей существуют разные мнения, сам я не уверен в высоком качестве записи наших альбомов. Но, учитывая обстоятельства, в которых приходилось работать, записи, конечно, вполне приемлемы. У нас денег тоже не было, но у Саши Петерсона был опыт, а у меня - азарт. Мы приходили на студию, всегда чётко зная, что и как мы хотим сделать. Точнее, не мы, а Петерсон, - это его заслуга, именно благодаря его профессионализму и точному плану действий мы успевали вписываться в нереальные по принятым меркам сроки. В арендуемых студиях мы записывали всё предельно быстро: счётчик щёлкал и диктовал свои условия. Четыре дубля - это максимум, который каждый из музыкантов мог себе позволить. Максимум. Чаще укладывались в один-два. В этом были и плюсы, и минусы: не всё было идеально сыграно и спето с формальной точки зрения, но зато не успевала выдохнуться энергия. А для нашей музыки, я считаю, энергия и настроение гораздо важнее правильно взятых нот. С 2000 года мы работаем в собственной студии - это совершенно иные возможности. Можно перепеть, можно переиграть. Без всякой натяжки можно сказать, что записываемся мы теперь дома.
- Почему многие записи сделаны в лектории петербургского зоопарка?
- Там записано два концертных альбома: «Оба Неба» и «В Зоопарке» - не так уж много. Ещё - некоторые песни с альбома «Судьба Водолаза». Просто это был зал, где как нигде качественно можно было записать акустические выступления живьём. Там был не только очень хороший звук, но и замечательная, здоровая атмосфера. То есть это был любимый наш зал - во всех смыслах. Я так напираю на слово «был», потому что, как тебе известно, зал уже больше года назад закрыли питерские власти, при серьёзной поддержке министерства культуры. И это вовсе не парадокс: давно уже ясно, что министерству культуры настоящая культура на фиг не нужна. И всё же я должен оговориться: зал лектория Зоопарка не «был», а по сей день остается лучшей концертной точкой, где «Зимовью…» доводилось играть, - ничего подобного до него и после него не было. Уникальный зал. Даже когда он перестал вмещать нашу аудиторию, мы, перейдя на более просторные залы (Театр эстрады, Молодёжный театр на Фонтанке, Концертный зал у Финляндского вокзала), периодически возвращались и давали небольшие концерты в любимом Зоопарке: просто для удовольствия - своего и своих слушателей. Потому что в этом зале всё было сделано для удобства публики и музыкантов, там очень уважительно относились и к тем и к другим, и там работала отличная команда увлечённых своим делом людей во главе со Славой Ковалёвым. Сейчас, когда после закрытия прошло больше года, стало ещё более очевидным, что утрата зала Зоопарка - огромная культурная потеря, что ни один клуб не смог заполнить эту брешь. Очень стыдно за тех наших административных господ-товарищей, которые всё это чёрное дельце обтяпали.
- Когда созрела мысль ехать завоевывать Москву?
- Мысль зрела всегда, но прорвало ситуацию только в конце 99-го года, когда нас пригласили в Москву некие независимые продюсеры Стас и Павел. У них не всё получалось, скорее даже наоборот, но всё равно я им очень благодарен - именно они организовали наши первые концерты в столице. Сначала приходилось выступать в клубах с совершенно чуждой нашему творчеству атмосферой. Потом мы нашли сначала театр песни «Перекрёсток», а потом ЦДХ, ЦДЖ. В этих залах мы уже чувствуем себя гораздо комфортнее, они соответствуют нашему, грубо говоря, «формату».
- Расскажи о своей питерской музыкальной тусовке.
- Я понимаю, о чём ты говоришь, но это нельзя называть тусовкой. Это скорее круг общения. Первое время «Зимовье…» держалось особняком, но потом сам собой сложился этот кружок коллег-музыкантов, которые неравнодушны к творчеству друг друга и с удовольствием общаются между собой - на профессиональном уровне и просто по-человечески. Во многом это случилось благодаря тому же залу Зоопарка, где все мы выступали, и нашему «зимовскому» фестивалю «Могучая Кучка». Михаил Башаков, Кирилл Комаров, Митя Максимачёв («Танки»), Настя Макарова («Ступени»), Вячеслав Ковалёв, Олег Дегтярёв, Анатолий Багрицкий, Светлана Голубева - вот, так сказать, члены этого сообщества. В Москве мы познакомились с очень интересной группой «Стена», и наш флейтист Егор Мажуга сейчас с ней активно сотрудничает - играет концерты, сводит записи. Мы все не то чтобы очень часто и очень тесно общаемся, но всегда в курсе происходящего друг с другом, мы как бы морально поддерживаем друг друга своим творчеством и своей позицией. Я могу сказать, что мне гораздо легче жить на свете и сочинять песни, когда я знаю, что где-то на другом конце города живут и сочиняют песни Настя Макарова и Митя Максимачёв, что где-то мыслит и существует Миша Борзыкин. И нам совсем не обязательно встречаться каждую неделю и тусоваться в каком-нибудь бессмысленном клубе... дыма.
- За два сезона концертов в «Перекрёстке» ты привёз в Москву, наверное, с десяток друзей, которые играли там вместе с тобой и «Зимовьем...».
- Это происходило, кажется, в 2000 году. После очередной нашей «Могучей Кучки» мы с Сашей Петерсоном попробовали представить наших питерских «кучечников» московской публике. И стали вывозить своих поющих друзей в «Перекрёсток». В рамках этой затеи выступили люди, в основном уже упомянутые выше: Комаров, Башаков, Голубева, Максимачёв и Макарова, Сергей Морозов («Thе Кикс»), даже «Ночные Снайперы» - они тогда ещё не были столь массово-популярны и играли в акустике. Возможно, я кого-то забыл... Разброс стилей и жанров среди этих исполнителей довольно велик - от акустического рока до бардовской песни и романса. Для меня главным является отношение автора к слову, и в этом пристрастии фестиваль «Могучая Кучка» и театр «Перекрёсток» - единомышленники. Но публики было мало, к сожалению. В Питере фестиваль «Могучая Кучка» более «раскручен», гораздо больше народа приходит, чувствуется необходимость таких совместных выступлений.
- Ты резко отличаешься от канонического лидера рок-группы тем, что совсем не умеешь играть на гитаре. Не думаешь научиться?
- Уже нет. Отчасти из-за того, что не хочется вставать в общий ряд. Отчасти потому, что я и не претендую на звание музыканта и тем более композитора, а хотел и хочу быть литератором, и песни я рассматриваю как часть литературного творчества. Не так давно во мне вдруг пробудился интерес к музыке, которую я никогда толком не слушал, - к классической, симфонической музыке. И я ещё глубже убедился в том, насколько моё творчество далеко от настоящих музыкальных категорий. Слушая Моцарта, Бетховена, Прокофьева, Чайковского, Таривердиева, Рыбникова, Дашкевича, я переживаю некий кризис - кризис разочарования в современной рок-музыке. Так что учиться играть на гитаре вообще не хочется, хочется сесть за пианино. Мне вот и Шевчук советовал: тебе, говорит, если учиться играть, то не на гитаре, а на пианино. И я думаю, что он прав: пианино - это совсем другая амплитуда мышления. Наш рок потому так и убог, что гитара не дает мысли размахнуться... Ну, да всё это пустые фантазии - никогда я не решусь сесть за клавиши, нет во мне музыкальных способностей, я неусидчивый. В музыке я - гость, я восхищаюсь ею, я её побаиваюсь. А вот к литературе я чувствую неудержимую тягу, она - мой дом, и мне кажется, в этой области я бы мог сделать что-то стоящее. Поэтому не теряю надежды однажды оставить песенные дела и засесть за воплощения своих прозаических и драматических замыслов, на которые сейчас не хватает времени. Хотя и сейчас помаленьку пишу - стараюсь поддерживать себя в литературной форме, точнее, приобретать её.
- Уже есть публикации?
- Вышло три книжки: поэма «Пушкин мой», сборник текстов песен «Транзитная пуля» и «Дон Гуан как зеркало мировой революции», куда вошли прозаические, драматические и поэтические произведения разных лет. В моём любимом старейшем журнале «Знамя» (№1 за 2003 год) опубликован рассказ «Два клоуна» - на мой взгляд, самое зрелое моё произведение на сегодняшний день. Это очень важная веха: меня признали в серьёзном литературном издании, а ведь я просто послал рассказ по почте, на общих основаниях, там, в журнале, понятия не имели ни о каком «Зимовье Зверей». Периодически печатаюсь в очень хорошем самиздатовском питерском журнале «Арт-город». Сейчас хочу подготовить для печати полнокровный сборник стихотворений и поэм - от самых старых до самых последних. И пишу много прозы, готовлю новую книгу: хочу закончить к концу следующего года.
- Шевчук назвал тебя самым талантливым из современных рок-поэтов. Насколько разделяешь эту оценку? Чьи тексты нравятся больше собственных?
- Я слишком уважаю Юрия Юлиановича, чтобы оспаривать его мнение. Шучу. А если серьёзно, то я, конечно, не могу комментировать эту оценку, поскольку речь идёт обо мне. Поэтому я лучше отвечу на вторую часть вопроса. Мне очень редко нравятся собственные тексты, я не считаю их лучше текстов других авторов, - я это говорю совершенно искренне. У меня есть песен пять, которыми удовлетворён и которые я бы с удовольствием слушал как слушатель, даже если бы не был их автором. Но для написанных мною полутора сотен песен это достаточно небольшой процент, как мне кажется. Поэтому полно авторов, чьи тексты мне нравятся больше собственных. И дело тут не в сравнении - мол, это лучше моего, а это хуже. Всё-таки я воспринимаю чужое творчество в первую очередь как слушатель, а не конкурирующая фирма. Критерии совсем другие. Мне особенно нравится то, чего, по моему разумению, я сам никогда не смогу написать. То есть когда подход автора совершенно не совпадает с моим подходом и мне не понять, как такое можно сотворить, как к такому можно подойти. Когда я слушаю, например, Гребенщикова, то для меня остаются совершенно непостижимы отправные точки его поэзии - в этом и кроется самобытность, за это я и люблю Гребенщикова. За элемент неразгаданного, чудесного. Такое же ощущение чуда у меня возникает от песен Высоцкого, Башлачёва. И наоборот, в творчестве многих современных рок-поэтов мне всё понятно - откуда что растёт, откуда что появляется. Никакого ощущения чуда, все причины и следствия наружу, как на ладони. Я вижу это полусознательно, так как, когда чуда не происходит, я уже воспринимаю тексты как человек, который сам этим занимается довольно долго. Словом, меня трудно удивить и сбить с толку, я слушатель себе на уме, искушённый. Вот даже горячо любимые мною Миша Башаков и Кирилл Комаров стали для меня в последнее время предсказуемы в своих творениях. Видимо, от близкого общения. Кирилл меня сейчас в песнях удивляет гораздо чаще Миши, потому что он в последних своих песнях прыгает выше своей планки. И каждый такой прыжок, если он удачный, - тоже чудо. А у Миши происходит то же самое, что и у меня, - застой. То есть мы оба, как мне кажется, достигли в песенном творчестве потолка и не можем его разбить, хотя знаем, что потолок - это только потолок, за ним ещё огромное пространство есть. И только вширь растем, толстеем и матереем, образно говоря. Заполняем собой пространство. Ещё мне нравится то, что делает Толик Багрицкий. Вообще, должен сказать, что мне интересны те рок-поэты, которые постепенно растворяют вот эту вот приставку «рок» и становятся просто поэтами. Выходят из рамок субкультуры на пространство культуры вообще. Таковы как раз Башлачёв, Гребенщиков. Этого достигли очень немногие из рокеров (и с бардами та же история). А Багрицкий - он изначально начинает уже с такой постановки себя, он сразу приставку «рок» выносит за скобки. Это то, что касается именно рок-поэтов, но мне сейчас более интересны поэты, не имеющие отношения к року, - и здесь я вообще себя даже в мыслях не ставлю рядом с ними - ни с литераторами, ни с песенниками. Я только могу к этому стремиться.
- Если сравнивать песенное творчество и литературное - где чувствуешь себя более реализовавшимся?
- В литературе я вообще даже, можно сказать, не начинал реализовываться. Поэтому она для меня в данный момент более интересна, чем сочинение песен. И в литературе, как мне кажется, в моём случае больше возможностей действительной, а не мнимой реализации. Ведь под реализацией можно подразумевать разные вещи. Поскольку я (как, думаю, и ты) подразумеваю не материальные вещи, а какой-то духовный, творческий выхлоп, удовлетворение от сделанного и его востребован ность, то в музыкальной моей деятельности нечто подобное я ощущаю. Но только в этом плане. В плане признания меня рок-поэтом совершенно, так сказать, независимыми экспертами, тем же Шевчуком. А что касается полной реализации своих песенно-музыкальных идей именно в проекте «Зимовье Зверей», тут дело обстоит гораздо сложнее. Тут я как раз стопроцентной реализации не чувствую, да и не должен чувствовать её по определению, поскольку группа - это коллектив, а не только рок-поэт Арбенин, использующий тяжёлый труд обслуживающего музперсонала в целях реализации собственных амбиций. Я даже не чувствую себя лидером в группе. И мне с каждым днем становится всё скучнее: группа как бы развивается, как бы обретает всё большую известность, но я всё больше отстраняюсь, даже обособляюсь от неё, стараясь для себя утвердить такой статус, что «Зимовье…» - лишь одна из сторон моей деятельности. Причина такого настроения в том, что в музыке я иногда чувствую себя натуральным самозванцем. Ведь я попал на сцену, в общем-то, случайно, играть ни на чём не умею, пою фальшиво. И это признают все - опять же, и те, кто называет меня рок-поэтом. Тексты - единственная сильная сторона творчества «Зимовья…», а это опять-таки говорит о том, что я литератор, а не артист. И литературная стезя меня привлекает - помимо того, что я это дело безумно люблю - тем, что ты сам за всё отвечаешь, у тебя нет, грубо говоря, подельников (во-первых), и тебя не сковывают рамки технические (во-вторых), которых не счесть в музыкальном деле. Рассказом «Два клоуна», опубликованном в «Знамени», я удовлетворён несравнимо больше, чем всеми альбомами «Зимовья…» вместе взятыми. Видимо, я всё-таки одиночка по натуре. К тому же меня - чем дальше, тем больше - напрягает публичность профессии музыканта. Но у меня ещё есть в запасе некоторые идеи, связанные с песенным творчеством, которые я хочу попытаться воплотить в жизнь. То есть ещё парочку альбомов я готов с «Зимовьем…» сделать точно, а там - посмотрим. Если я почувствую, что иссякла эта струя, то проект будет закрыт. Но может ограничиться и более мягким вариантом, что-то типа «Машины времени» в её нынешнем воплощении: каждый из музыкантов занимается собственными делами, совсем не обязательно музыкальными, но группа продолжает существовать, записывает не спеша альбомы и очень редко даёт концерты. Подводя итог, скажу так: я хочу реализовать свои литературные идеи и замыслы, но чтобы не зависеть при этом от музыкального процесса, в котором уже не вижу перспектив к самореализации автора, но ещё вижу перспективы реализации группы как музыкально-поэтического проекта.
- Твои пьесы уже ставились в театрах?
- Нет, не ставились. В начале 90-х была попытка одного питерского режиссёра поставить пьесу «Страницы существования» в Молодёжном театре на Фонтанке, но поскольку время было непредсказуемое (то есть, наоборот, вполне предсказуемое), то затее не дано было осуществиться. Я надеюсь, что когда-нибудь и «Страницы», и «Стекольщик» найдут своё место на сцене, хотя я и называю их «пьесами для чтения». Недавно у меня после концерта некие молодые ребята спрашивали разрешения на постановку «Свинопаса». Я, конечно же, с радостью разрешил, - если у них получится, мне будет очень любопытно. И - не скрою - приятно.
- Читал твою замечательную статью о творчестве Алексея Рыбникова. Ты часто обращался к журналистике? Есть ли амбиции в этой области?
- Статья эта появилась сама собой. Я очень люблю творчество Алексея Рыбникова, но давно к нему не обращался, а тут, наткнувшись на его сайт, как бы открыл для себя эту музыку заново. И впечатление было настолько сильным, что меня просто несколько дней распирало от светлой такой радости, хотелось поделиться ею, и в итоге я написал об этом своем впечатлении статью. Сначала имелось в виду эссе, а потом я подумал, что неплохо (практическая такая нотка вкралась) привлечь внимание людей к этому сайту как к возможности обратить внимание вообще на музыку Рыбникова, и эссе плавно переквалифицировалось в обозрение. Это не статья о Рыбникове, а обозрение его официального сайта, я локализовал задачу и многое выбросил, хотя у меня сохранились ерновики, и я, возможно, сделаю ещё и вариант эссе. То есть это был естественный порыв, а потом он таким же естественным образом оказался востребован: статью сначала вывесили на самом сайте, а потом опубликовали в журнале «Арт-город». Так что это случай единичный, амбиций у меня нет - в смысле журналистики, но я не скрываю, что в мои планы входит публицистика - как одно из проявлений литературы. И тут у меня есть всякие замыслы. Самая моя большая мечта в этой области - написать книгу очерков об «авторах моего детства»: писателях, художниках, композиторах, поэтах, режиссёрах, на чьих произведениях для детей вырос я и моё поколение. Я наметил около сотни персоналий и сейчас собираю материал. Все герои - с детства мной любимые сказочники, от драматурга Михаила Вольпина до того же Алексея Рыбникова. Но эта книга может появиться ещё очень нескоро. Возможна публикация отдельных очерков по мере их написания - если только кого-нибудь заинтересует такая тема. Кстати, этот замысел ярко показывает, насколько мои нынешние планы далеки от области рок-культуры. Я и музыку-то сейчас слушаю совсем другую.
- Что за история приключилась с «Петербургским аккордом», которую, как мне донесли, ты рассказывал со сцены на одной из «Могучек»?
- Нас сподвиг на это Слава Ковалёв - он, помимо того что создал тот самый клуб «Зоопарк», ещё и пишет отличные песни на свои стихи и на стихи других авторов (он, кстати, и на мои тексты три песни сделал). И он же несколько лет является членом оргкомитета «Петербургского аккорда». Он и предложил нам поучаствовать: мол, наше творчество на жанр авторской песни вполне тянет. А поскольку мы в то время (год эдак 98-й или 99-й) занимались поиском своего, так сказать, места под солнцем, то решили попробовать - проверить, не барды ли мы. Оказалось, что нет, слава Богу. Посмотрели на всю эту бардовскую тусовку и обхохотались просто - это что-то невообразимое. Когда уже ввязались, стало интересно досмотреть этот цирк, и мы с Сашей Петерсоном прошли весь отборочный тур до конца. Причём мы не говорили, что мы - «Зимовье Зверей», а просто так участвовали: автор-исполнитель Константин Арбенин с гитаристом. В финал не вышли, но стали лауреатами. Мне подарили советского образца почетную грамоту, гвоздику и книжку стихов Дениса Давыдова. Сказали, что талант есть, но для авторской песни я чересчур громок, что надо бы, мол, поменьше року, побольше распевности, и вообще потише бы. Надо работать, в общем. То есть, и там - формат. Первое место у них занял дуэт бородатых гуманитариев-гитаристов, которые в костюмах-«троечках» пели на два хорошо поставленных голоса башлачёвского «Ванюшу»: зрелище было пошлейшее. Как пел сам Башлачёв: «Мне было жаль себя, Сибирь, гитару и Бориса...» Только в этот момент жаль было не Бориса, и не Сибирь... В общем, было весело и тошно одновременно. А вообще-то я к некоторым бардам хорошо отношусь, но очень избирательно. Люблю творчество Евгения Пальцева - увы, это имя мало кому известно. Из классиков ценю прежде всего Сергея Никитина - он, как мне кажется, настоящий композитор. Про Высоцкого не говорю, так как Высоцкий выше любого жанра.
- Спустя несколько лет ты снова окунулся в этот мир, когда позвали в жюри Ильменского фестиваля. Потом сразу поехал на «Грушинку», и «Зимовье…» стало там лауреатом… Зачем было рисковать споткнуться о те же самые грабли?
- Мы популярны всё-таки немного в другом мире и, раз уж окунулись в бардовскую жизнь и атмосферу, то решили заново испытать все её прелести от начала до конца. Поскольку мы особо не напрягались, всё получилось легко. Потом нам сказали, что легкость эта видима и, если бы не Галя Хомчик, лауреатами нам не быть, - в жюри свои прогрессивные силы и свои силы реакции. Поэтому спасибо Галине. На Ильменском фестивале мы вместе сидели в жюри, подружились, так что мы стали лауреатами «по знакомству».
Меня, кстати, поразило, что на Грушинском фестивале наверх поднимались те, кого мы «запороли» на «Ильменке» - голимое КСП либо юмор на уровне передачи «Аншлаг». На «Ильменке» жюри, по-моему, объективней, потому что представлены разные стили песенных культур: присутствовал даже Харатьян от «актёрской» песни. У нас не было никаких споров. Все просто говорили о конкретном человеке: да, нет, может быть... И по результатам составился неплохой список лауреатов. Так что бардовская тусовка, оказывается, разная, и на «Ильменке» уровень жюри намного выше.
- Расскажи, как пришло в голову сделать музыкальный спектакль «Свинопас»? Ожидаются ли ещё проекты такого рода?
- У появления «Свинопаса» было несколько причин. Во-первых, у меня из совершенно реальной жизненной ситуации родилась песня со строчками: «Ты из принцесс, а я лишь Свинопас...» Написав её, я вдруг подумал, что тему можно развить и сделать целый музыкальный спектакль-сказку. Во-вторых, я в детстве безумно любил пластинки с такими музыкальными сказками - «Бременские музыканты», «Слонёнок-турист», «Алиса в Стране чудес», «Когда поют светофоры», «Али-Баба и сорок разбойников», «Волк и семеро козлят на новый лад», «Голубой щенок» и т. д. Наверное, редкий человек моего поколения не слышал эти вещи и не запомнил их на всю жизнь. И мне всегда хотелось сделать что-то подобное. Ещё в детстве пытался написать рок-оперу по «Золотому горшку» Гофмана, да таланту не хватило, поэтому ухватился за идею «Свинопаса» и начал сочинять либретто и арии. И третья причина: уже когда возникло «Зимовье Зверей», я почувствовал сильное желание не замыкаться в рамках рок-н-ролла, а как-то экспериментировать в неожиданных областях. (Хотя многие рок-группы делали что-то похожее - например, у «Машины времени» был спектакль «Маленький принц».) Поскольку никто не предлагал написать музыку к постановку и предложить себе написать к ней песни. Так и появился спектакль. Не думаю, что он сильно похож на перечисленную мною классику жанра, но этого и не должно было быть - я же не делал стилизацию, я просто решал свои творческие задачи интересными мне способами. В итоге «Свинопас» получился слишком грустным и взрослым.
А теперь мне захотелось сделать кое-что более детское, более веселое и праздничное, более того - новогоднее. Я сочиняю новый музыкальный спектакль «Звери ищут лето» по мотивам русской народной сказки, давшей имя нашей группе. Не знаю, получится ли, но хочется на этот раз дальше отойти от рок-подачи и приблизиться к любимым детским пластинкам. Я даже хочу посвятить этот опус любимым композиторам своего детства: Геннадию Гладкову, Евгению Крылатову, Борису Чайковскому, Алексею Рыбникову, Максиму Дунаевскому, поэтам Юрию Энтину, Давиду Самойлову, Юлию Киму. План действий таков: сначала мы записываем аудиоверсию сказки, а потом займёмся её инсценировкой. Концепция будет несколько отличаться от «Свинопаса».
2004 г.