сессия
У поэта К. есть стихи, о которых он предпочитает не упоминать, этот поэт стал священником и теперь чистый, он читает всем стихи про стрекоз и ромашки, его вольный испещренный похотью стих, он говорит, кто-то из его друзей нашел в вагоне во время путешествия по восточной или западной сибири, впрочем, теперь это не имеет никакого значения, ведь он теперь делает силлабо-тонику, даже рифмует.
У поэта К. есть одно стихотворение из тех, которое он предпочитает не помнить,оно называется «Перед Пасхой». Один день в неделе я уделяю мастурбации. Я делаю это три раза. В первый раз я думаю о поэте К. и об этом стихотворении. Я знаю, что за мной следят ангелы и духи и кто-то медленно спит за тонкой перегородкой.
Второй раз я думаю о тропах песен австралийских аборигенов. Они считают что вся земля это священная карта дорог, которые выпевали предки тотемы по куплету - участку. Такая себе устная книга бытия или одиссея. Когито эрго сум - я есмь путь. Путешествие - это период ада.
Третий раз я думаю о другом поэте. И о женщине, с которой я когда-то работала вместе, она рассказывала мне, как в детстве на спор она ночью пошла в староверскую разрушенную церковь и испугалась ветра воющего в берестяных кубках, установленных по периметру храма. Она смотрела мне в глаза и говорила, что если я очень сильно захочу, то смогу позвать кого угодно, хоть с севера, и даже с того света. Нужно только подойти к окну, прислонить к холодному стеклу пальцы, и, когда участки стекла под пальцами нагреются, расфокусировать глаза, чтобы объять пейзаж за окном. Тогда можно позвать кого угодно по имени и сказать, что сильно его любишь. Я слушала ее и не смогла признаться, что мой взгляд расфокусирован всегда, потому что у меня астигматизм. Я не сказала ей, что чтобы увидеть что-то маленькое, даже пусть это будет ноготь пальца на ее ноге, через который на тропе песен дух осеменяет женщину, я не смогу его разглядеть, ибо мне придется до головной боли напрягать глаза. Из этого выходит, что я всегда кого - то зову. Я ни разу не использовала этот прием для сближения. Я предпочитаю выпевать имена. И в третий раз я думаю о другом поэте и пытаюсь спеть куплетом его имя и его лицо его шею и все остальное.
Я делаю это три раза на полу, на том полу, на котором сводный брат читает намаз. Он говорит, вот, я чистый. А я ему ничего не отвечаю, разрезая с треском разверзающийся арбуз, не предлагаю ему, потому что он держит уразу, и до говения ему еще семь часов сплевывать слюну.
И я снова вспоминаю поэта К. и еще, что аллах милостив, и от того, он разрешает своим людям есть по ночам что угодно. И спать со своими женами. Или просто ночью он не видит. Интересно, что он думает о моих сессиях. И тогда я иду в церковь, в которой меня крестили. Не то чтобы я христианка. Просто страшно, что аллах все видел. Прихожу к покровам богородицы, сажусь на холодный кафель под пустые лампады и говорю ей, что дело дрянь и что мне стыдно перед аллахом. Перед строгими мусульманами. А потом я иду в магазин и покупаю свинину.
Мы были икрой рыбы под названием советский союз, эта рыба была кукушка. Теперь у меня есть выбор кого бояться и стыдиться. Интересно, как поэт К. работает со стыдом, и если мои сессии обнародуют, как я буду работать со стыдом в великий праздник пасхи, как я буду работать со стыдом в великий праздник курбан - байрам.
У поэта К. есть одно стихотворение из тех, которое он предпочитает не помнить,оно называется «Перед Пасхой». Один день в неделе я уделяю мастурбации. Я делаю это три раза. В первый раз я думаю о поэте К. и об этом стихотворении. Я знаю, что за мной следят ангелы и духи и кто-то медленно спит за тонкой перегородкой.
Второй раз я думаю о тропах песен австралийских аборигенов. Они считают что вся земля это священная карта дорог, которые выпевали предки тотемы по куплету - участку. Такая себе устная книга бытия или одиссея. Когито эрго сум - я есмь путь. Путешествие - это период ада.
Третий раз я думаю о другом поэте. И о женщине, с которой я когда-то работала вместе, она рассказывала мне, как в детстве на спор она ночью пошла в староверскую разрушенную церковь и испугалась ветра воющего в берестяных кубках, установленных по периметру храма. Она смотрела мне в глаза и говорила, что если я очень сильно захочу, то смогу позвать кого угодно, хоть с севера, и даже с того света. Нужно только подойти к окну, прислонить к холодному стеклу пальцы, и, когда участки стекла под пальцами нагреются, расфокусировать глаза, чтобы объять пейзаж за окном. Тогда можно позвать кого угодно по имени и сказать, что сильно его любишь. Я слушала ее и не смогла признаться, что мой взгляд расфокусирован всегда, потому что у меня астигматизм. Я не сказала ей, что чтобы увидеть что-то маленькое, даже пусть это будет ноготь пальца на ее ноге, через который на тропе песен дух осеменяет женщину, я не смогу его разглядеть, ибо мне придется до головной боли напрягать глаза. Из этого выходит, что я всегда кого - то зову. Я ни разу не использовала этот прием для сближения. Я предпочитаю выпевать имена. И в третий раз я думаю о другом поэте и пытаюсь спеть куплетом его имя и его лицо его шею и все остальное.
Я делаю это три раза на полу, на том полу, на котором сводный брат читает намаз. Он говорит, вот, я чистый. А я ему ничего не отвечаю, разрезая с треском разверзающийся арбуз, не предлагаю ему, потому что он держит уразу, и до говения ему еще семь часов сплевывать слюну.
И я снова вспоминаю поэта К. и еще, что аллах милостив, и от того, он разрешает своим людям есть по ночам что угодно. И спать со своими женами. Или просто ночью он не видит. Интересно, что он думает о моих сессиях. И тогда я иду в церковь, в которой меня крестили. Не то чтобы я христианка. Просто страшно, что аллах все видел. Прихожу к покровам богородицы, сажусь на холодный кафель под пустые лампады и говорю ей, что дело дрянь и что мне стыдно перед аллахом. Перед строгими мусульманами. А потом я иду в магазин и покупаю свинину.
Мы были икрой рыбы под названием советский союз, эта рыба была кукушка. Теперь у меня есть выбор кого бояться и стыдиться. Интересно, как поэт К. работает со стыдом, и если мои сессии обнародуют, как я буду работать со стыдом в великий праздник пасхи, как я буду работать со стыдом в великий праздник курбан - байрам.