Усы юности моей
Дцать лет назад я была абсолютно, безумно влюблена - но совсем не как кошка. Это был сумасшедший платонический роман, возможный только в те годы и в гуманитарном вузе, ну, мне так кажется.
Я влюбилась в него по рассказам, еще до поступления, образ звезды института, живущего только искусством, стоящего перед Левитаном по несколько часов, возбудил мою готовую к великой нежности душу.
В первый день первого курса я шла в институт, трепеща не от грядущей встречи с первобыткой (а надо было бы), нет! это была смесь неясной надежды и тайной уверенности в быстрой, взаимной и идеальной любви.
Изучая расписание с прекрасными новыми словами, и кося глазами во все стороны, я засекла чудесное явление - в академическом коридоре нарисовались трое молодых людей, один другого краше. Старшекурсники... волшебное слово! Элегантно и бурно жестикулируя, они обсуждали что-то высокое, и сердце мое заметалось - который?! Все трое были в костюмах, двое в сером, один в коричневом - АХ!
Это были звезды, тут никто бы не усомнился, тем более, я.:) Забегая сильно вперед, констатирую с частичным прискорбием, что один серый костюм стал доцентом, второй - аж ректором, зато коричневый - мой верный друг на долгие годы, думаю, даже, что до самого конца - охраняет церковь и, к сожалению, имеет пороки, несовместимые с продвижением по службе даже там.
И ни один из них не оказался тем самым - это я выяснила очень быстро. Настоящая звезда, настоящий принц на голубом коне подошел ко мне позже, а я уже была готова, как Татьяна, как Наташа Ростова, я знала, я знала! И я пошла за ним - в редколлегию.
Мне не было дело до его внешности, до его костюма - я влюбилась не на жизнь, а на смерть.
Но он - и вправду замечательная личность - реально мог говорить, думать и любить только искусство.
Но я - я была вся огонь, вся горенье, устоять против меня было трудно, честно скажу, и, конечно, этот бастион сделал то, что и должен был - он пал, в духовном смысле, разумеется.
Я была первая и единственная, я тоже любила искусство, я была огонь и горенье (уже писала где-то), ну что описывать белые ночи на Ваське, прогулки от Наличной до Охты, записки под дверью, несметное количество съеденных полосочек за 12 и за 22, литры кофе с молоком, промерзшие автоматы, промерзшие автобусы, промерзшие троллейбусы, стояние его - под окном, мое - у Публички, молочные столовые, поездки в Тарту, лекции, электрички и стихи, стихи, стихи...
Но мой шкурный характер все-таки снова взял свое. Не кокетничать я была не в состоянии, хвост из трех-десяти кавалеров был мне необходим, не выпендриваться я не могла тоже и, наконец, стала проделывать все свои штучки и с ним - с ним, на которого я молилась, с ним, чье первое приглашение в кино заставило меня рыдать от счастья, кому на защиту диплома я подарила черные розы, ошеломив весь институт такой нестандартностью:)
Выпендривалась я как все, и даже хуже, причем, во много раз. Я не буду это описывать - не хочется выглядеть последней сволочью даже в прошлом. Но общий вектор был таков - мне перестала нравиться его возвышенность, его интеллигентность, я хотела драк, страстей, ревностей, буйных вечеринок с мордобоем под Мишу Гулько и Северного. Он не хотел совершенно. Я провоцировала - ну всё по сценарию. Я стала придираться к его внешности - он не был похож ни на одного из "Генералов песчаных карьеров", он не пил, не курил и не мог дать в морду ресторанному швейцару, мне все это казалось звеньями одной цепи, но я решила начать с внешности - и тут всплыли усы.
Раньше я их как-то и не замечала, или даже любила, как вписывающиеся в образ, а тут вдруг просто возненавидела. Мне эти усы вдруг показались средоточием всей интеллигентности мира, от которой мне отчаянно захотелось решительно отмежеваться. И я потребовала их уничтожения.
Он уперся. Он выполнял все мои просьбы и терпел все сдвиги и крышесносы, но тут он уперся. Как только он сказал "нет", для меня уже не осталось иной цели, кроме ликвидации проклятых усов. Я пошла во все тяжкие - я дралась, обкуривала его "Опалом", приставала на улице к милиционерам и, конечно, усиленно флиртовала со всем мужским составом факультета, даже, скорее, института. В процессе всего этого полуневинного разврата я обнаружила полным-полно мальчиков, которых не надо было учить пить, курить, драться и заказывать песню "Березы" в ресторане. Мальчики сами прекрасно умели выпендриваться - надираться портвейном, картинно рвать деньги, убегать от обманутых таксистов.. ну и все такое. Кроме того, они прекрасно рассуждали о карме, о смерти, о друидах, героине, Малевиче и проститутках.
Я обнаружила мальчиков, а они обнаружили меня. Бешеный разгул (а я тогда считала его именно таким) затягивал меня, порочность окружала (вот такой я тогда представляла себе порочность - мчаться на санках с горы сразу с тремя мальчиками!) и усы становились всё менее актуальными во всех смыслах.
И когда он, наконец, их сбрил, знаете, что я сделала? Я этого НЕ ЗАМЕТИЛА. А знаете, что я думаю по этому поводу? Что я была настоящей дрянью, без шуток.
Пол-института подошло ко мне в тот день, спрашивая - Ты видела?! Ничего себе!!!
А я не понимала, в чем дело, пока подруга мне не вломила прямо в лоб - Он сбрил усы! Ты что, ослепла?!
Да, я ослепла. Мне было уже все равно. А для него это был самый жертвенный в мире акт.
Вот так.
А потом я вышла замуж, пока он плавал по Волге. Вышла за одного из мальчиков - и это очень интересная, но совершенно другая история:).
Я встретилась с ним недавно - всё прекрасно. Если бы я вышла тогда за него, отечественное искусствознание понесло бы тяжелую утрату - я б его заездила. А так - нет, оно не понесло.
Он по-прежнему прекрасен, благороден, исключительно добр и умен. И без усов.
В этот раз я заметила.
А что толку?
Я влюбилась в него по рассказам, еще до поступления, образ звезды института, живущего только искусством, стоящего перед Левитаном по несколько часов, возбудил мою готовую к великой нежности душу.
В первый день первого курса я шла в институт, трепеща не от грядущей встречи с первобыткой (а надо было бы), нет! это была смесь неясной надежды и тайной уверенности в быстрой, взаимной и идеальной любви.
Изучая расписание с прекрасными новыми словами, и кося глазами во все стороны, я засекла чудесное явление - в академическом коридоре нарисовались трое молодых людей, один другого краше. Старшекурсники... волшебное слово! Элегантно и бурно жестикулируя, они обсуждали что-то высокое, и сердце мое заметалось - который?! Все трое были в костюмах, двое в сером, один в коричневом - АХ!
Это были звезды, тут никто бы не усомнился, тем более, я.:) Забегая сильно вперед, констатирую с частичным прискорбием, что один серый костюм стал доцентом, второй - аж ректором, зато коричневый - мой верный друг на долгие годы, думаю, даже, что до самого конца - охраняет церковь и, к сожалению, имеет пороки, несовместимые с продвижением по службе даже там.
И ни один из них не оказался тем самым - это я выяснила очень быстро. Настоящая звезда, настоящий принц на голубом коне подошел ко мне позже, а я уже была готова, как Татьяна, как Наташа Ростова, я знала, я знала! И я пошла за ним - в редколлегию.
Мне не было дело до его внешности, до его костюма - я влюбилась не на жизнь, а на смерть.
Но он - и вправду замечательная личность - реально мог говорить, думать и любить только искусство.
Но я - я была вся огонь, вся горенье, устоять против меня было трудно, честно скажу, и, конечно, этот бастион сделал то, что и должен был - он пал, в духовном смысле, разумеется.
Я была первая и единственная, я тоже любила искусство, я была огонь и горенье (уже писала где-то), ну что описывать белые ночи на Ваське, прогулки от Наличной до Охты, записки под дверью, несметное количество съеденных полосочек за 12 и за 22, литры кофе с молоком, промерзшие автоматы, промерзшие автобусы, промерзшие троллейбусы, стояние его - под окном, мое - у Публички, молочные столовые, поездки в Тарту, лекции, электрички и стихи, стихи, стихи...
Но мой шкурный характер все-таки снова взял свое. Не кокетничать я была не в состоянии, хвост из трех-десяти кавалеров был мне необходим, не выпендриваться я не могла тоже и, наконец, стала проделывать все свои штучки и с ним - с ним, на которого я молилась, с ним, чье первое приглашение в кино заставило меня рыдать от счастья, кому на защиту диплома я подарила черные розы, ошеломив весь институт такой нестандартностью:)
Выпендривалась я как все, и даже хуже, причем, во много раз. Я не буду это описывать - не хочется выглядеть последней сволочью даже в прошлом. Но общий вектор был таков - мне перестала нравиться его возвышенность, его интеллигентность, я хотела драк, страстей, ревностей, буйных вечеринок с мордобоем под Мишу Гулько и Северного. Он не хотел совершенно. Я провоцировала - ну всё по сценарию. Я стала придираться к его внешности - он не был похож ни на одного из "Генералов песчаных карьеров", он не пил, не курил и не мог дать в морду ресторанному швейцару, мне все это казалось звеньями одной цепи, но я решила начать с внешности - и тут всплыли усы.
Раньше я их как-то и не замечала, или даже любила, как вписывающиеся в образ, а тут вдруг просто возненавидела. Мне эти усы вдруг показались средоточием всей интеллигентности мира, от которой мне отчаянно захотелось решительно отмежеваться. И я потребовала их уничтожения.
Он уперся. Он выполнял все мои просьбы и терпел все сдвиги и крышесносы, но тут он уперся. Как только он сказал "нет", для меня уже не осталось иной цели, кроме ликвидации проклятых усов. Я пошла во все тяжкие - я дралась, обкуривала его "Опалом", приставала на улице к милиционерам и, конечно, усиленно флиртовала со всем мужским составом факультета, даже, скорее, института. В процессе всего этого полуневинного разврата я обнаружила полным-полно мальчиков, которых не надо было учить пить, курить, драться и заказывать песню "Березы" в ресторане. Мальчики сами прекрасно умели выпендриваться - надираться портвейном, картинно рвать деньги, убегать от обманутых таксистов.. ну и все такое. Кроме того, они прекрасно рассуждали о карме, о смерти, о друидах, героине, Малевиче и проститутках.
Я обнаружила мальчиков, а они обнаружили меня. Бешеный разгул (а я тогда считала его именно таким) затягивал меня, порочность окружала (вот такой я тогда представляла себе порочность - мчаться на санках с горы сразу с тремя мальчиками!) и усы становились всё менее актуальными во всех смыслах.
И когда он, наконец, их сбрил, знаете, что я сделала? Я этого НЕ ЗАМЕТИЛА. А знаете, что я думаю по этому поводу? Что я была настоящей дрянью, без шуток.
Пол-института подошло ко мне в тот день, спрашивая - Ты видела?! Ничего себе!!!
А я не понимала, в чем дело, пока подруга мне не вломила прямо в лоб - Он сбрил усы! Ты что, ослепла?!
Да, я ослепла. Мне было уже все равно. А для него это был самый жертвенный в мире акт.
Вот так.
А потом я вышла замуж, пока он плавал по Волге. Вышла за одного из мальчиков - и это очень интересная, но совершенно другая история:).
Я встретилась с ним недавно - всё прекрасно. Если бы я вышла тогда за него, отечественное искусствознание понесло бы тяжелую утрату - я б его заездила. А так - нет, оно не понесло.
Он по-прежнему прекрасен, благороден, исключительно добр и умен. И без усов.
В этот раз я заметила.
А что толку?