Со всех сторон понаехали новые соседи - крупные голые мужики с крестом и джипом, ласковые девушки, собирающие незабудки с шарпеями, ровесники-ровесницы, вооруженные гитарой и пьющие чаи на улице. Я нервно озираюсь, подбирая "своих". Голые мужики и девушки тоже озираются, определяются социально. У нас, правда, лабрадор, но их лабрадором не запутаешь, достаточно минутной беседы, чтоб разнесло по разным берегам. Я уже пособачилась со всеми новыми, опустила их ниже плинтуса, они меня опустили еще ниже, - лепота, тишина, лишь шарпеи потявкивают над руинами добрососедских надежд.
Но ровесники-ровесницы, ощупав мое лицо жадным взглядом заблудившихся интеллигентов, потянулись к такому достойному человеку, а я потянулась встречно, и виноградная косточка по вечерам ограждает нас от яростного музыкально-джипового ритма голых мужиков.
А при чем тут Уэллс? Потому что поляризация принимает окончательную форму, а окончательная форма окончательней всего прописана в уэллсовской "Машине времени".
Да, мы еще не элои, а они еще не морлоки, и я думаю, просто почти уверена, что нас даже и есть никогда не будут, при удачном раскладе, скорее всего, нет, не будут, не будут нас есть, глупости какие. Как нас можно будет есть, если мы кончимся? Но мы кончимся, и это несомненно. Одна радость, что все-таки есть не будут, и виноградной косточкой они не подавятся..
Я крайне далека, как выходка из народа, от позиции утомленных интеллигентов, от всякого декаданса, мизантропии, надменного снобизма и прочей немарксистской лабуды. И как величайший в округе оптимист с реалистическим уклоном предлагаю просто радоваться тому, что есть, и тому, что есть не будут, и что Уэллс был не совсем прав в своем блестящем предсказании будущего.
Жара.