продолжаю выписывать :)
Своими глазами. Книга воспоминаний
стремительная романтическая читка Павла Антокольского, который тогда еще был учеником Вахтангова, режиссером Третьей студии и владел аудиторией профессионально.
Но выше всех, ширю всех и глубже всех выражал искусство поэтического чтения, конечно, Владимир Маяковский.
нужно признать, что многие скромные обыватели, те, кого принято называть «простыми людьми», ничего не понимавшие, целиком отвергавшие стихи Маяковского, прочитав их про себя, о тех же стихах говорили с восторгом после того, как услышали их в авторском исполнении.
Маяковский сам придавал своим выступлениям громадное значение, считая их лучшим средством пропаганды нового революционного искусства. Стихи его напечатанные были подобно нотам для человека, не знающего музыкальную грамоту, в устном исполнении они были сонатой гениального композитора в исполнении гениального виртуоза. Ни один яркий образ, ни одна неожиданная краска, ни одна сложнейшая рифма, ни одна звуковая инструментовка, ни одна аллитерация - ничто не скрадывалось, не могло пройти незамеченным.
Зарифмовка:
Слава тебе в молотьбе и в сеятьбе,Грядущих веков Одиссея - тебе, -
не такая, чтобы поэту не погордиться, на то он поэт!
Разноударная рифма: «пращой - прощай» (в «Мистерии-буфф») поразила своей неожиданностью.
Сложная составная рифма «до чего доросли - первой гильдии, а жрем водоросли» - в театральной постановке не доходила, в авторской читке вызывала аплодисменты.
Сложнейшие для восприятия образы были скрыты в четверостишии:
Бутафор - катафалк готовь!Ядер в толпу! Мало вдов еще в ней.И взвился в небо фейерверк фактоводин другого чудовищней!
Эти четыре рифмованные строки могут послужить целой лекцией по искусству стихосложения. Во-первых, сложная рифма «Катафалк готовь - фактов». Рифма «вдов еще в ней - чудовищней» опорная, составная, будто бы натянутая и в то же время легко и звонко проходящая.
И, наконец, основной образ стиха - когда слушателю становилось ясно, что поэт, смотря на реальных солдат, идущих в бой, пророчески видит за ними их оплакивающих вдов, дочерей, матерей…
Доходило!
А в некоторых случаях Маяковский позволял себе такие авторские нюансы и расцветки, на которые ни один актер-исполнитель не решится.
В известном стихотворении о встрече поэта с Солнцем последняя строфа звучит:
Светить всегда, светить везде,до дней последних донца!Светить - и никаких гвоздей -вот лозунг Мой и Солнца!
Маяковский третью строку вел на высоких, можно сказать, на теноровых раскатах, затем во фразе «вот лозунг Мой» слово «мой» произносил на высочайшей кульминации с поднятой кверху рукой, для того, чтоб закончить «и Солнца», опуская руку с довольно пренебрежительной интонацией.
---------------------------
с удивлением мы узнавали, что Брюсов, помимо всего прочего, увлекается собиранием марок и состоит в переписке с филателистами самых отдаленных стран.
- Марка заменяет собой путешествие, - так говорил он и, всматриваясь в нее, как будто различал на почтовом знаке следы какой-то другой, неведомой жизни.
В другой раз мы были свидетелями беседы Валерия Яковлевича с Анатолием Васильевичем Луначарским на чистом латинском языке. Шел у них разговор на темы текущего дня, начиная от бытовых мелочей, кончая вопросами искусства, политики, причем, в зависимости от задетых вопросов, собеседники легко переходили от лапидарного и суховатого стиля «Записок Юлия Цезаря о галльской войне» к роскошной риторике Цицерона или Тита Ливия.
Но самое сильное впечатление Брюсов производил на нас в качестве импровизатора, сочиняя стихи на заданные темы.
то, что делал Валерий Брюсов, подходило ко всем категориям и выходило за их пределы. Это нельзя было назвать вольным полетом вдохновения в том плане, о котором говорили мемуаристы, вспоминая импровизации Адама Мицкевича. Там была действительно какая-то одержимость. Как сказано у Пушкина, «он почувствовал приближение бога»!..
У Брюсова этого не было. Была и здесь - как во всем его творчестве - работа. Но какая!
Валерий Брюсов. Он гнушался шпаргалкой! Импровизация шла из головы!
Надо еще учесть, что в своих импровизациях он избирал не обычные, примелькавшиеся формы четверостиший, а применял сложные формы стихосложения - сонет, терцины, октавы. Да! Тут была работа! И какая работа!
пример, который представляет собою высший класс изощренной версификаторской техники:
ИМПРОВИЗАЦИЯ
Сложив стихи, их на год спрятать в столСоветовал расчетливый Гораций.Совет, конечно, не всегда тяжелИ не подходит для импровизаций.Хотя б поэт был мощен, как орел,Любимцем Аполлона, Муз и Граций, -Но сразу же божественный глаголЗажжет в нем силу мощных декламаций!Пусть он всю ловкость в рифмах приобрелИ в выборе картин для декораций;Пусть он и чувство для стихов нашел,Всем нужны образы для иллюстраций:Диван и лампа, иль холмы и дол,Ряды гранатов, иль цветы акаций…Но я собрал с усердьем мудрых пчел,Как мед с цветов, все рифмы к звуку «аций»,Хоть не коснулся я возможных золИ обошел немало разных наций.Теперь мне предоставлен произволИзбрать иную рифму для вибраций.Что скажете, когда возьмусь за умИ дальше поведу свой стих с любовью?Поэт, поверьте, не всегда угрюмИ пишет он чернилами, не кровью.Но все ж он любит голос тайных дум,И их не предает он суесловью.Но мир ведь призрак, объясняет Юм,И вот, стихи слагая по условию,Он смело отдается чувствам двум:Веселью и душевному здоровью,И рифмовать он может наобумСтих за стихом, не шевельнувши бровью.На нем одет охотничий костюм,Он мчится на коне в леса, к становью,За ним мечта спешит, как верный грум,Чрез изгородь, по пашням или новью,И метко бьет львов, тигров или пум,Гоня оленя к тайному низовью…Но будет! Этих рифм тяжелый шумТерзать придет с упреком к изголовью!
1919 г.
...сказал Валерий Яковлевич, - что я после получасовой подготовки берусь сорок пять минут говорить на эту тему, популярно изложить основные ее проблемы и указать не меньше пяти книг, посвященных ее зарождению, развитию и современному состоянию.
В один прекрасный день на программном расписании Союза поэтов появилось объявление, от которого пахнуло Пико Делла Мирандола, тем самым ренессансным ученым, который в свое время объявлял диспут «De omni rescibili» («Обо всех познаваемых вещах»).
Импровизация состоялась - говорить докладчику довелось не то о химии, не то о дифференциальном исчислении.
Мы были потрясены, но публика, помнится, осталась неудовлетворенной - она просто не представляла себе всей трудности, всей ответственности взятого поэтом на себя обязательства.
-----------
Вставши во весь рост - как сейчас помню его стройную фигуру в знаменитом черном сюртуке, увековеченном на портрете Врубеля, - Брюсов поднял руку, призывая к порядку бушевавшую аудиторию.
Авторитет Брюсова был велик - он был первым поэтом прежнего времени, который с первых же дней переворота признал новую власть и безоговорочно стал «работать с большевиками». Его не все любили, но уважали в равной мере все читатели, и старые, и новые.
Так стоял он с поднятой рукой, и когда собрание, наконец, успокоилось, произнес:
- Я, Валерий Брюсов, заявляю всем вам, что стихи Есенина, те, которые он сейчас прочтет, - лучшее из всего написанного на русском языке в стихотворной форме за последние двадцать лет.
И затем Есенину:
- Продолжайте!
Есенин закончил чтение, и аудитория не могла не оценить замечательное его стихотворение.
заканчивал Брюсов изречением римского ученого Плиния Старшего: «Nulla dies sine linea!»«Ни одного дня без строки!» (лат.)
------------------
Анатолий Васильевич Луначарский- он был непревзойденный оратор, его устная речь отличалась непередаваемой легкостью, образностью; он умел сложные периоды вести и заканчивать с такой четкостью, с таким изяществом, что слушатели диву давались и вспоминали иногда точность и строгость фуги Баха, иногда легкость мазурки Шопена.
------------------
Татьяна Львовна Щепкина-Куперник прожила фактически две жизни. Внучка гениального артиста Михаила Семеновича Щепкина и дочь выдающегося адвоката Льва Абрамовича Куперника, она унаследовала от деда и отца лучшие черты двух наций.
Татьяне Львовне довелось при жизни стать легендой, полпредом прошлого в современности.
там запросто бывали академик Тарле, видный театровед Дурылин, испанист В. С. Узин. Кто приходил за справкой для научного труда, кто за советом по литературной части, а иной просто и наивно искал благовидного предлога, чтобы проведать Татьяну Львовну, подивиться на нее, пожелать себе самому такой же покойной и осиянной старости и, как сказано у Пушкина, «вздохнуть о пристани и вновь пуститься в путь».
-----------------------------------
слова из рассказа великого русского гуманиста и правдолюбца Короленко «Феномен»:
«Человек создан для счастья, как птица для полета».
Слова эти не перестают светиться в самой непроглядной тьме.
-------------------------------------------
Милая и благородная традиция досоветской Москвы - ежегодный концерт В. И. Качалова в пользу студентов Виленского землячества. Будучи родом из Вильно, Качалов считал непременным долгом помогать бедным студентам-землякам своим и составлял для такого концерта программу из лучших образцов своего репертуара. Популярность его среди молодежи была велика, в этом смысле он не уступал признанному «королю студентов» Л. В. Собинову - вечера такого рода проходили с громадным успехом и являлись большим материальным подспорьем для студенческих столовок, касс взаимопомощи и т. д.
----------------------
Лес (Что, дремучий лес, призадумался…)
автор Алексей Васильевич Кольцов (1809-1842)
(Посвящено памяти
А. С. Пушкина ) (1837)
---------------------------
«Вернемся к нашим баранам» - классическая фраза из старинного французского фарса «Об адвокате Пантелене». Речь идет об украденных баранах, и дурак судья все время повторяет эту фразу при запутанном разбирательстве.
первообраз Александра Вертинского. В таком виде, плюс белый балахон с громадными блюдцеподобными пуговицами, Вертинский впервые появился на подмостках с песенками про «Лилового негра», про «Маленького креольчика с Антильских островов», про «Маленькую бедную деточку, кокаином распятую в мокрых бульварах Москвы».
Фактически образ Вертинского, внешний его облик, стиль, манера - все это было создано, выдумано, изобретено Гутманом. Белый ситцевый балахон был пущен в ход не от хорошей жизни - это было самое дешевое одеяние, единственно доступное молодому артисту.