Старое пианино
За окном серо, новости всё сыпятся дурные, на душе тошно и лениво, полечу-ка я себя детскими воспоминаниями, в моём случае это беспроигрышный вариант. Сварганить натюрмортик и всласть повспоминать - почти как "откупорить шампанского бутылку, иль перечесть..." Прекрасное лекарство от хандры.
Не помню точно, когда я училась то ли во втором, то ли в третьем классе, родители озаботились моим дополнительным образованием. Возможно, им надоела моя любовь к Окуджаве, и меня решили приобщить к высокому искусству. Мама купила абонементы в консерваторию и зал им. Чайковского. По правде сказать, ей концерты и лекции нравились намного больше, чем мне. Думаю, я просто была слишком мала, хотя атмосферу лекций С. Виноградовой, её голос я не забыла до сих пор. Многое мне нравилось, помню, какие картинки отблеском вертелись в голове под музыку Баха. Но, уставая, я, как и многие другие заурядные дети, сбиваясь и начиная заново, считала трубы органа и думала о буфете с лимонадом.
Дома у нас было старое пианино фирмы Дидерихс, впрочем, я до и сих пор от него не избавилась, - вот оно на снимке, - принадлежало моему прадедушке, дека у него треснула, возможно, ещё до войны, однако настраивать его всё же удавалось. Мне оно нравилось, особенно его внутренности с разноцветным имперским гербом, подсвечники, клавиши из пожелтевшей слоновой кости, которые мне регулярно приходилось протирать.
Музыкальной школы поблизости не было, возить куда-то далеко было некому, стали искать учителя.
Первую учительницу звали Анаида Иосифовна. Она была уже в летах, маленькая, кругленькая, с улыбчивыми ямочками на щеках и пухлыми ручками. И сейчас слышу её резкий, пронзительный голос. Особой тяги к занятиям, равно как и способностей, у меня не было, видя это, А.И. говорила: "Наташа, поверь, даже если ты не научишься хорошо играть, мир вокруг тебя расширится, ты увидишь много прекрасного, ты станешь внимательной и собранной, научишься многое понимать." Но не музыку я вспоминаю, да и что там вспоминать - гаммы, да простенькие пьесы из "Школы игры на фортепиано Николаева", запомнила я визуальный образ. Как-то весной придя на урок, я увидела поразившую меня красоту: на большом блюде в густой зелени проросшего овса лежали разноцветно окрашенные пасхальные яйца. Это был такой яркий, такой необычный, чудесный натюрморт, что я глаз не могла отвести. К сожалению, когда я вскоре пришла на очередное занятие, мне сказали, что А.И. умерла.
Вторая учительница, Фредерика Людвиговна, была голландкой, женой скрипача Анатолия Евгеньевича Кнорре. Она знала много языков, но плохо русский, что меня, ребёнка, смешило. Человеком была очень пожилым, невысокого роста, худая, всегда элегантно одетая в блузки и костюмчики из джерси. Короткие седые волосы были уложены и подсинены, глядя на них, я думала о фиалках (что девочка запоминает!). О восприятии мира она не говорила, в ответ на мамины вопросы о моих успехах, будто с сожалением повторяла: " Посмотрите, какие музыкальные у Наташи руки, какие длинные пальцы, какая растяжка..." И опять же, вспоминая Ф.Л., я слышу не столько музыкальные произведения, что мы разучивали, сколько вижу замечательные иллюстрации в её нотных сборниках, а играли мы тогда Грига. А потом умер её муж, занятия прекратились. Так и осталась я недоученной. Но для музыки это отнюдь не потеря.
А была я такой:
https://nz141.livejournal.com/158799.html
Не помню точно, когда я училась то ли во втором, то ли в третьем классе, родители озаботились моим дополнительным образованием. Возможно, им надоела моя любовь к Окуджаве, и меня решили приобщить к высокому искусству. Мама купила абонементы в консерваторию и зал им. Чайковского. По правде сказать, ей концерты и лекции нравились намного больше, чем мне. Думаю, я просто была слишком мала, хотя атмосферу лекций С. Виноградовой, её голос я не забыла до сих пор. Многое мне нравилось, помню, какие картинки отблеском вертелись в голове под музыку Баха. Но, уставая, я, как и многие другие заурядные дети, сбиваясь и начиная заново, считала трубы органа и думала о буфете с лимонадом.
Дома у нас было старое пианино фирмы Дидерихс, впрочем, я до и сих пор от него не избавилась, - вот оно на снимке, - принадлежало моему прадедушке, дека у него треснула, возможно, ещё до войны, однако настраивать его всё же удавалось. Мне оно нравилось, особенно его внутренности с разноцветным имперским гербом, подсвечники, клавиши из пожелтевшей слоновой кости, которые мне регулярно приходилось протирать.
Музыкальной школы поблизости не было, возить куда-то далеко было некому, стали искать учителя.
Первую учительницу звали Анаида Иосифовна. Она была уже в летах, маленькая, кругленькая, с улыбчивыми ямочками на щеках и пухлыми ручками. И сейчас слышу её резкий, пронзительный голос. Особой тяги к занятиям, равно как и способностей, у меня не было, видя это, А.И. говорила: "Наташа, поверь, даже если ты не научишься хорошо играть, мир вокруг тебя расширится, ты увидишь много прекрасного, ты станешь внимательной и собранной, научишься многое понимать." Но не музыку я вспоминаю, да и что там вспоминать - гаммы, да простенькие пьесы из "Школы игры на фортепиано Николаева", запомнила я визуальный образ. Как-то весной придя на урок, я увидела поразившую меня красоту: на большом блюде в густой зелени проросшего овса лежали разноцветно окрашенные пасхальные яйца. Это был такой яркий, такой необычный, чудесный натюрморт, что я глаз не могла отвести. К сожалению, когда я вскоре пришла на очередное занятие, мне сказали, что А.И. умерла.
Вторая учительница, Фредерика Людвиговна, была голландкой, женой скрипача Анатолия Евгеньевича Кнорре. Она знала много языков, но плохо русский, что меня, ребёнка, смешило. Человеком была очень пожилым, невысокого роста, худая, всегда элегантно одетая в блузки и костюмчики из джерси. Короткие седые волосы были уложены и подсинены, глядя на них, я думала о фиалках (что девочка запоминает!). О восприятии мира она не говорила, в ответ на мамины вопросы о моих успехах, будто с сожалением повторяла: " Посмотрите, какие музыкальные у Наташи руки, какие длинные пальцы, какая растяжка..." И опять же, вспоминая Ф.Л., я слышу не столько музыкальные произведения, что мы разучивали, сколько вижу замечательные иллюстрации в её нотных сборниках, а играли мы тогда Грига. А потом умер её муж, занятия прекратились. Так и осталась я недоученной. Но для музыки это отнюдь не потеря.
А была я такой:
https://nz141.livejournal.com/158799.html