(no subject)
«Первый вопрос к учёному, который задавался с 17 века, когда формировалось классическое естествознание такое, внутри которого мы до сих пор живём. Эти критерии научности претендовали на то, что мы сумеем объяснить, откуда у нас ресурс надежды на то, что мы можем получить объективное знание, максимально освобождённое от человеческих вкраплений - эмоций, чувств, предубеждений, предрассудков и всего того, что привносится культурой. Это классическая проблематика, но и казалось, что это более-менее успешно получается, если бы не случившийся в конце 19 века позитивистский тупик, который Гуссерль в 20-е годы назвал кризисом европейских наук. Тупик, заключавшийся в том, что оказалось, что когда нам кажется, что мы имеем дело с реальность с такой, какая она есть, мы имеем дело с конструктами, проецируемыми нами на эту реальность. Мы имеем дело с определёнными сконструированными объектами и большой вопрос, что им соответствует в реальности. Насколько реальность отвечает на наши конструирования, насколько она гибка, насколько она сопротивляется этому конструированию. И оказалось, что для Гуссерля кризис европейской культуры был связан с кризисом европейской науки, а кризис науки был связан с тупиком натурализма, когда мы в качестве естественной установки принимаем то, что мы имеем дело с миром таким, какой он есть. И когда позитивисты говорили, что достаточно присмотреться к фактам, понаблюдать их, вывести какие-то закономерности, эмпирически обобщить… Весь этот путь замечателен, только один большой вопрос - что такое факты освобождённые от человеческого конструирования. Гуссерль начинал с того, что очень усилил это и показал, что в науке значительное место имеет конструирование объекта познания самим субъектом. И оказалось, что обычно мы следуем своей собственной конструкции.»