Пришла я туда работать в апреле 1991года и продержалась до октября 1993, те есть неполных два года. За это время несколько раз поменялось начальство, поменялись условия, в стране тоже происходили бурные события. События я плохо помню. Появились ваучеры, народ бегал куда-то их сдавать, я свой просто продала и купила курицу: не поверила я родной стране, что она меня обогатит.Потом все носились со всякими МММ, сдавали деньги, у меня не было сбережений, но я и не верила всему этому. Помню, что в рыбном магазине стала продаваться копченая осетрина, а на сахар были талоны. Я как раз получила приличные деньги, пошла за продуктами, купить было нечего, за осетриной была небольшая очередь. Решила себя побаловать, устроить красивую жизнь, встала в очередь за дамой в красивой шубе. Дама как-то нервно оглядывалась на меня и по сторонам и вдруг, обращаясь ко мне сказала:" Я в больницу покупаю, немного. Вы тоже?" Мне было смешно на нее смотреть, чего дергается-то? Есть деньги--покупает, но она же выросла при советской власти, думала, наверно, что ее заметут сразу же, как узнают, что у нее никто не болен, а ей самой хочется. И я небрежно так, спокойно ответила:" А я себе, на завтрак." Тетка выпучила глаза, осмотрела мой скромный наряд, отвернулась и перестала озираться по сторонам. Моя же красивая жизнь ограничилась двумястами граммами копченой осетрины, не привыкла я роскошествовать.
Деньги обесценивались, я за какие-то тысячи купила наконец-то хорошие красивые туфли. То все агитировали за Ельцина, то ругали его на чем свет стоит. Это все было на краю сознания, я все время рисовала эскизы, придумывала, лепила и ломала, дома в малюсенькой печке делала бусы, сдавала их в магазин, иногда добавляла к ним какие-то другие изделия. Конечно, мечтой было сделать себе хорошую печь, купить хорошей глины и красок, а пока приходилось довольствоваться тем, что было.
На работе я постепенно познакомилась со всем производством. В подвале был цех массозаготовки, там я нашла глину, которую привозили для изготовления фарфоровой массы. Ее мне разрешили брать и использовать в своих целях. Сначала ее дробили в пыль тяжелыми каменными жерновами, потом я просеивала ее, замачивала и лепила какие-то образцы, свои пробные изделия, подолгу приходилось ждать печь на более низкую температуру, но что-то постепенно делалось.
Делались и гжельские изделия параллельно. Технолог все время усовершенствовала то глазурь, то массу. Однажды сделала здоровый бак глазури, ей покрыли огромное количество расписанных изделий, а после обжига оказалось, что глазурь почти непрозрачная, вся роспись под ней пропала. То шликер у нее получался плохой, трескалось все, то глазурь не раскрывалась, но почему-то опытных образцов они не делали, а сразу грузили кубовую печь и ждали, что получится. Рабочие таскали по домам всякий брак и не только брак. Парню из цеха массозаготовки повезло больше -- к его дверям подъезжала машина и он продавал готовый шликер большими баками. У кого-то я спрашивала, где купить глину и мне дали наш адрес, назвали и имя этого рабочего и куда подъехать рассказали.
Юрика стали подозревать в больших левых доходах, стали опечатывать печное отделение на выходные. Но ему не было преград! Он мне рассказывал, как в субботу залез на крышу, спустился в печное отделение по вентиляционной шахте, перетащил также работы, обжег, остудил, разобрал и вынес все тем же путем. Утром вскрыли печать на двери печного отделения--а печь-то теплая! Начальство в гневе допрашивало всех, но никто так и не догадался о его махинациях.
Так же я постепенно познакомилась со всеми рабочими, народ там был хороший. Начальство менялось, зарплаты не платили, заказов поубавилось. Мужики часто слонялись без дела и уж, конечно, все были тут как тут, когда открывалась печь с моими изделиями. Все всё комментировали на все лады, а Марат говорил свое неизменное:"Эстетика быта!", доставал из печи еще теплые вещи и, прижимая их к груди, тащил по холодному коридору ко мне. К тому времени нас перевели в большую светлую комнату, как раз ту, что мне нравилась,и всю нашу команду возглавила Ира Сокол, которая уже давно работала в институте. Институт разваливался и все искали как заработать . Юрий Мстиславович, не помню кем он работал, стал учиться делать гипсовые формы и потом полностью перешел на эту работу. И другие присоединялись. Пришел заказ на какие-то огромные вазы, технолог для них даже сделала фаянс( остатки потом мне достались! ), все приложили руки к изготовлению этих ваз. Фаянс самодельный трещал, помучились.
В это же время она сделала шамот и мне досталось немного. Я слепила из него две большие напольные вазы: вертикальную высокую и широкую горизонтальную. Эту купила жена директора банка, цену я назначила большую, вроде тыщ или миллионов 20 (деньги так быстро менялись, вообще не помню, какие в каком году были). Я поехала за деньгами с хозяйственной сумкой, мне в нее положили пачки пятирублевок в банковской упаковке, я застегнула молнию и потащила сумку, наполненную приятной тяжестью, домой. По дороге косилась на сумки соседей в метро--не деньги ли они там везут?
А я уже давно вела разведку , как раздобыть печь. Мужики сказали, что можно сделать. Я спросила, а как же ее отсюда вывезти, ведь на проходной проверяют? " Лишь бы в ворота пролезла--вывезем!"-сказали мне. За дело взялся местный электрик, времени ушло много вместе с его запоями. Там таких было много--руки золотые, мастера, все алкоголики. Когда у них болели зубы, приходили к Юрке за гипсом, сами пломбировались, говорят, на неделю хватало, а водка дезинфицирует. Гонял их начальник по кличке Лорд (он когда-то был был в командировке в Англии и очень элегантно одевался), но не выгонял. Электрик спьяну загнул огромную цену--можно было на эти деньги купить зимнее пальто, сапоги и все остальное, да еще и в ресторане это событие отметить. Я согласилась, стала копить. Печь получилась громадная и снабжена была таким огромным старого образца трансформатором, что страшно было смотреть. Когда все было готово, пришла расплачиваться. Теперь рассказываю, какая я была тогда деловая, никому не говорила раньше. Спрашиваю, сколько же это будет мне стоить? А сама в уме держу его цифру, которую он назвал и страшно боюсь, что он ее увеличит. Он чешет затылок и расписывает трудности, которые он встретил во время процесса, что-то ему прям пришлось купить, кому-то дать, чтобы вынести. И вот я, не дожидаясь его ответа, в страхе, что он увеличит цену брякаю: "Ты ж сказал тогда цену, я готова ее заплатить" Он быстро согласился и тут я вижу по его глазам, которые у него полезли на лоб и выше, что он ничего не помнит, так как был в сильном подпитии и такого счастья от меня не ожидал. Но было уже поздно, он в меня вцепился, понял, что деньги у меня есть, пришлось платить. А могла бы, наверно, обойтись третьей частью этой суммы или еще меньшей. Спасибо, научил! Дорого, правда, заплатила за урок, но я постаралась об этом забыть и никому не рассказывала.
Дома она стала еще больше, нигде не помещалась, только в комнате за дверью. К сожалению, я ее так ни разу и не включила-не рискнула в комнате врубить этот агрегат и не могла ее от книжных полок отодвинуть. Через некоторое время отдала свой подруге Лене Воронцовой, которая к тому времени вышла замуж, два раза сходила в декретный отпуск и опять вернулась к керамике. Ее муж Гена усовершенствовал печь, поставил ее на застекленном балконе, сделал там вентиляцию, все управление вывел на панель к своему рабочему столу. Везет же людям! А себе я добыла старый школьный муфель, починила его и какое-то время он мне служил верой и правдой. Печку-то маленькую мой знакомый к тому времени забрал, не оправдала я его надежд, так и не поддалась я на его уговоры работать вместе и сильно обогатиться. Потому что хорошо его знала, понимала, что все сведется к тому, что это я буду его обогащать, а мне это совсем не интересно.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ