(no subject)
Первый блин опыт любительского художественного перевода.
Когда я прочитал этот рассказ Теда Чана, мне вдруг показалось, что в существующем русском тексте некоторые ключевые места недостаточно хорошо прописаны.
Возникло желание найти оригинал, и попробовать сделать свой вариант перевода. Когда я начал, то обнаружил, что в общем-то уже подзабыл не только то, что мне конкретно не приглянулось, но и общее содержание.
Во время работы я не сверялся с уже имеющимся переводом, и, собственно до сих пор его не перечитывал и не сравнивал.
Получилось достаточно неровно. Цитату из Эйнштейна я скопипастил из какого-то онлайн сборника крылатых фраз. Интересны непредвзятые мнения и указания на баги.
***********************
Тед Чанг
Деление на ноль
1.
Вопреки общепринятому мнению, результатом деления на ноль вовсе не является бесконечность. Причина состоит в том, что деление определяется как операция, обратная умножению; то есть, если вы разделите что-либо на ноль, а потом умножите на ноль, то должны получить число, с которого начали. Однако, умножая бесконечность на ноль, вы всегда получаете ноль, а не что-либо иное. Не существует ни одного числа, которое вы смогли бы умножить на ноль и получить ненулевой ответ, поэтому результат деления на ноль в буквальном смысле неопределен.
1a.
Рени глядела в окно, когда к ней подошла миссис Ривас.
- Выписываетесь, побыв у нас всего неделю? Ну, это совсем не срок! А вот я, Бог свидетель, задержусь тут еще надолго.
Рени выдавила вежливую улыбку: - Думаю, не так уж надолго.
В их отделении миссис Ривас была из числа манипуляторов, и все знали, что ее попытки являлись лишь демонстративными жестами. Однако санитары, хотя и неохотно, все же уделяли ей внимание, опасаясь, как бы в следующий раз она не достигла успеха чисто по случайности.
- Ха! Хотели б они от меня избавиться! Вы же знаете, какая ответственность на них ляжет, если я умру здесь, на их попечении!
- Да, знаю.
- Ответственность, только она их и волнует. Ничего, кроме нее.
. . .
Рени повернулась обратно к окну и снова стала смотреть на разбухающий в небе инверсионный след.
- Миссис Норвуд! - позвала ее медсестра - Пришел ваш муж!
Рени одарила миссис Ривас еще одной улыбкой вежливости, и покинула ее.
1b.
Карл поставил наконец последнюю подпись, и сестра унесла кипу заполненных форм для дальнейшей обработки. Он вспоминал, как привез Рени в эту клинику; о всех этих стандартных вопросах, заданных ему на первичном собеседовании. Тогда он стоически и терпеливо ответил на каждый.
- Да, она профессор математики. Вы можете найти сведения о ней в справочнике "Кто есть кто".
- Нет, я - биолог.
- Нет, я тогда забыл коробку со слайдами, которые мне были нужны.
- Нет, она не могла об этом знать.
И наконец, как и ожидалось:
- Да, я тоже пытался сделать это. Лет двадцать назад, когда был аспирантом.
- Нет, я хотел спрыгнуть с высоты.
- Нет, мы с Рени тогда не были знакомы.
И так далее, и так далее.
И теперь, сочтя его достаточно дееспособным и заботливым, они были готовы перевести Рени на программу амбулаторного лечения.
Оглядываясь назад, Карл отстраненно удивлялся тому, что на протяжении всего этого испытания - пребывания в больнице, общения с врачами и сестрами, он почти ни разу не испытал дежавю. Единственным, что он испытывал - было чувство какого-то оцепенения, пребывая в котором он воспринимал действительность чисто машинально.
2.
Существует одно хорошо известное «доказательство», показывающее, что один равен двум. Оно начинается с утверждения «пусть a=1 и b=2», а заканчивается выводом «a=2a», что и означает «один равен двум». Где-то в середине запрятана неприметная операция деления на ноль, и на этом шаге данное доказательство переступает через край пропасти, делая все существующие правила недействительными. Если разрешить деление на ноль, кто угодно может доказать не только, что один равен двум, но и что два любых числа, будь они действительными или мнимыми, рациональными или иррациональными - равны друг другу.
2a.
Сразу как они с Карлом вернулись домой, Рени прошла к своему рабочему столу и стала не глядя переворачивать листы чистой стороной вверх, собирая их в стопку. Она морщилась всякий раз, когда в ходе этой тасовки какой-нибудь лист случайно оказывался неперевернутым. Сначала она хотела сжечь все бумаги, но это было бы теперь просто ненужным символом. В конце-концов она решила, что достаточно будет никогда больше на них не смотреть.
Врачи, вероятно, посчитали бы это признаком навязчивого состояния . Рени нахмурилась, припомнив, как унизительно быть пациентом подобных глупцов. Вот ты пребываешь в статусе самоубийцы, находишься в закрытой палате под предположительно круглосуточным наблюдением санитаров. Приходит время бесед с докторами, которые оказываются такими сочуствующими, такими … понятными и очевидными. Ведь она не была манипулятором, вроде миссис Ривас, однако все оказалось действительно просто. Всего лишь нужно сказать, «Да, я знаю что со мной еще не все в порядке, но я чувствую себя лучше», и они уже считают тебя почти готовой к выписке.
2b.
Карл наблюдал за Рени из дверного проема, пока она шла через прихожую. Он вспомнил о том дне, когда, двадцать лет назад, выписывали его самого. За Карлом приехали родители, и на обратном пути его мать произносила пустые и необязательные фразы о том, как все будут рады видеть его, и так далее. Карл с трудом сдержался, чтобы не сбросить обнимающую его руку резким движением плеча.
Карл делал для Рени все то, что сам бы в свое время, находясь а подобном положении, оценил по достоинству. Он навещал ее каждый день в клинике, и даже если она вначале не хотела его видеть, оставался, чтобы быть с ней, когда она передумает. Иногда они разговаривали, иногда просто гуляли по парку. Он не мог найти ничего неправильного в том, что сделал, и был уверен, что Рени видела его усилия. Несмотря на это, пока что в отношении к себе со стороны Рени он не мог различить ничего сверх того, к чему ее обязывало простое чувство долга перед ним.
3.
В Principia Mathematica Бертран Рассел и Альфред Уайтхед попытались дать строгое обоснование математике, используя формальную логику. Они начали с того, что посчитали аксиомами, используя их для доказательства теорем все возрастающей сложности. К странице 362 они продвинулись достаточно, чтобы доказать: «1+1=2».
3а.
Семилетним ребенком, исследуя дом своей родственницы, Рени была просто зачарована, когда вдруг увидела в гладких мраморных плитках пола идеальные квадраты. Вот одна плитка - это квадрат, вот два ряда по две, три ряда по три - плитки, конечно же, складываются в квадраты. Неважно, с какой стороны ты смотришь - всегда выходит одно и то же. И еще одно: каждый квадрат всегда больше предыдущего на нечетное число плиток. Это было как озарение. Осознание этого обладало внутренней правильностью, подкрепленной еще особым ощущением гладкости и холода, исходящим от плит. И от того, как превосходно соединялись друг с другом эти плиты, от того, как невероятно совершенны были линии их соприкосновения, Рени впервые испытала чувство благоговейного трепета перед точностью и ясностью.
После были и другие озарения и достижения: выдающаяся докторская диссертация в двадцать три, серия замечательно принятых статей. Многие сравнивали ее с Фон Нейманом, а университеты добивались ее расположения, как нетерпеливые поклонники, чтобы заполучить к себе. Они никогда не обращала на все это слишком много внимания. Что ее действительно занимало, так это то самое чувство правильности, растущее с каждой изученной теоремой, которые, казалось, обладали той же ясной и материалистичной природой, что и мраморные плиты, и так же, как плиты, превосходно стыковались одна с другой.
3b.
Карл знал, что тот человек, которым он является сейчас, родился после его попытки самоубийства, когда он встретил Лауру. Выйдя из госпиталя, он не хотел видеть никого, но друзья устроили их знакомство. Сначала он оттолкнул ее, потом узнал лучше. Она любила его, когда он страдал, и отпустила, как только он был исцелен. Благодаря знакомству с ней, Карл научился сочувствию, и был будто создан заново.
Лаура переехала после получения степени магистра, он остался в университете для работы над докторской. В дальнейшем в его жизни еще были страдания и беды, но никогда больше не было отчаяния и полной безнадежности.
Карл восхищался каждый раз, когда вспоминал, каким же человеком она была. После окончания университета он ни разу не виделся с ней. Интересно, как она провела все эти годы, кого еще любила? Теперь он ясно осознавал, чем была ее любовь, и чем она не являлась, и дорожил памятью о ней чрезвычайно.
4. В начале девятнадцатого века математики начали исследовать геометрии, отличные от Евклидовой. В этих альтернативных геометриях были получены результаты, которые выглядели крайне абсурдно, но не вели ни к каким логическим противоречиям. Позже было показано, что логическая непротиворечивость неевклидовых геометрий строго соотносится с Евклидовой, то есть, если предположить, что непротиворечива Евклидова геометрия, то из этого с необходимостью следует, что непротиворечивы и все неевклидовы.
Доказательство же непротиворечивости Евклидовой геометрии ускользало от математиков. К концу девятнадцатого века лучшим достижением стало доказательство того, что Евклидова геометрия непротиворечива, если непротиворечивой является арифметика.
4а.
Когда все началось, Рени вряд ли предполагала, что это перерастет уровень досадного недоразумения.
Она прошла через холл, и постучала в открытую дверь Питера Фабризи.
- Пит, есть у тебя минута?
Фабризи отодвинулся от стола:
- Конечно, Рени, а в чем дело?
Рени вошла, зная, какова должна быть реакция. Раньше она никогда не просила советов по работе у своих факультетских коллег, было как раз наоборот - советы просили у нее. Ну да ладно.
- Не мог бы ты кое-что для меня сделать? Помнишь, пару недель назад, я рассказывала тебе о формальной системе, над которой сейчас работаю?
Он кивнул. - О той, где ты переопределяешь аксиомы?
- Верно. Так вот, я получила выводы, которые выглядят совершенно нелепо и смехотворно, и мой формализм начинает противоречить сам себе. Не взглянешь на него?
Выражение лица Фабризи оказалось точно таким, как она ожидала.
- Если хочешь - конечно, я буду рад оказать тебе услугу.
- Замечательно. Проблема содержится в примерах на первых страницах, остальное - на твое усмотрение.
Она протянула Фабризи тонкую стопку бумаг. - Я подумала, что если познакомлю тебя с этим, ты должен увидеть те же вещи, что и я.
- Наверное, ты права. - Фабризи бегло проглядел первые две страницы. - Не знаю, сколько времени это займет.
- Не торопись. Просто при случае посмотри, не выглядят ли мои предположения сомнительными, или вроде того. Я буду продолжать работу, и если найду что-нибудь еще, скажу тебе.
Фабризи улыбнулся: - Я уверен, что ты просто зайдешь после обеда, и скажешь, что отгадала загадку.
- Сомневаюсь. Тут нужен свежий взгляд.
Они пожали друг другу руки. - Я попробую - сказал Фабризи.
- Спасибо.
Было непохоже, что Фабризи мог полностью разобраться в ее формализме, но ей нужен был кто-нибудь, чтобы просто проверить техническую правильность выводов.
4b
Карл познакомился с Рени на вечеринке, которую устраивал его коллега. Его привлекло лицо Рени, на первый взгляд некрасивое, кажущееся чуть мрачноватым. Но в течении вечера Карл увидел, как она дважды улыбнулась, и один раз - нахмурилась. И в эти моменты все ее лицо, обычно бесстрастное, обретало вдруг особое выражение, и уже трудно было представить его прежним. Карл был удивлен: как правило он мог распознать по чьему - либо лицу, даже если оно сейчас спокойно, что для него более характерно - улыбка, или хмурое выражение. Но лицо Рени оставалось загадкой: он не мог понять, как на нем могли проявляться столь многие чувства, в то время как обычное его состояние не открывало ничего.
На то, чтобы научиться полностью понимать Рени и выражения ее лица, у него ушло еще много времени, но это, безусловно, того стоило.
Карл сидел на мягком кресле в своем рабочем кабинете с номером «Морской биологии» на коленях, и прислушивался к звукам сминаемой бумаги, доносящимся из кабинета Рени. Она работала весь вечер, и хотя, когда он в последний раз заглядывал к ней, ее лицо было, как обычно, невозмутимым, ясно слышалось, как нарастает ее недовольство.
Он отложил журнал, встал с кресла и подошел к входу в ее кабинет. На ее столе лежал раскрытый том, станицы которого были покрыты уравнениями, выглядящими, как иероглифы, вперемежку с пояснениями на русском.
Просмотрев очередную порцию материала, она едва заметно нахмурилась, и захлопнула книгу. Карл услышал, как она пробормотала «бесполезно», а затем вернула книгу на полку.
- Ты так заработаешь себе повышенное давление, если будешь продолжать в том же духе - сказал Карл в шутку.
- Не надо меня опекать!
Карл поразился: - И не думал даже!
Рени повернулась и с яростью взглянула в упор на него.
- Я сама знаю, когда я могу продуктивно работать, а когда нет!
Карл вздрогнул и отступил. - Ну, тогда больше не буду тебе мешать.
- Спасибо! - и она снова уставилась на книжные полки.
Карл вышел, пытаясь разгадать, что означает этот гнев.
Продолжение в следующем посте
Когда я прочитал этот рассказ Теда Чана, мне вдруг показалось, что в существующем русском тексте некоторые ключевые места недостаточно хорошо прописаны.
Возникло желание найти оригинал, и попробовать сделать свой вариант перевода. Когда я начал, то обнаружил, что в общем-то уже подзабыл не только то, что мне конкретно не приглянулось, но и общее содержание.
Во время работы я не сверялся с уже имеющимся переводом, и, собственно до сих пор его не перечитывал и не сравнивал.
Получилось достаточно неровно. Цитату из Эйнштейна я скопипастил из какого-то онлайн сборника крылатых фраз. Интересны непредвзятые мнения и указания на баги.
***********************
Тед Чанг
Деление на ноль
1.
Вопреки общепринятому мнению, результатом деления на ноль вовсе не является бесконечность. Причина состоит в том, что деление определяется как операция, обратная умножению; то есть, если вы разделите что-либо на ноль, а потом умножите на ноль, то должны получить число, с которого начали. Однако, умножая бесконечность на ноль, вы всегда получаете ноль, а не что-либо иное. Не существует ни одного числа, которое вы смогли бы умножить на ноль и получить ненулевой ответ, поэтому результат деления на ноль в буквальном смысле неопределен.
1a.
Рени глядела в окно, когда к ней подошла миссис Ривас.
- Выписываетесь, побыв у нас всего неделю? Ну, это совсем не срок! А вот я, Бог свидетель, задержусь тут еще надолго.
Рени выдавила вежливую улыбку: - Думаю, не так уж надолго.
В их отделении миссис Ривас была из числа манипуляторов, и все знали, что ее попытки являлись лишь демонстративными жестами. Однако санитары, хотя и неохотно, все же уделяли ей внимание, опасаясь, как бы в следующий раз она не достигла успеха чисто по случайности.
- Ха! Хотели б они от меня избавиться! Вы же знаете, какая ответственность на них ляжет, если я умру здесь, на их попечении!
- Да, знаю.
- Ответственность, только она их и волнует. Ничего, кроме нее.
. . .
Рени повернулась обратно к окну и снова стала смотреть на разбухающий в небе инверсионный след.
- Миссис Норвуд! - позвала ее медсестра - Пришел ваш муж!
Рени одарила миссис Ривас еще одной улыбкой вежливости, и покинула ее.
1b.
Карл поставил наконец последнюю подпись, и сестра унесла кипу заполненных форм для дальнейшей обработки. Он вспоминал, как привез Рени в эту клинику; о всех этих стандартных вопросах, заданных ему на первичном собеседовании. Тогда он стоически и терпеливо ответил на каждый.
- Да, она профессор математики. Вы можете найти сведения о ней в справочнике "Кто есть кто".
- Нет, я - биолог.
- Нет, я тогда забыл коробку со слайдами, которые мне были нужны.
- Нет, она не могла об этом знать.
И наконец, как и ожидалось:
- Да, я тоже пытался сделать это. Лет двадцать назад, когда был аспирантом.
- Нет, я хотел спрыгнуть с высоты.
- Нет, мы с Рени тогда не были знакомы.
И так далее, и так далее.
И теперь, сочтя его достаточно дееспособным и заботливым, они были готовы перевести Рени на программу амбулаторного лечения.
Оглядываясь назад, Карл отстраненно удивлялся тому, что на протяжении всего этого испытания - пребывания в больнице, общения с врачами и сестрами, он почти ни разу не испытал дежавю. Единственным, что он испытывал - было чувство какого-то оцепенения, пребывая в котором он воспринимал действительность чисто машинально.
2.
Существует одно хорошо известное «доказательство», показывающее, что один равен двум. Оно начинается с утверждения «пусть a=1 и b=2», а заканчивается выводом «a=2a», что и означает «один равен двум». Где-то в середине запрятана неприметная операция деления на ноль, и на этом шаге данное доказательство переступает через край пропасти, делая все существующие правила недействительными. Если разрешить деление на ноль, кто угодно может доказать не только, что один равен двум, но и что два любых числа, будь они действительными или мнимыми, рациональными или иррациональными - равны друг другу.
2a.
Сразу как они с Карлом вернулись домой, Рени прошла к своему рабочему столу и стала не глядя переворачивать листы чистой стороной вверх, собирая их в стопку. Она морщилась всякий раз, когда в ходе этой тасовки какой-нибудь лист случайно оказывался неперевернутым. Сначала она хотела сжечь все бумаги, но это было бы теперь просто ненужным символом. В конце-концов она решила, что достаточно будет никогда больше на них не смотреть.
Врачи, вероятно, посчитали бы это признаком навязчивого состояния . Рени нахмурилась, припомнив, как унизительно быть пациентом подобных глупцов. Вот ты пребываешь в статусе самоубийцы, находишься в закрытой палате под предположительно круглосуточным наблюдением санитаров. Приходит время бесед с докторами, которые оказываются такими сочуствующими, такими … понятными и очевидными. Ведь она не была манипулятором, вроде миссис Ривас, однако все оказалось действительно просто. Всего лишь нужно сказать, «Да, я знаю что со мной еще не все в порядке, но я чувствую себя лучше», и они уже считают тебя почти готовой к выписке.
2b.
Карл наблюдал за Рени из дверного проема, пока она шла через прихожую. Он вспомнил о том дне, когда, двадцать лет назад, выписывали его самого. За Карлом приехали родители, и на обратном пути его мать произносила пустые и необязательные фразы о том, как все будут рады видеть его, и так далее. Карл с трудом сдержался, чтобы не сбросить обнимающую его руку резким движением плеча.
Карл делал для Рени все то, что сам бы в свое время, находясь а подобном положении, оценил по достоинству. Он навещал ее каждый день в клинике, и даже если она вначале не хотела его видеть, оставался, чтобы быть с ней, когда она передумает. Иногда они разговаривали, иногда просто гуляли по парку. Он не мог найти ничего неправильного в том, что сделал, и был уверен, что Рени видела его усилия. Несмотря на это, пока что в отношении к себе со стороны Рени он не мог различить ничего сверх того, к чему ее обязывало простое чувство долга перед ним.
3.
В Principia Mathematica Бертран Рассел и Альфред Уайтхед попытались дать строгое обоснование математике, используя формальную логику. Они начали с того, что посчитали аксиомами, используя их для доказательства теорем все возрастающей сложности. К странице 362 они продвинулись достаточно, чтобы доказать: «1+1=2».
3а.
Семилетним ребенком, исследуя дом своей родственницы, Рени была просто зачарована, когда вдруг увидела в гладких мраморных плитках пола идеальные квадраты. Вот одна плитка - это квадрат, вот два ряда по две, три ряда по три - плитки, конечно же, складываются в квадраты. Неважно, с какой стороны ты смотришь - всегда выходит одно и то же. И еще одно: каждый квадрат всегда больше предыдущего на нечетное число плиток. Это было как озарение. Осознание этого обладало внутренней правильностью, подкрепленной еще особым ощущением гладкости и холода, исходящим от плит. И от того, как превосходно соединялись друг с другом эти плиты, от того, как невероятно совершенны были линии их соприкосновения, Рени впервые испытала чувство благоговейного трепета перед точностью и ясностью.
После были и другие озарения и достижения: выдающаяся докторская диссертация в двадцать три, серия замечательно принятых статей. Многие сравнивали ее с Фон Нейманом, а университеты добивались ее расположения, как нетерпеливые поклонники, чтобы заполучить к себе. Они никогда не обращала на все это слишком много внимания. Что ее действительно занимало, так это то самое чувство правильности, растущее с каждой изученной теоремой, которые, казалось, обладали той же ясной и материалистичной природой, что и мраморные плиты, и так же, как плиты, превосходно стыковались одна с другой.
3b.
Карл знал, что тот человек, которым он является сейчас, родился после его попытки самоубийства, когда он встретил Лауру. Выйдя из госпиталя, он не хотел видеть никого, но друзья устроили их знакомство. Сначала он оттолкнул ее, потом узнал лучше. Она любила его, когда он страдал, и отпустила, как только он был исцелен. Благодаря знакомству с ней, Карл научился сочувствию, и был будто создан заново.
Лаура переехала после получения степени магистра, он остался в университете для работы над докторской. В дальнейшем в его жизни еще были страдания и беды, но никогда больше не было отчаяния и полной безнадежности.
Карл восхищался каждый раз, когда вспоминал, каким же человеком она была. После окончания университета он ни разу не виделся с ней. Интересно, как она провела все эти годы, кого еще любила? Теперь он ясно осознавал, чем была ее любовь, и чем она не являлась, и дорожил памятью о ней чрезвычайно.
4. В начале девятнадцатого века математики начали исследовать геометрии, отличные от Евклидовой. В этих альтернативных геометриях были получены результаты, которые выглядели крайне абсурдно, но не вели ни к каким логическим противоречиям. Позже было показано, что логическая непротиворечивость неевклидовых геометрий строго соотносится с Евклидовой, то есть, если предположить, что непротиворечива Евклидова геометрия, то из этого с необходимостью следует, что непротиворечивы и все неевклидовы.
Доказательство же непротиворечивости Евклидовой геометрии ускользало от математиков. К концу девятнадцатого века лучшим достижением стало доказательство того, что Евклидова геометрия непротиворечива, если непротиворечивой является арифметика.
4а.
Когда все началось, Рени вряд ли предполагала, что это перерастет уровень досадного недоразумения.
Она прошла через холл, и постучала в открытую дверь Питера Фабризи.
- Пит, есть у тебя минута?
Фабризи отодвинулся от стола:
- Конечно, Рени, а в чем дело?
Рени вошла, зная, какова должна быть реакция. Раньше она никогда не просила советов по работе у своих факультетских коллег, было как раз наоборот - советы просили у нее. Ну да ладно.
- Не мог бы ты кое-что для меня сделать? Помнишь, пару недель назад, я рассказывала тебе о формальной системе, над которой сейчас работаю?
Он кивнул. - О той, где ты переопределяешь аксиомы?
- Верно. Так вот, я получила выводы, которые выглядят совершенно нелепо и смехотворно, и мой формализм начинает противоречить сам себе. Не взглянешь на него?
Выражение лица Фабризи оказалось точно таким, как она ожидала.
- Если хочешь - конечно, я буду рад оказать тебе услугу.
- Замечательно. Проблема содержится в примерах на первых страницах, остальное - на твое усмотрение.
Она протянула Фабризи тонкую стопку бумаг. - Я подумала, что если познакомлю тебя с этим, ты должен увидеть те же вещи, что и я.
- Наверное, ты права. - Фабризи бегло проглядел первые две страницы. - Не знаю, сколько времени это займет.
- Не торопись. Просто при случае посмотри, не выглядят ли мои предположения сомнительными, или вроде того. Я буду продолжать работу, и если найду что-нибудь еще, скажу тебе.
Фабризи улыбнулся: - Я уверен, что ты просто зайдешь после обеда, и скажешь, что отгадала загадку.
- Сомневаюсь. Тут нужен свежий взгляд.
Они пожали друг другу руки. - Я попробую - сказал Фабризи.
- Спасибо.
Было непохоже, что Фабризи мог полностью разобраться в ее формализме, но ей нужен был кто-нибудь, чтобы просто проверить техническую правильность выводов.
4b
Карл познакомился с Рени на вечеринке, которую устраивал его коллега. Его привлекло лицо Рени, на первый взгляд некрасивое, кажущееся чуть мрачноватым. Но в течении вечера Карл увидел, как она дважды улыбнулась, и один раз - нахмурилась. И в эти моменты все ее лицо, обычно бесстрастное, обретало вдруг особое выражение, и уже трудно было представить его прежним. Карл был удивлен: как правило он мог распознать по чьему - либо лицу, даже если оно сейчас спокойно, что для него более характерно - улыбка, или хмурое выражение. Но лицо Рени оставалось загадкой: он не мог понять, как на нем могли проявляться столь многие чувства, в то время как обычное его состояние не открывало ничего.
На то, чтобы научиться полностью понимать Рени и выражения ее лица, у него ушло еще много времени, но это, безусловно, того стоило.
Карл сидел на мягком кресле в своем рабочем кабинете с номером «Морской биологии» на коленях, и прислушивался к звукам сминаемой бумаги, доносящимся из кабинета Рени. Она работала весь вечер, и хотя, когда он в последний раз заглядывал к ней, ее лицо было, как обычно, невозмутимым, ясно слышалось, как нарастает ее недовольство.
Он отложил журнал, встал с кресла и подошел к входу в ее кабинет. На ее столе лежал раскрытый том, станицы которого были покрыты уравнениями, выглядящими, как иероглифы, вперемежку с пояснениями на русском.
Просмотрев очередную порцию материала, она едва заметно нахмурилась, и захлопнула книгу. Карл услышал, как она пробормотала «бесполезно», а затем вернула книгу на полку.
- Ты так заработаешь себе повышенное давление, если будешь продолжать в том же духе - сказал Карл в шутку.
- Не надо меня опекать!
Карл поразился: - И не думал даже!
Рени повернулась и с яростью взглянула в упор на него.
- Я сама знаю, когда я могу продуктивно работать, а когда нет!
Карл вздрогнул и отступил. - Ну, тогда больше не буду тебе мешать.
- Спасибо! - и она снова уставилась на книжные полки.
Карл вышел, пытаясь разгадать, что означает этот гнев.
Продолжение в следующем посте