Один день и 150 000 голосов до Победы...
Осталось совсем немного набрать голосов. Поддержим хорошее дело.
Оригинал взят у bonmotistka в Один день и 150 000 голосов до Победы...
Ей 90. Сама она ничего не просит. Просто обидно до слез. С шестнадцати лет партизанила, в разведку ходила, а статуса ветерана Великой Отечественной лишена из-за того, что бумажки потеряны.
Остались всего два документальных свидетельства.
Поздравительная телеграмма от министра обороны:
И письмо из Артемовского горисполкома:
А еще Анна Андреевна всегда плачет, когда слышит эту песню:
"А первая пуля... ранила коня.
А вторая пуля... попала в меня.
Любо, братцы, любо... Любо, братцы, жить!"
Это же про нее песня. Юная партизанка объезжала оккупированную деревню и стреляла... Подъедет с одной стороны - пальнет. Подъедет с другой - тоже пальнет. Пугала, чтобы немцы думали, будто окружены. И вот те открыли ответный огонь. Конь рухнул замертво. А ее пуля застряла в спине и сидит там до сих пор, вот уже 73 года.
Когда началась война, Анна Шек (Соколова) жила в городе Сенно Витебской области. От этого городка до моих родных мест - 180 километров. И моя бабушка тоже помогала партизанам. Вот читаю воспоминания Анны Андреевны, и все такое знакомое, даже цифра повторяется...
Город немецкие войска взяли за один день, а русские в тот же день освободили. Через 3 дня, 9 июля 1941-го, жители снова оказались в оккупации.
"Налетели самолеты, стали бомбить. Всю молодежь отправили рыть окопы для наших солдат. От Сенно до речки Березины (около 180 км) мы копали долго, месяца два. Потом нас отпустили: "Идите, мол, по домам". Я вернулась - а там уже ни дома, ничего нет - немцы снесли. Отца немцы расстреляли, ему 42 года было. А маме - 38, ее тоже убили...
Немцы нашу молодежь уводили в Германию. Поэтому многие, чтобы не попадать к врагу, шли в партизаны. Наш учитель по геометрии (а я семиклассницей была) дал мне бумажку, чтобы я двигалась в деревню Подворец - это недалеко, километров 20. Там партизаны стояли. Мы с братом и сестрой туда и пришли. Без оружия, без ничего. Я была боевая, сразу в отряд попала, так и начала воевать...
...Командир Алексеев посадил меня на лошадь - первый раз в жизни. Так я всю войну и ездила верхом, разведчиком стала. Ни от одного задания не отказывалась. После ранения меня лечила жена командира Леонова - она была медсестрой. Потом деревню обстреляли, ей отбило руки и ноги. Командир просил: "Не могу я смотреть, как она мучится, убейте ее…" Потом сам застрелил...
...По Западной Двине можно было зимой перейти как по суше. Мы подождали, пока наши пройдут, а потом взорвали лед. Они собак отпустили, давай убегать. Нас больше боялись, чем обычные войска. Нас ведь не видно. Выстрелишь из-за куста - и был таков. Мы придумали, как сделать, чтобы на минах подрывались только враги: зацепим фугас на катушке. Смотрим - наши идут, приспустили нитку. Немец шагает - натянули. Помню, как в 1945 году немцы бежали. Смотрим однажды - идут по дороге бойцы. А у них погоны. Мы же привыкли, что у наших "кубики" (нашивки на воротник, погоны в КА были введены с января 1943-го - Н.Ш.). Мы сразу назад, подкрепление звать. А нам кричат: "Мы свои, свои!"»
Когда враги отступали, лютовали особенно: все жгли, никого не щадили. Могли облить бензином ребенка и поджечь. Все горело: леса, животные, дома. Фашистские самолеты летали так низко, что, казалось, летчика можно было по голове погладить...
...Однажды мы прибыли в одно село, из которого немцы ушли. Домов нет, одни ямы, все разбомблено. Я упала, когда увидела - 27 повешенных, 12 детей, пригвожденных штыками к земле. Вот это было страшно..."
Самой шестнадцать, сестре - девять, брату - шесть лет. Сиротами ведь остались. Выкапывали гнилую картошку и ели. В 20 лет ее назначили председателем колхоза. Потом работала на Льнозаводе...
Позже переехала в Уссурийск. Теперь живет у дочери в г. Артеме Приморского края...
«Была у меня бумага от командира Алексеева, что я в отряде служила. Пропала. Почти все документы я потеряла. Раньше мы не придавали бумажкам такого большого значения. Сыну медали дала поиграться - он маленький был, потерял где-то. Самая ценная была - "За отвагу". Только пуля во мне так и осталась. Делали операции - в Москве, Витебске, Омске, Владивостоке, Уссурийске. Хирурги так и не смогли ее достать. Только недавно врач рану почистил так, что она затянулась - до этого много лет делала перевязки каждый день».
Завтра ее поздравят с 70-летием Победы только родные и близкие. Таких телеграммы и письма, как 40 лет назад, не будет. А ведь эти "знаки внимания" очень важны для ветеранов...
Я узнала об Анне Андреевне Соколовой из письма, которое получила этой ночью. В нем же сообщалось, что начат сбор подписей под петицией с просьбой присвоить женщине статус ветерана Великой отечественной войны. Кстати, моя девичья фамилия - тоже Соколова... Столько совпадений! Впрочем, я подписала бы петицию и без них. Присоединитесь?
Нужно 150 000 голосов. Успеем до завтра?
Петицию можно подписать здесь.
Оригинал взят у bonmotistka в Один день и 150 000 голосов до Победы...
Ей 90. Сама она ничего не просит. Просто обидно до слез. С шестнадцати лет партизанила, в разведку ходила, а статуса ветерана Великой Отечественной лишена из-за того, что бумажки потеряны.
Остались всего два документальных свидетельства.
Поздравительная телеграмма от министра обороны:
И письмо из Артемовского горисполкома:
А еще Анна Андреевна всегда плачет, когда слышит эту песню:
"А первая пуля... ранила коня.
А вторая пуля... попала в меня.
Любо, братцы, любо... Любо, братцы, жить!"
Это же про нее песня. Юная партизанка объезжала оккупированную деревню и стреляла... Подъедет с одной стороны - пальнет. Подъедет с другой - тоже пальнет. Пугала, чтобы немцы думали, будто окружены. И вот те открыли ответный огонь. Конь рухнул замертво. А ее пуля застряла в спине и сидит там до сих пор, вот уже 73 года.
Когда началась война, Анна Шек (Соколова) жила в городе Сенно Витебской области. От этого городка до моих родных мест - 180 километров. И моя бабушка тоже помогала партизанам. Вот читаю воспоминания Анны Андреевны, и все такое знакомое, даже цифра повторяется...
Город немецкие войска взяли за один день, а русские в тот же день освободили. Через 3 дня, 9 июля 1941-го, жители снова оказались в оккупации.
"Налетели самолеты, стали бомбить. Всю молодежь отправили рыть окопы для наших солдат. От Сенно до речки Березины (около 180 км) мы копали долго, месяца два. Потом нас отпустили: "Идите, мол, по домам". Я вернулась - а там уже ни дома, ничего нет - немцы снесли. Отца немцы расстреляли, ему 42 года было. А маме - 38, ее тоже убили...
Немцы нашу молодежь уводили в Германию. Поэтому многие, чтобы не попадать к врагу, шли в партизаны. Наш учитель по геометрии (а я семиклассницей была) дал мне бумажку, чтобы я двигалась в деревню Подворец - это недалеко, километров 20. Там партизаны стояли. Мы с братом и сестрой туда и пришли. Без оружия, без ничего. Я была боевая, сразу в отряд попала, так и начала воевать...
...Командир Алексеев посадил меня на лошадь - первый раз в жизни. Так я всю войну и ездила верхом, разведчиком стала. Ни от одного задания не отказывалась. После ранения меня лечила жена командира Леонова - она была медсестрой. Потом деревню обстреляли, ей отбило руки и ноги. Командир просил: "Не могу я смотреть, как она мучится, убейте ее…" Потом сам застрелил...
...По Западной Двине можно было зимой перейти как по суше. Мы подождали, пока наши пройдут, а потом взорвали лед. Они собак отпустили, давай убегать. Нас больше боялись, чем обычные войска. Нас ведь не видно. Выстрелишь из-за куста - и был таков. Мы придумали, как сделать, чтобы на минах подрывались только враги: зацепим фугас на катушке. Смотрим - наши идут, приспустили нитку. Немец шагает - натянули. Помню, как в 1945 году немцы бежали. Смотрим однажды - идут по дороге бойцы. А у них погоны. Мы же привыкли, что у наших "кубики" (нашивки на воротник, погоны в КА были введены с января 1943-го - Н.Ш.). Мы сразу назад, подкрепление звать. А нам кричат: "Мы свои, свои!"»
Когда враги отступали, лютовали особенно: все жгли, никого не щадили. Могли облить бензином ребенка и поджечь. Все горело: леса, животные, дома. Фашистские самолеты летали так низко, что, казалось, летчика можно было по голове погладить...
...Однажды мы прибыли в одно село, из которого немцы ушли. Домов нет, одни ямы, все разбомблено. Я упала, когда увидела - 27 повешенных, 12 детей, пригвожденных штыками к земле. Вот это было страшно..."
Самой шестнадцать, сестре - девять, брату - шесть лет. Сиротами ведь остались. Выкапывали гнилую картошку и ели. В 20 лет ее назначили председателем колхоза. Потом работала на Льнозаводе...
Позже переехала в Уссурийск. Теперь живет у дочери в г. Артеме Приморского края...
«Была у меня бумага от командира Алексеева, что я в отряде служила. Пропала. Почти все документы я потеряла. Раньше мы не придавали бумажкам такого большого значения. Сыну медали дала поиграться - он маленький был, потерял где-то. Самая ценная была - "За отвагу". Только пуля во мне так и осталась. Делали операции - в Москве, Витебске, Омске, Владивостоке, Уссурийске. Хирурги так и не смогли ее достать. Только недавно врач рану почистил так, что она затянулась - до этого много лет делала перевязки каждый день».
Завтра ее поздравят с 70-летием Победы только родные и близкие. Таких телеграммы и письма, как 40 лет назад, не будет. А ведь эти "знаки внимания" очень важны для ветеранов...
Я узнала об Анне Андреевне Соколовой из письма, которое получила этой ночью. В нем же сообщалось, что начат сбор подписей под петицией с просьбой присвоить женщине статус ветерана Великой отечественной войны. Кстати, моя девичья фамилия - тоже Соколова... Столько совпадений! Впрочем, я подписала бы петицию и без них. Присоединитесь?
Нужно 150 000 голосов. Успеем до завтра?
Петицию можно подписать здесь.