Три года.
Сосредоточенно иду, навстречу мелькнули две женщины ранних пенсионных лет. Поравнявшись со мной, тормознули и одна из них, помоложе, спрашивает:
- извините, вы не могли бы разрешить наш спор? ответить на один вопрос?
- да, конечно
- кому в современном мире тяжелее жить: мужчине или женщине?
- в современном мире тяжелее всех старикам и детям (иду к бабушке забирать ребёнка, знаю, что говорю).
Мой ответ обескураживает. Плюс выражение лица. Но помоложе не унимается.
- нет, а всё же? Мужчине или женщине?
Итак, 50 на 50, орел или решка.
- женщине, - говорю.
Тётка обрадовалась:
- вот видите, а хотите узнать, как побороть в себе причины тягот жизни и научиться радоваться?
И, не услышав ответа, тётка достает откуда-то из загашника маленький буклет, страниц восемь - возьмите, почитайте. Мне бы развернуться, да бегом. Ушла медленно, почти что гордо. Ни тебе спасибо, ни насрать, английская невозмутимость. Смотрю на буклет - с фасада улыбающиеся рожи как реклама вклада «пенсионный плюс», только плюс ещё и дети, и животные, полный набор счастья. В буклете много букв, автора угадываю не читая - свидетели Иеговы. Оно мне надо?
А про детей и стариков чистая правда.
Сегодня у ребёнка первый день в детсаду. Думала, у меня будет разрыв сердечной мышцы, когда его оставляла. Хорошо, он ничего не понял (пока), доверчиво пошёл на зов «а вот там ребятишки играют, иди, посмотри!». Пока повернулся спиной, убежала, позорно удрала. Воспиталка машет руками: в 12 приходите! У нас как раз обед закончится.
С 8 до 12 я металась как тигрица в клетке, мысленно заламывая руки. В глазах одно: вот Костя стоит столбом и плачет. Мама, мама. Его берут за руку и куда-то приказывают идти, что-то делать. Мама-мама, нет ответа. Он подчиняется, ничего не понимая: рухнула картина мира. Как сомнамбула. Сирота. Кому ты нужен, кроме матери? И так четыре часа. Как он поест и поест ли? А попить? Мы дома пьём сок или компот через трубочку. А если захочет пописать? Сможет ли воспиталка уловить его желание? И что вообще там и как. У меня сердечный приступ, каменная плита на груди, дышать тяжело, в глазах темнеет, голова кружится. Инфаркт, инсульт, потуги. Как писала Петрушевская, когда сын первый раз не пришёл ночевать домой, она у телефона почувствовала почти что схватки, хотя чему там схватываться-то. Она ещё смешно так тему обыграла.
Я тоже пыталась шутить, когда мама звонит и по телефону даёт указания, что делать: «ну во-первых, успокойся, ему твоё волнение передаётся, а во-вторых раньше надо было приучать и к горшку, и вообще» - восемь с половиной минут разговор, ну не разговор - монолог, с моей стороны мычание (сердечный приступ же).
В без пятнадцати двенадцать сорвалась, побежала. Перед глазами - страшное. Прям Беслан. Но нет, садик стоит, всё хорошо, и вообще - всё хорошо, это я такая психованная. Захожу в группу, они только с прогулки, мой сразу вот тут здесь вот - мама. Зарёванный, бледный, ребёнок в шоке. Воспиталка командует: а теперь все идём мыть руки! И ведь пошёл. От родной матери, развернулся и пошёл. У меня в глазах слёзы - совсем недавно сорок лет назад сама была ребёнком и как же ненавидела ходить в детский сад! Это концлагерь, тюрьма, зона. Бедные дети. Ничего не успела вспомнить под тошнотворную вонь подгоревших кастрюль, слышу уже откуда-то изнутри, «из группы», многоголосный рёв - мой выводит жалобно, некоторые басом, девчонки - тоненько, как котята. Надо сказать, рыдали все. Один, самый взрослый, четырёх лет, сидел в предбаннике и открытым текстом беззвучно рыдал, посылая матери мессиджи краткого содержания «мама забери меня отсюда», бедный ребёнок!
Мой вышел, умытый, растерянный, сразу к шкафчику - домой, домой! Хорошо, говорю, милый, пошли домой.
Вылетели пулей, напоследок получили от воспиталки список покупок для детсада - клей, кисточки, бумага для рисования и туалетная, мешки для мусора на 60 литров (куда???), средство для мытья посуды, расческа, фотография ребенка (???), пластилин и салфетки, и еще какие-то мелочи.
Идём домой, каждый со своим сердечным приступом, и ведь самое ужасное - это неотвратимость наступившей катастрофы, невозможность ничего изменить и отдалить, переделать и переиграть. Договориться, в конце концов. Нет, всё предрешено и без вариантов: ты в детский сад, а я - на работу. Три года прошло. Как у Чехова, только там было веселей.