Август Бу Хаммфред
В тени безопасных мнений, теряющей всякий луч
открытости; в душном полдне шнуры от штор теребя, -
я буду, конечно, тёмен, я буду колюч, дремуч,
как лес, не родивший эха. Чтоб не будить тебя.
Какой там тяжёлый ветер взметает твою постель
и сковывает ресницы - какая мне в том печаль?
Я буду, конечно, помнить на каждой своей версте,
как воздух с тобой ложится, безумства свои шепча.
Наверное, тени мало, наверное, лучше тьма,
а то уж если не видеть, то наслепо, с глаз долой.
Я буду, конечно, думать, что ты поняла сама,
как лес, не родивший эха, становится тут золой.
Ты спишь. Деревянный мир мой вжимается в свою мглу,
сдирая кору и щепки, протискиваясь вовне.
Тяжёлые ветры на белом в потёмках мельчат золу.
И эхо всё ожидает, когда ты вздохнёшь во сне.
открытости; в душном полдне шнуры от штор теребя, -
я буду, конечно, тёмен, я буду колюч, дремуч,
как лес, не родивший эха. Чтоб не будить тебя.
Какой там тяжёлый ветер взметает твою постель
и сковывает ресницы - какая мне в том печаль?
Я буду, конечно, помнить на каждой своей версте,
как воздух с тобой ложится, безумства свои шепча.
Наверное, тени мало, наверное, лучше тьма,
а то уж если не видеть, то наслепо, с глаз долой.
Я буду, конечно, думать, что ты поняла сама,
как лес, не родивший эха, становится тут золой.
Ты спишь. Деревянный мир мой вжимается в свою мглу,
сдирая кору и щепки, протискиваясь вовне.
Тяжёлые ветры на белом в потёмках мельчат золу.
И эхо всё ожидает, когда ты вздохнёшь во сне.