Сказка о женском ханстве

Apr 29, 2019 20:23

Сказка о женском ханстве [1]
(Отрывок из записной книжки)

Хивинский оазис, то есть нижняя половина Амударьинского бассейна, представляет собой одну из самых интересных стран Центральной Азии в историко-этнографическом отношении. Уже самое географическое положение названной местности обусловливает значительное накопление материалов для исследований в этом направлении, материалов, так долго ожидавших опытных ученых рук для их обработки.
Окруженный со всех сторон громадными пустынями, Хивинский оазис постоянно служил местом остановки и отдыха для народов, массами кочевавших по Азии и проходивших по этим пустыням. Яркая зелень цветущего оазиса, обилие вод и тени, все это слишком заманчиво действовало на проходящие массы и заставляло их останавливаться тут на более или менее продолжительное время. С самых отдаленных веков с севера на юг, с востока на запад и обратно тянулись целые народы, в своем вечном переселении, и на самом бойком месте, на перекрестке этих путей пришелся Хивинский оазис, задерживающий всегда эти движения. Новые массы приходили, сталкивали задержавшихся и, в свою очередь, шли дальше, вытесненные новыми пришельцами.
Эта постоянная смена народностей не могла не оставлять здесь своих следов, и разыскания этих забытых, затаившихся следов может привести разыскателя к самым интересным открытиям.
Мусульманские завоеватели, вторгаясь в глубину Азии с мечом и кораном, шли также на низовье Аму и Сыра, к северу для них не было другой дороги. Здесь они останавливались, как бы собираясь с силами, и потом проникали далее, придерживаясь берегов Аму - иной великой артерии среднеазиатского мира. Как лавины снега, как массы песчаных заносов, скользя по гладким поверхностям, оставляют в расселинах и неровностях почвы значительную часть своего материала, так и эти живые лавины, оставляя после себя не менее живые следы, которые осаждались, накоплялись один на другой, смешивались и этим еще более пестрили, разнообразили элементы настоящего населения оазиса. Стоит только внимательно присмотреться к этому населению, чтобы проследить старые, вытершиеся отпечатки далекого прошлого, заметить эту оригинальную пестроту типов.
И в новейшие времена, когда улеглось великое брожение народов, Хивинскому оазису опять выпала на долю незавидная роль разбойничьего притона, складочного пункта, куда свозились запасы живого товара, пополняя число разноплеменных рабов, мало-помалу вмешивающихся и в без того пеструю массу. Смелые шайки тюркменов, прорываясь далее на юг, к Персии и окраинам Индии, приводили оттуда рабов южных рас; с берегов Каспийского моря и южных окраин нашей Сибири прибывали представители белокурых рас севера, то на веревках, то за седлом разбойника, как его боевая добыча, то вольною волей несли сюда бесшабашные головы.
Эта смесь народностей, отразившись в типе лиц населения Амударьинских низовьев, отразилась также и в местных легендах, сказках и песнях, передающихся из рода в род изустным преданием. Такой способ передачи значительно изменял как характер, так и самый текст сказаний: к старым элементам примешивались новые с более современным оттенком; но при некотором внимании легко сбросить эти наросты, очистить новые краски, и тогда перед вами восстает грандиозная картина, от которой веет самой отдаленной седой древностью.
В последнюю поездку мою на Аму, как члена недавней ученой Амударьинской экспедиции, я записал несколько подобных легенд и сказок, одну из которых и предлагаю благосклонному вниманию читателей.
Я записывал эти сказки, по возможности, с буквальной точностью, и переводил их подстрочно, а потом уже округлял свой перевод, тщательно сберегая оттенки и смысл подлинника.
___

Под тенистыми навесами Чимбайского базара, в одной из чайных лавочек, собралась довольно значительная толпа; это возбудило мое любопытство, и я подъехал ближе. С высоты лошади мне хорошо было видно, что делается внутри помещения.
Я увидел там женщину, одну посреди мужчин, и с лицом открытым, против обыкновения. Впрочем, вглядевшись пристальней, я заметил, что ей нет никакой надобности прятать свое лицо, - это была старуха лет восьмидесяти, если не больше, одетая по-киргизски, в верблюжьем желтоватом халате и в белом джавлуке (род тюрбана) на голове. Ее лета и народность позволяли ей ходить открытой.
Эта женщина что-то рассказывала; публика внимательно слушала.
В тот же день я покороче познакомился с рассказчицей и не раскаялся в новом знакомстве. Это живая была библиотека всевозможных местных легенд и сказок. Она говорила местным наречием, но с киргизским акцентом. У нее была своеобразная манера говорить, выработанная, может быть, ее исключительным ремеслом рассказчицы.
Сказав фразу, она останавливалась, выжидала несколько времени, словно давая этой паузой слушателям время вникнуть хорошенько в смысл сказанного, и потом продолжала далее до новой остановки. Эти паузы отмечены мною в сказке чертами.
Судьба и вся жизнь этой женщины чрезвычайно интересны, и я посвящу ей отдельный очерк, а теперь ограничиваюсь изложением одной из ее сказок, показавшейся мне интереснее прочих по своей оригинальной идее и глубине основной мысли.
Восторг, с которым говорится в сказке о золотых временах женского царства, и ненависть к мужскому роду ясно указывает в авторе женщину. Это плач женщин на развалинах своей былой свободы.
Я не ученый-специалист и поэтому считаю своим долгом только собирать и проводить в печать подобные материалы, предоставляя другим, более меня знающим людям их научную обработку.
Вот эта поэтическая сказка.
Н. Каразин.

Это было давно...
___
Это было тогда, когда и земля, и небо, и люди, и обычаи, и все было не такое, как нынче.
___
Большое ханство на земле было... Только одно и было такое, и никогда оно уже более не повторится, потому что раз погибло волею судеб, то больше народиться на свет не может.
___
В этом ханстве ханом сидела женщина, и сановники все были женщины; сам «диван-беги»[2] была женщина, и джигиты[3] все были женщины, и судьи женщины, даже «казы» со своими «муллами»[4] были женщины... Такое уж это было бабье царство.
___
Хана-женщину звали Занай, и сидел этот хан-женщина в городе Самирам.
___
Чудный это был город, совсем не такой, как нынешние города.
Стоял он не на земле, а высоко над ней, на тридцати семи тысячах столбов; и никто не мог войти в него своей волей, никакой тюркмен даже не мог достать до него с самого высокого коня самой длинной пикой, самым длинным арканом[5] .
___
Может, потому и держался так долго этот женский город.
___
В городе Самираме были и мужчины (нельзя же совсем, чтобы совсем чтобы без них), только этих мужчин было немного.
___
Женщины все делали: и совет держали, и народ судили, и на войну ходили, и на охоту... Мужчины же сидели дома, взаперти, и только сакли убирали да малых детей нянчили.
___
И не всех детей, а только мальчиков; девочки же все были в одно место собраны, а жили они во дворце хана Заная, пока не вырастут.
___
Новорожденных девочек всех оставляли, а мальчиков собирали вместе, клали в ряд, оставляли только одного живого со ста, а остальных вниз сбрасывали волкам, тиграм, львам и птицам хищным на растерзание.
___
А выбирала того мальчика, одного из ста, счастливого, кому жить, вырастать можно было, старая, слепая старуха. Затем слепая, чтобы сама судьба, без ее воли, руками ее правила.
___
Раз пришло время родить самому хану-женщине, Занаю...
Когда осенью небо снимет свой синий халат и наденет серый, оно начинает плакать над землей, и много слез-воды падает сверху на землю, вздуются реки, наполнятся до краев озера, а все на небе слез-воды не убывает.
Так начала плакать слепая старуха, когда пришло время родить хану Занаю. И долго плакала она; целые реки слез воды вытекло из глаз старухи вниз, по столбам города Самирама.
___
Собрался народ вокруг плачущей; стали спрашивать: что вызвало у тебя эти слезы?
Горе великое собирается над нашими головами, отвечала старуха, и это горе сидит теперь во чреве нашего хана Заная.
___
Родит хан не девочку, а мальчика и погубит этот новорожденный наше бабье царство.
___
Как сказала это старуха, заплакала еще больше… так вся слезами и вышла, растаяла: осталось только наверху место сырое, и то скоро на солнце высохло.
___
Задумалась хан Занай, и народ весь женский задумался еще больше.
___
Собрали большой диван (совет) из самых старых; думал этот диван тридцать семь дней и тридцать семь ночей - и ничего не выдумал.
___
Тогда собрали диван из молодых: думали этот диван тридцать семь дней и тридцать семь ночей - и ничего не выдумал.
___
Собрали тогда одних малолеток: детей только, и самая маленькая девочка, от земли только две ладони, говорит хану Занаю и всему народу Самирама:
___
О чем же вы грустите и задумались так? Когда хан Занай родит мальчика, возьмите его и сбросьте вниз - волкам, львам, тиграм и птицам хищным на растерзание, а не кладите в ряд, чтобы судьба его в живых не оставила.
___
Сказала это девочка, и во всем Самираме вдруг стало весело. Узнали тогда, догадались, как легко от злой беды-погибели отделаться.
___
Только хан Занай, мать злополучная, еще больше прежнего задумалась, сидит на ковре золотом и глаз на народ поднять не хочет.
___
Догадались тогда, какой змей грызет ханское сердце, отобрали двух приставниц самых злых, самых зорких и к хану Занаю сторожить роды приставили.
___
Заперли хана Заная в его женском дворе вместе со злыми, зоркими приставницами, наказали этим приставницам, чтоб глядели, как бы хан Занай, ради своего сердца материнского, погибели ханству своему не утаил, не сберег бы.
___
Долго мучилась, крепилась хан Занай, а пришло уже последнее время, до родов только два раза должно было солнце подняться, два раза за землю спрятаться.
___
Заговорила тогда хан Занай, мать злополучная, со своими слугами, со злыми, зоркими приставницами.
___
Говорит им она: «дам вам золота столько, сколько с собой унести можете, халатов цветных столько, сколько до ваших домов по земле уложится. Спасите, сберегите мое детище!»
___
Нет, этого мы не сделаем, отвечали злые, зоркие приставницы.
___
Позволю вам мужей выбирать по себе, не по жребию, а кого хотите, позволю вам у других даже жен отобрать мужей, только спасите, сберегите мне мое детище!
___
Нет, этого мы не сделаем, отвечали злые, зоркие приставницы.
___
Поникла головой хан Занай, задумалась… Задумались тут и ее злые, зоркие приставницы…
___
Только три часа до родов хану осталось, подошли к нему ее злые, зоркие приставницы.
___
Заиграло у хана сердце радостью, стали меж собой злые, зоркие приставницы перешептываться.
___
Не хотим мы себе мужей из здешних, а дай нам мужей из тех, что внизу ездят, кому в город наш дорога запретная, кому к постелям нашим дороги законом не проложено.
___
Долго крепилась хан Занай, не давала этого позволения, а в последних муках, когда голос новорожденного услышала, говорит злым, зорким приставницам.
___
Берите себе мужей из тех, что внизу ходят, только спасите, сберегите мне мое детище!
___
Тогда взяли новорожденного злые, зоркие приставницы, спрятали, а хану Занаю девочку подкинули.
___
Вышли к народу злые, зоркие приставницы и говорят: «Обманула вас слепая старуха, от того и умерла, слезами растаяла, что позволила своему языку, на старости лет, неправдой ворочаться... Родила хан Занай девочку, а не мальчика. Вот она, эта новорожденная».
___
Родила хан Занай девочку, а не мальчика. Вот она, эта новорожденная. Идите все поздравлять хана, несите подарки родильные.
___
И пошла радость и веселье по всему городу, по всему ханству женскому и понесли со всех сторон хану подарки родильные: адрасы[6] , платки индийские, золото, сахар и нан[7] , погнали к хану Занаю лошадей, овец и верблюдов, каждого скота по тысяче.
___
А сами злые, зоркие приставницы давно себе мужей по сердцу высмотрели: два тюркмена там ездили, шапки на них были черные, глаза из-под шапок горели, как звезда из-за туч ночных, халаты, золотом шитые, а кони все с головы до копыт каменьями дорогими обвешаны.
___
Спустили им лестницы злые, зоркие приставницы и подняли их в город Самирам, вместе с их конями, разукрашенными.
___
Каждый день солнце поднималось на небо, каждый день спускалось оно за землю, шло чередом время, за днями недели, за неделями месяцы, за месяцами годы.
___
Растет да вырастает ханский сын у чужой матери, подрастает и ханская дочь-подкидыш. Всласть утешается хан Занай, издали на своего сына глядючи, всласть утешаются злые, зоркие приставницы со своими мужьями, снизу взятыми.
___
Прошло десять лет, никакой беды не было над ханством, ниоткуда ее и не чуяли.
___
Стали тогда хан Занай и злые, зоркие приставницы про себя посмеиваться, над старухой-предсказательницей потешаться.
___
Вырос ханский сын, краше всех мужчин в городе стал, и назвали его Искандер. Только одно такое имя и было во всем городе.
___
И стали на небе скопляться тучи черные, грозные, и нависли эти тучи как раз над городом Самирамом.
___
И недобрым духом от этих черных туч веяло. Большая беда-горе в степном ветре чуялась.
___
И настало время тяжелое, беда грозна - и пришла эта беда оттуда, откуда ее и не ждали.
___
Стали мужчины меж собой переглядываться, стали они меж собой перешептываться, стали на женщин косо посматривать…
___
А после собрались все посредине города, на большой площади, стали в круг и посреди того круга сына ханского, утаенного, Искандера поставили.
___
И заговорили тогда мужчины, все говорили, а только один голос слышался, все головы думали, а будто одна за всех, голова Искандера этими думами правила…
___
Говорят мужчины: «Не хотим мы больше вашего порядка, старого, бабьего, не хотим больше вашего хана-женщины...
___
Выбрали мы себе хана нового, Искандера, а с новым ханом и время для нас пришло новое.
___
Сами мы будем и народом править, и на войну ходить, и на охоту, сами будем жен себе выбирать, а вы, женщины, на наши места, во дворы да сакли ступайте, ребят нянчить да варить нам плов и шить наши халаты…
___
Не позволим больше сыновей наших, детей малых вниз бросать, волкам, львам, тиграм и птицам хищным на растерзание...
___
Отдайте нам шлемы и шапки наши железные, себе возьмите котлы и кунганы медные, чугунные.
___
Отдайте нам клынчи[8] острые, пики длинные, арканы тягучие, крепкие, луки и стрелы, волосом оперенные, а сами возьмите иглу да лопату, кочерги и ложки, чтоб в котлах мешать чем было…
___
Не хотите волей отдать все, возьмем силой. Выходите вы все, женщины, на бой с нами… чья сила возьмет, того и верх будет…»
___
Собралось женское войско, сам хан Занай мечом опоясалась... бились с мужчинами тридцать семь дней и тридцать семь ночей… залили кровью все улицы, все площади Самирамские...
___
И взяли верх над мужчинами женщины - а потому и взяли, что мужчин было по одному на сто и бились они кулаками да руками голыми, а женщины клынчами, пиками и стрелами...
___
Окружили мужчин тройной железной цепью, а хана их Искандера с головы до ног волосяными арканами опутали...
___
Собрался суд-совет судить непокорных, судить того, кто всему злу-горю причиной был, кто посреди круга стоял, кто сильней всех с женщинами бился…
___
Присудили Искандера к смерти злой, лютой, такой смерти, чтобы всем, глядя на нее, страшно было.
___
Присудили вырезать у него сердце[9] кривым острым ножом, и высоко сердце это на длинной пике над городом выставить, а потом снять с него кожу с живого; и снимать эту кожу потихоньку, каждый час по одной ладони…
___
И казнить его, Искандера, хана самозваного, рукою ханской, самой Занайкой…
___
Вывели Искандера на высокое место... чтобы всем в городе видно было, все чтобы, глядя на эту казнь лютую, радовались…
___
Подошла Занай к приговоренному, смотрит на него, а сама ничего не видит...
___
Не видит она ни сына своего, злополучного, ни народа, что вокруг толпится, ни города своего, ни дворца ханского... И неба не видит она, и солнце глаз не слепит ей… Все затянул перед ней слезами туман...
___
И текут эти слезы двумя ранами широкими, глубокими… обе на запад, к морю далекому, песками окруженному...[10]
___
Тяжело матери поднять нож кривой, острый, и рука у ней стала словно железом скованная.
___
И заговорила хан Занай - своему народу женскому стала во всем признаваться, каяться…
___
Обманула я вас, погубила и себя и ханство все женское, и помогли мне в том мои слуги верные, злые, зоркие приставницы.
___
Родила я сына, не девочку и от вас его скрыла, спрятала... вот он сын мой, вот тот, кто из моей утробы вышел…
___
Правду сказала слепая старуха… И над правдой той мы посмеялись.
___
Легче мне теперь все ханство погубить, легче на себя поднять нож кривой, наостренный, чем ударить им моего сына, мое родное детище...
___
Я виновата, пусть я и погибну первая.
___
И ударила себя хан-Занай ножом этим острым прямо в грудь, в самую середину сердца, и упала она мертвая на свой ковер, золотом вышитый...
___
И дрогнуло небо, черной тучей растянулось, и пошатнулись столбы высокого города женского Самирама.
___
Как одна вздохнули все женщины, как один все мужчины зарадовались.
___
Страх напал на женщин, разбежались они по своим домам с того страху и в саклях спрятались, а оружие свое все на площади бросили.
___
Подняли то оружие мужчины эти подлые, наложили замки на двери тех сакель, тяжелые, и стали с тех пор городом по-своему править.
___
И разделили они всех женщин себе поровну - мало было мужчин, а женщин много, всякому по сто женщин досталось.
___
С тех пор и пошло, что жена имеет одного только мужа и то с другими им делится, а у мужа много жен, к какой хочет, к той и идет в ее саклю, коврами устланную…
___
И прошло то время золотое ханства женского, настало другое, тяжелое, злое, - не лучше как вот и нынешнее…
___
Замки тяжелые, стены высокие, горе великое, слезы горячие... тридцать семь тысяч лет началось так и еще тридцать семь тысяч лет будет продолжаться…
___
А собьет те замки, повалит стены, развеет горе, вытрет слезы… одна женщина…
___
Придет, прилетит эта чудная с далекого севера, волосы у нее будут как снег белые, глаза как море синие, груди как горы, льдом покрытые… и польется молоко-благодать из тех грудей на наши головы женские...[11]

Примечания Каразина
1. Опубликовано в: Древняя и новая Россия. 1875. Т. 3. № 11. С. 290-294.
2. Диван-беги - старший сановник, канцлер.
3. Джигиты - наездники - буквально, в общем значении - воины.
4. Казы и муллы - старший духовный судья и священнослужители.
5. Определение недосягаемости города - невозможностью проникнуть туда, даже достать до него, тюркмену, очевидно, современная примесь, продиктованная страхом к этим отважным кочевым разбойникам.
6. Полушелковая узорная ткань.
7. Хлеб.
8. Клынч - сабля.
9. Здесь подразумевается не сердце, потому и понятны дальнейшие истязания.
10. Легендарное происхождение рек Аму и Сыра.
11. Предсказания о какой-то мощной силе с севера, долженствующей пересоздать весь жизненный строй Центральной Азии, сильно распространены во всех здешних местностях.

Каразин

Previous post Next post
Up