Советская интеллигенция... это "Белла Ахмадулина".
Вы не знаете, кто такая Белла Ахмадулина? Ну во-первых это жена (одна из жён, первая кажется) Евгения Евтушенко. Евгения Евтушенко то все знают... и́дут бе́лые сне́ги, да, это его стих, после Пушкина и Лермонтова, после Хлебникова и Есенина... русская поэзия, ***. Распашонка у Зиновьева, у
(
Read more... )
Песня в мире Шукшина занимает особое место.
Воспоминания Валерия Гинзбурга:
Однажды в свободный от съёмок день мы с Василием Макаровичем гуляли по Владимиру и зашли в магазин грампластинок. Продавался большой комплект с записями Шаляпина. Шукшин тут же его купил. В гостинице мы раздобыли проигрыватель, и Шукшин, забрав его, ушёл к себе в номер. Вскоре у меня раздался телефонный звонок, Василий Макарович очень торопливым, взволнованным голосом попросил спуститься к нему. Я никогда не видел такого Шукшина. Чем-то взбудораженный, он резко расхаживал по комнате, покрасневшие глаза и постоянно вздрагивающие скулы выдавали его волнение. “Послушай!” - сказал он совершенно изменившимся голосом и включил проигрыватель. Зазвучала песня в исполнении Фёдора Ивановича Шаляпина: “Жили двенадцать разбойников, жил Кудеяр атаман, много разбойники пролили крови честных христиан!..” Шукшин сидел совершенно потрясённый. Он весь был во власти песни.
После того как пластинка кончилась, Василий Макарович снова нервно заходил по комнате. Я не помню сейчас точных слов, которые он буквально выкрикивал, но смысл был таков: “Вот это настоящее искусство! А мы занимаемся чёрт-те чем! Хотя бы раз приблизиться к подобному!..” - и дальше в том же духе. Разговоры в тот момент были бессмысленны, и я ушёл к себе в номер.
Из сказки "До третьих петухов":
Прибежали с данными. Один доложил:
-- Из Сибири. Родители -- крестьяне.
Изящный черт, Иван и маэстро посовещались накоротке.
-- Да? -- спросил Изящный.
-- Как штык, -- ответил Иван. -- Чтоб мне сдохнуть! -- Маэстро?
-- Через... две с половиной минуты, -- ответил маэстро, поглядев на часы.
-- Приступайте, -- сказал Изящный.
Маэстро и с ним шестеро чертей -- три мужского пола и три женского -- сели неподалеку с инструментами и стали сыгрываться. Вот они сыгрались... Маэстро кивнул головой, и шестеро грянули:
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.
Здесь надо остановить повествование и, сколь возможно, погрузиться в мир песни. Это был прекрасный мир, сердечный и грустный. Звуки песни, негромкие, но сразу какие-то мощные, чистые, ударили в самую душу. Весь шабаш отодвинулся далеко-далеко; черти, особенно те, которые пели, сделались вдруг прекрасными существами, умными, добрыми, показалось вдруг, что смысл истинного их существования не в шабаше и безобразиях, а в ином -- в любви, в сострадании.
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбачью он лодку берет,
Унылую песню заводит,
О родине что-то поет.
Ах, как они пели! Как они, собаки, пели! Стражник прислонил копье к воротам и, замерев, слушал песню. Глаза его наполнились слезами, он как-то даже ошалел. Может быть, даже перестал понимать, где он и зачем.
Бродяга Байкал переехал, --
Навстречу родимая мать.
Ой, здравствуй, ой, здравствуй, родная,
Здоров ли отец мой и брат?
Стражник подошел к поющим, сел, склонил голову на руки и стал покачиваться взад-вперед, -- М-мх... -- сказал он.
А в пустые ворота пошли черти.
А песня лилась, рвала душу, губила суету и мелочь жизни -- звала на простор, на вольную волю. А черти шли и шли в пустые ворота. Стражнику поднесли огромную чару... Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и опять сказал;
-- М-мх...
Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землею зарыт.
А брат твой давно уж в Сибири --
Давно кандалами гремит.
Стражник дал кулаком по колену, поднял голову -- лицо в слезах.
Заглавная песня в "Живёт такой парень" - "Есть по чуйскому тракту дорога" . Подсказывают, что на тот же мотив - "Из колымского дальнего края...", которая превратилось у Алешковского в "Из колымского белого ада..."
http://a-pesni.org/profes/amo.php
Reply
Leave a comment