мое внимание не удержалось на тяжелых людях после декларации девушки «прибить ее если она займется этим до семнадцати». гнетущая жара не располагала к бойкости, делала и взгляд и мысли какими-то расплывчатыми. я испытывал скорее ощущение от услышанного чем думал об этом смотря уже поверх книги. эти двое подсели с четверть часа назад, поддерживали непринужденный разговор который постепенно - по воле обоих - вился все больше к теме интимной жизни. видно было что они плохо знакомы и сейчас как раз в том приятном предвкушении чего-то вожделенного и запретного. должно быть пара говорила о каких-то общих знакомых чередуя пикантные подробности своим снисходительным отношением к этим людям. молодой человек все больше переходил от «них» к «ней» а девушка активно не была против. «что кроме этого может быть лучшим доказательством что женщине приятно?» - как когда-то заметили при мне. в общем если пошлость и блуд считать подобающим - или неподобающим но хотя бы современным - то все текло своим чередом.
по всему она была из тех молодых и беспечных людей которые отличались достатком в жизни и видели смысл в проявлении успешности, независимости и отсутствии предубеждений. уже скоро рассказ касался ее отношений с мужчинами и поскольку «конечно ее это не стесняет» она говорила то ли о своем «бывшем» то ли о «нынешнем». четкой границы не было. какая-то череда сцен из которых она неизменно выходила победительницей, его претензий и ее воспитания не позволявшего ей опускаться до уровня того человека. теперь - посреди парящей, удушливой площади - она искала решения проблем, свежего воздуха в том кто сидел между нами. в отвернувшемся от меня молодом человеке без труда различалось предвкушение наживы - он был предсказуем и скучен. но вот она с таким незамысловатым враньем.. интересно было то что в ней не чувствовалось фальши, более того она говорила чуть ли не одухотворенно как человек уверенно идущий вперед.
на ум стали один за другим приходить обрывки каких-то воспоминаний имевшие место наяву, в речи или только в описании других людей. люди эти - одним из которых был я - говорили и выслушивали, поступали и сносили плоды только одного факта, проявления одной идеи: издевательства над ближним. вот слова «убирайся из моей жизни», вот «найди себе другую», вот упреки слабому, скука во взгляде на больного, мастерское владение принципом «держи вора», молчание в ответ на признания, ощущение удушливости от близкого, обвинения, избавление.. мало ли. оторвалась часть закладки в книге которую я теребил. память показывает меня годами ранее. пора рассылать валентинки. я вместо работы рисую картинку. смутное чувство некоторой пошлости этой традиции не оставляет меня. но я искренне прикладываю собственные усилия чтобы просто порадовать. через какое-то время я вымотан но доволен результатом. отсылаю ее. без задней мысли я делаю мерзость: отправляю ее двум адресатам. моя совесть спокойна: копия имеет смысл шутки, а мерзости в поступке я еще отличать не в силах. мне становится гадко от такого воспоминания. я вижу как пошлость которую я ощущал к традиции неуклюже скрывала равнодушие к человеку. все окрашено в пугающие цвета. был ли это я?.. да. я буквально не понимал того что делал. физически. не понимал что означают отдельные движения рук, слов, мысли. и это не мешало мне жить ими. это бессмысленно, жестоко терзало других. и только.
и томик Чехова в руках. оставьте пятую часть «моей жизни» и прочитайте оттуда. какой собственно может быть положительный выход из кошмара в который превратилась жизнь мисаила? какой? она вдруг одолеет тщеславие, гордыню, обретет веру как таковую? пусть даже так. но будет ли этот ее титанический труд над собой выходом для обоих? и если представить это то что делать ему чтобы помочь этому чуду? просто дать шанс? забыть?.. простить?... даже если предположить ее исцеление это выглядит как агония от увечий несовместимых с жизнью.
им нужно было ощущение движения вперед - или напротив ощущение хотя бы недолгой остановки соответствовало представлению о приличии в стремлении к блуду - и вскоре парочка не замедлила покинуть скамейку.