Нежный, капризный аромат
О толкнув стеклянную дверь, быстро забежал внутрь. Бледное лицо, шершавое, с торчащими черными кустами волос, неспокойными глазами, выкатившимися вперед тонкими губами, встречая пыльный воздух, шло к стойке. Руку оттягивала черная квадратная папка. Из нее вываливались и резали кожу тонкие свертки белой бумаги.
Капризный, нежный аромат подталкивал О все ближе к стеклянной витрине и протянутой во всю стену темной доске с белыми завитками слов. Он подошел. Губы цеплялись одна за другую, требовательность пропущенного сна кричала в голове. Выпуклое стекло блестело в рассветной оранжевой дымке. а полочках белели пироги, чернели торты, игриво выставляли свои бока круассаны, а на самом верху в вытянутых баночках улыбалось во весь шоколадный рот печенье.
Девушка, наблюдавшая за О, ожидала за стойкой. Ее золотые кудри, подхваченные резинкой на самый верх, ниспадали на плечи. Глаза смешливо летали мимо сменяющих друг друга клиентов, сквозь стеклянную
входную они, набрав скорость, неслись все дальше, обгоняя ползущее время. О, стесняясь своей потрепанности, выпирающей, толстой щетины, сделал шаг к девушке и прошептал сонно:
- Капучино, пожалуйста, и вон-то печенье.
Кудрявая кивнула, забила что-то в кассовый аппарат, назвала цену, сунула ему в руки белую бумажку и сказала ждать. О отошел подальше, упал на манящий вишневым отливом стул, кинул папку на подоконник у окна и, упав на твердое дерево столешницы, стал ждать. Красные с отливом желтизны лучи щекотали нос, нагревали не расчесанные волосы, смело касались сухих, испачканных рук, и отскакивали, прячась за ткань пиджака. Секунды тикали в голове, перемещая скрипучую стрелку на одно деление вперед. О перекатил голову от окна к людям, сидящим за столиками вокруг. Он давно не спал, работа была закончена час назад, перед встречей с заказчиком. Голова сладко гудела квартетом звонких голосов. По телу отрывисто прокатывались выбрации. О не знал день недели, не был уверен, что пришел в нужное время и не перепутал место. Хруст голосов походил на перекаты камешков, попавших под колеса машин. Их руки порхали, описывая что-то, ноги нетерпеливо дергались, стремясь скорее двигаться, нестись, только бы не сидеть на месте. Все в них было так энергично, что казалось само время, опаздывает, спешит и падает, не поспевая за их рвением. Они были в тени, солнце почти не доходило до них, только нежный, капризный аромат наполнял пыльный воздух, ударяясь о темные стенки ноздрей.
Услышав свое имя, О встал, подошел к стойке и забрал свой белый стаканчик с просящимся скорее на волю горьковатым вкусом. Он открыл крышку, застыв рядом с вишневым стулом и не решаясь сесть. Молочно-кремовая пена смешивалась с острыми лучами, пузырьки на поверхности громко лопались, вздувались и снова поднимались наверх. Тонкие переходы цвета и изгибы рисунка жалостливо сжимали сердце, прося не
уничтожать их. О плюхнулся на стул, насладившись видом в стакане и отпил горячей жидкости. ад губой остался белый обод, с громко лопающимися пузырями. Закрыв глаза, О наслаждался утром, стаканчиком кофе и законченной работой, не подозревая, что перепутал не только место встречи, но и время. Он пришел не туда на четыре с половиной часа раньше назначенного.
Капризный, нежный аромат подталкивал О все ближе к стеклянной витрине и протянутой во всю стену темной доске с белыми завитками слов. Он подошел. Губы цеплялись одна за другую, требовательность пропущенного сна кричала в голове. Выпуклое стекло блестело в рассветной оранжевой дымке. а полочках белели пироги, чернели торты, игриво выставляли свои бока круассаны, а на самом верху в вытянутых баночках улыбалось во весь шоколадный рот печенье.
Девушка, наблюдавшая за О, ожидала за стойкой. Ее золотые кудри, подхваченные резинкой на самый верх, ниспадали на плечи. Глаза смешливо летали мимо сменяющих друг друга клиентов, сквозь стеклянную
входную они, набрав скорость, неслись все дальше, обгоняя ползущее время. О, стесняясь своей потрепанности, выпирающей, толстой щетины, сделал шаг к девушке и прошептал сонно:
- Капучино, пожалуйста, и вон-то печенье.
Кудрявая кивнула, забила что-то в кассовый аппарат, назвала цену, сунула ему в руки белую бумажку и сказала ждать. О отошел подальше, упал на манящий вишневым отливом стул, кинул папку на подоконник у окна и, упав на твердое дерево столешницы, стал ждать. Красные с отливом желтизны лучи щекотали нос, нагревали не расчесанные волосы, смело касались сухих, испачканных рук, и отскакивали, прячась за ткань пиджака. Секунды тикали в голове, перемещая скрипучую стрелку на одно деление вперед. О перекатил голову от окна к людям, сидящим за столиками вокруг. Он давно не спал, работа была закончена час назад, перед встречей с заказчиком. Голова сладко гудела квартетом звонких голосов. По телу отрывисто прокатывались выбрации. О не знал день недели, не был уверен, что пришел в нужное время и не перепутал место. Хруст голосов походил на перекаты камешков, попавших под колеса машин. Их руки порхали, описывая что-то, ноги нетерпеливо дергались, стремясь скорее двигаться, нестись, только бы не сидеть на месте. Все в них было так энергично, что казалось само время, опаздывает, спешит и падает, не поспевая за их рвением. Они были в тени, солнце почти не доходило до них, только нежный, капризный аромат наполнял пыльный воздух, ударяясь о темные стенки ноздрей.
Услышав свое имя, О встал, подошел к стойке и забрал свой белый стаканчик с просящимся скорее на волю горьковатым вкусом. Он открыл крышку, застыв рядом с вишневым стулом и не решаясь сесть. Молочно-кремовая пена смешивалась с острыми лучами, пузырьки на поверхности громко лопались, вздувались и снова поднимались наверх. Тонкие переходы цвета и изгибы рисунка жалостливо сжимали сердце, прося не
уничтожать их. О плюхнулся на стул, насладившись видом в стакане и отпил горячей жидкости. ад губой остался белый обод, с громко лопающимися пузырями. Закрыв глаза, О наслаждался утром, стаканчиком кофе и законченной работой, не подозревая, что перепутал не только место встречи, но и время. Он пришел не туда на четыре с половиной часа раньше назначенного.