Мараховский дает определение идеологии
Воскресенье, ув. друзья. У нас рубрика «Собеседники Вечности», и в студии ув. Собеседница Вечности Татьяна Виноградова с болезненно злободневным вопросом.
«Добрый день, Виктор!
Мой вопрос.
Японский принцип Ваби о том, что пустота прекрасна сама по себе, её не надо улучшать.
Только в таких условиях возможны чистота и свобода мысли.
Поэтому всякие люди, говорящие о том, что России нужна какая-то идеология, предлагают заполнить идеально пустые поверхности всякой фигнёй в виде вазочек, фоток на полках и подушечек, вышитых правильными картинками, собирающими пыль.
Русский народ молчаливо посылает идеологических энтуазиастов нахер, но ему, в отличие от японцев, отказывают в праве на пустоту. Что Вы об этом можете сказать? Спасибо!»
Это тот случай, ув. друзья, когда мне предстоит выступить в жанре «пчела против мёда» - то есть в очередной раз подорвать цеховую солидарность отечественного медиакласса. Впрочем, дело привычное.
...Идеология - угорь в мире понятий. Она есть сущность настолько скользкая, что её кажется невозможным удержать в рукавицах определений. Имеющиеся варианты дефиниций настолько всеохватны и расплывчаты, что в них можно затолкать при желании чуть ли не любое мировоззрение.
Поэтому при пристальном изучении нас рано или поздно настигает осознание:
- Идеология, несмотря на то, что она вся про «концепции», «систему идей» и «описание мира», на деле не про идеи и не про концепции. Она в первую и главную очередь инструмент. Идеология - это пакет внушённых аудитории бесспорностей, позволяющий управлять ею в интересах операторов. Идеологий, которые были бы не про управление целевыми аудиториями, не существует.
Ключевым элементом в данном определении - отделяющим идеологию от всех внешне схожих понятий - является внушённость.
Религия требует непременного и обязательного личного опыта. Идея требует проверки и реализации. Гипотеза требует эксперимента и исследования.
И только идеология по самой своей природе противится проверкам и инспекциям. Она есть что-то вроде «анти-опыта», опыта наоборот.
Это не значит, что религия, гипотеза и идея не могут стать идеологией. Они могут в неё выродиться (и постоянно вырождаются) - но это именно вырождение, поскольку идеология является не способом приобретения опыта, а способом его отрицания и игнорирования.
Она может, разумеется, утверждать о себе, что содержит мудрость поколений. Она может утверждать о себе, что содержит полноту откровения, полученного отдельно взятым гением. Но она впадает в гнев и моментально переходит к репрессиям, когда её мудрость или её откровение подвергают критическому обсуждению.
Если кто-то подвергает идеологию критике - этот кто-то ту же обнаруживает себя классифицированным как враждебный элемент (и, таким образом, вынесенным за пределы дискуссии).
Это происходит не потому, что идеология "оказалась в руках нетерпимых людей", а потому что её смысл и суть - в нетерпимости и беспрекословности.
Идеология в некотором смысле подобна нервной сыпи на физиономии общества. Пока с ним, обществом, всё в порядке, идеологии тихо чадят себе втайне от масс - в среде меньшинств, «маргинализированных вверх» (привилегированных) или «маргинализированных вниз» (дискриминируемых). Но если всё по-настоящему хреново - идеологии перестают тихо чадить в своём кругу и начинают вмешиваться в повседневность нормальных человеческих граждан.
В чисто практическом смысле это значит, что фрау Магда перестаёт не только ходить на ДР к фрау Софии, но даже здороваться на улице - потому что фрау София еврейка; Андрей вдруг заявляет, что он Андрий и начинает звать собственного кузена «руснёй»; просвещённая Джен приходит на день благодарения к своим родителям и начинает обрабатывать их с грехом пополам по методичке, опубликованной в New York Times или Vice (я видел десятки методичек на тему «Как вам общаться с вашими консервативными родственниками над индейкой / на рождественской вечеринке»).
Если всё продолжает быть по-прежнему хреново и даже усугубляется, то фрау Магда отправляет своего старшенького со слезами счастья на Восточный фронт брать Сталинград, Андрий записывается в тероборону, а Джен отменяет своих родителей, разделяющих климатические ереси, и больше не привозит к ним внучку (идентифицирующую себя внуком).
Идеология как инструмент (я пишу это с тяжёлым сердцем) бывает оправдана. Это случается, когда всё настолько хреново, что у управляющих элит нет иного выхода, кроме скоростного и жёсткого внушения массам пакета бесспорностей, из которого следует, что ув. массы должны построиться и принести массовые жертвы.
Нет времени объяснять.
Нет времени ждать, пока ув. массы прочувствуют на своей шкуре свои уникальные опыты и сделают из них желаемый вывод.
Надо срочно вводить массовую аудиторию в изменённое состояние сознания - с пакетом бесспорностей неодолимой силы, а также с репрессиями за уклонение от них, дающими ув. аудитории основания игнорировать всякий собственный опыт (если вам отрежут палец за утверждение, будто Индия существует и вы даже там бывали - у вас есть все поводы полагать, что нет никакой Индии. Если вас расстреляют как собаку за сомнения в успехе весеннего наступления - у вас есть все поводы собраться и смирно пойти в наступление: там будет хоть какой-то шанс уцелеть).
Человек есть существо психоцентричное, поэтому принятые им бесспорности имеют буквальную власть над ним. Идеология на пике своей формы (всё очень хреново и нет времени на сомнения и обсуждения) может производить даже массовый героизм и массовую жертвенность.
...Но есть нюанс. Вернее, даже два.
Первый состоит в том, что все критические моменты завершаются - победой ли, поражением ли. Все выходят из своего «изменённого состояния сознания» в новую действительность, не столь интенсивно экстремальную, и бесспорности идеологии начинают таять как лёд на сковородке. Для поддержания накала бесспорности держатели идеологии обычно усиливают репрессии. Если они этого не делают, то идеологии начинают терять свою власть причинять неприятности - и автоматически гниют заживо, вырождаются в лайт-фетишизм вокруг обязаловки и однажды просто рвутся в лоскуты.
Второй же нюанс, важность которого невозможно переоценить, состоит в том, что идеологии не существуют сами по себе.
Помимо самого комплекта бесспорностей и аудитории, обрабатываемой им, есть ещё операторы, обрабатывающие аудиторию.
И вот с ними настоящая проблема.
Ибо идеология - это не просто пакет, позволяющий заставить массы игнорировать свой опыт и свои рассуждения и поступать как велено. Это ещё и пакет, позволяющий игнорировать любой (свой ли, чужой ли) опыт самим операторам.
И нет ничего более развращающего для личности, чем длительное руление идеологией.
Здесь я немного влезу в кадр. Автор этих взволнованных строк имеет опыт медийной и «политтехнологической» работы - в том числе, не побоюсь этого слова, высшего уровня (в том смысле, что сильно высокопоставленные ув. граждане порой говорили словами, написанными моими скромными руками). Это, кстати, не повод для гордыни - таких как я сотни. Нужно быть совсем дураком, чтобы переоценивать своё участие в каком-нибудь Программном Документе, Методичке или даже Послании. С тем же успехом неведомая мне дама, нарезающая лосося в «Азбуке вкуса» (а я его ем), может заявить, что без неё я бы не выжил.
Что по-настоящему ценно - так это личное знакомство с ув. современниками и современницами при чинах разного достоинства, которые продвигали - и поныне продвигают - необходимость идеологии. Сейчас, по понятным причинам, они в большинстве своём настаивают, что стране надо мобилизоваться и совершить прорыв и подвиг. Упирают на важность когнитивного единства перед лицом вызовов. И всё такое.
Их объединяет ряд общих признаков, а именно.
1) Они сами - не собираются приносить никаких жертв и совершать подвигов. У них лапки, обстоятельства, жёны и мужья, содержанки, страдания по бывшим, личные обязательства перед Василием, недостроенный дом в хорошем районе - словом, и так куча героизма в жизни.
2) Они готовы и даже энтузиастично желают приносить в жертву чужие усилия и чужие тела.
3) Они любят идеологию в том случае, если они будут её операторами и получат содержание и власть причинять неприятности. Если идеология не выбирает их операторами, не даёт им престижного финансирования и власти причинять неприятности - то это плохая, никуда не годная идеология.
Иными словами - в головах данных граждан идеология представляется тем же, чем в головах либерального гуманитариата было в течение тридцати лет их культуртрегерство: «мы будем оттопыриваться, перекрестно опыляться, жить в Испании и истреблять враждебный вискарь всюду, где его встретим, а за это будем контролировать главный пакет истины для обычных человечков, и государство нам за это должно платить и защищать нас от неприятностей. Хорошо платить и надёжно защищать. В идеале пусть даст нам власть причинения неприятностей другим - тогда мы откинемся на подушки в полном удовлетворении и закурим, ибо жизнь удалась».
Я не раз спрашивал у них, отчего они предлагают бесспорно исполнять 150 миллионам то, в чём сами не замечены. Почему бы им, если они адепты Подвига и Аскетизма, не отказаться от оттопыров и понтов и не жить в трудоголической трезвости; почему бы им, если они рыцари Свобод и Прав, не распустить хотя бы собственные ревнивые мафии при госкормушках и не пригласить в свой круг идейных оппонентов; и так далее.
Идеологи моментально убеждались, что Виктор глупое, но алчное зло: не умеет концептуально мыслить и, кажется, даже претендует на их деньги.
Так происходит потому, что идеолог - это, как правило, особый социально-психологический тип: у него есть идеи, но недостаёт личной организованности, воли и харизмы, чтобы их успешно проповедовать (и он очень на это обижен). Идеолог - своего рода аксолотль, личинка пророка и вожака, неспособная стать полноценным пророком и вожаком и потому нуждающаяся в том, чтобы покорность масс ей организовали.
Когда идеолог мечтает о власти - он, конечно, порой грезит о себе во френче на трибуне, взволнованно трогая себя. Но в действительности его больше всего привлекает роль т.н. серого кардинала - незаметного человека в пенсне, при виде которого все молчат и потеют. Ибо он как блеснёт своим пенсне, как скажет что-нибудь двусмысленное - и объект его двусмысленностей мысленно попрощается со свободой и жизнью. Идеолог хочет того же, что герой, пророк и работяга (почёта и силы) - но сам не может, а потому требует помощи.
Идеологи - своего рода паразиты на общественных вызовах, жаждущие приватизировать их и превратить национальные проблемы в свою профессию.
От паразитов тоже, я читал, бывает польза - например, когда на луг нападают гусеницы, то химический сигнал об опасности (и необходимости вырабатывать токсины) распространяется через опутавшую растения повилику особенно быстро, как по высокоскоростному интернету. Но в обычное время повилика сама пьёт кровь растений и распространяет между ними всякую заразу и не нужна от слова совсем.
Суммируя всё вышесказанное:
- Человеку безусловно необходима вера (в действительность, в свою страну, в то, что он делает и/или в своих богов). Японское «ваби» только кажется пустотой - в действительности оно звенит от осмысленности, осознанности и личного переживания опыта. Русская "безыдейность" в действительности полна идей.
Обществу всегда бывают необходимы усилия и даже подвиги. Когда всё трудно - то даже массовые.
Но внедрение идеологии приведёт к тому, что её операторами - рано или поздно - окажутся существа, чьим главным жизненным посылом является «менеджерить человечков и за это жить кучеряво».
Родине нужны наши идеи. Ей также нужны наши усилия и (с некоторых пор постоянно) подвиги.
Но ей точно не нужно новое сословие паразитов, обучающее граждан тому, чего они сами знать не знают.