Сделал доброе дело
Нечасто в наше время удаётся сделать что-то такое, чем можно хоть немного гордиться. Что-то правильное, хорошее, доброе.
Двадцать с лишком лет назад, когда перед началом учёбы на первом курсе я ходил по Москве и ошалело смотрел на происходящее, дойдя, было дело, даже и до митинга у Белого Дома, аккурат когда туда дотащили длиннющий бесикр с Трёхгорки, я и представить не мог, что именно будет мною включаться в список добрых и правильных дел, когда я стану в два раза старше.
Вчера утром я просто поговорил с одним молодым человеком лет 25 от роду, сыном одной знакомой. Он с двумя друзьями собирался идти протестовать. В результате моего разговора три человека не стали баранами и не пошли в стадо на Болотную площадь.
Трём человекам не придётся чувствовать себя использованными презервативами. Трём человекам не придётся потом стыдиться того, что их одурачили, что они стали пешками в чужой игре. Трёх человек не будут звать русскими майдаунами.
Вроде и пустяк, в масштабах всемирной энтропии. Но я рад, что у меня получилось её хоть немножечко тормознуть.
Жаль, что такого человека не встретилось мне, когда утром 19 августа 1991 года я выходил на улицы Москвы.
Двадцать с лишком лет назад, когда перед началом учёбы на первом курсе я ходил по Москве и ошалело смотрел на происходящее, дойдя, было дело, даже и до митинга у Белого Дома, аккурат когда туда дотащили длиннющий бесикр с Трёхгорки, я и представить не мог, что именно будет мною включаться в список добрых и правильных дел, когда я стану в два раза старше.
Вчера утром я просто поговорил с одним молодым человеком лет 25 от роду, сыном одной знакомой. Он с двумя друзьями собирался идти протестовать. В результате моего разговора три человека не стали баранами и не пошли в стадо на Болотную площадь.
Трём человекам не придётся чувствовать себя использованными презервативами. Трём человекам не придётся потом стыдиться того, что их одурачили, что они стали пешками в чужой игре. Трёх человек не будут звать русскими майдаунами.
Вроде и пустяк, в масштабах всемирной энтропии. Но я рад, что у меня получилось её хоть немножечко тормознуть.
Жаль, что такого человека не встретилось мне, когда утром 19 августа 1991 года я выходил на улицы Москвы.