Рассказ (окончание)
30 июля
Малахова из женского отделения трусит за мной по коридору, чтобы отдать банку с градусниками, которые она раздавала в палате.
- Наташенька! - она делает мне знак рукой, чтобы я наклонилась. - Можно у Вас спросить по секрету?..
- Спрашивайте… - я не очень люблю Малахову, она обожает беседы «по душам», отвлекающие от дел…
- Наташенька!.. Ничего, что я Вас так называю: у меня внучка в Вашем возрасте?..
- Ничего… - разрешаю я, двигаясь в сторону поста.
- Так вот, я хотела у Вас узнать, по секрету, конечно, надеюсь на Вашу порядочность…
- Слушаю Вас…
Она уже начинает меня раздражать.
- Павел Алексеевич… Он женатый?..
Малахова смотрит на меня с плохо скрываемой надеждой. Одна ее рука прижата к животу: у нее оперирован желчный пузырь.
- Нет, - говорю я.
Малахова расплывается в сладкой улыбке.
- Спасибо! Наташенька, Вы меня так порадовали!.. Видите ли, у меня внучка, совершенно замечательная девочка, учится в МАИ, так, Вы можете себе представить, там ни одного приличного мальчика!.. Совершенно не с кем встречаться!.. Можете себе представить?..
- Могу, - говорю я, присаживаясь на стул.
- А Павел Алексеевич!.. Такой вежливый!.. Такой внимательный!.. Как бы мне хотелось… Кстати, а почему он до сих пор не женат? - настораживается Малахова. - У него есть кто-нибудь?..
Я вспоминаю Фиону.
- Есть, - отвечаю я. - Мама.
Еще с лестницы я слышу голос Галочки, взвивающийся до тональности циркулярной пилы.
- Не понимаю!.. - кипятится она. - Просто не понимаю вас… Почему вы не напишете коллективное письмо главврачу?.. Это же возмутительно! Он просто трамвайный хам!..
- Может, замолчишь? - бросает Светлана, которую оставили без премиальных. - Или помочь?
Минуту Галочка глядит вокруг в полном недоумении, потом продолжает:
- М-да… Нравы… Конечно, если вы будете терпеть, то с вами и будут обращаться, как со скотами… И не жалуйтесь потом… Вот как, например, он сегодня назвал Римму Николаевну?..
- А как он ее назвал? - удивляется Маргарита, ровным слоем кладущая на губы помаду.
- Дурой!.. Пожилого человека!..
- Так она дура и есть, - комментирует Светлана. - Как ее еще назвать?..
- Ну, знаете… - обиженная Галочка с размаху садится на стул, и он тревожно скрипит. - С вами невозможно разговаривать… Я понимаю, что у Евгения Ивановича есть… некоторые личные обстоятельства… Но они не дают ему основания…
- Наверное, Галя, это не тебе судить, - говорит вдруг неизвестно откуда взявшийся Паша. - Свет, где результаты анализов?..
- Я тебе на стол положила…
- Не знаю, на чей стол ты положила…
- Между прочим, Павел Алексеевич, - взгляд Галочки полон ехидства. - Он и про Вас говорил… Всякое… Просто не хочется повторять…
- Да? - холодно говорит Паша.
- Это неправда! - слышу я собственный голос. - Евгений Иванович всегда хвалит его на совещаниях!
- А ты, Наташа, видимо, привыкла подслушивать!.. - взвивает Галочка.
Паша кладет руку мне на талию:
- Наташка, пойдем, покурим…
- Да мне уколы уже делать надо!.. - пытаюсь отбиться я, но он подталкивает меня к двери.
- Сегодня приходила жена этого… который не умер… - Паша протягивает мне пачку.
- Костина?..
- Ну, да… Вопила, что я не врач, а говно, раз ее благоверный до сих пор не танцует канкан… Панкушка тоже притащилась, глазами на меня зыркала… Перепутал я… Наташ, я их что, всех помнит обязан?..
- Шварц всех помнит, - говорю я.
Передо мной все еще маячит призрак Фионы.
Паша морщится:
- Шварц - уникум. Недостижимый идеал! Когда я сюда пришел, он уже был кандидатом, а он старше меня всего на два года… Наташка! - он заглядывает мне в глаза. - А он что, реально меня хвалит?.. Ты вот прямо вот слышала?..
- Нет, - мстительно говорю я. - Не слышала, - поймав его потухший взгляд, я неохотно добавляю. - Но я в этом уверена…
- А… - Паша машет сигаретой в воздухе. - Уверена она… Смертность выше самого мыслимого… Это потому что на Женьку всю безнадегу сбрасывают, которую никто не тянет… Все по нашему профилю, вообще все… Показатели портить не хотят… Суки…
- Кто, Паш?.. - интересуюсь я.
- Да все!.. Женька задолбал… Я понимаю: профессионализм, врачебная этика… Но нельзя же все время быть на передовой! Я прихожу домой и падаю на диван… Если у него нет жизни, нельзя же отнимать ее и окружающих…
- А без Женьки бы она у тебя была, жизнь?.. - усмехаюсь я.
- Злая ты, Наташ… - Паша пристально смотрит на меня.
- Иди, с добрыми постой…
- Ладно… Ну, как бы ты права, да… Она просто сбесилась последнее время… Абсолютно каждая девушка, которую я привожу домой, подвергается тщательному рассмотрению… И у нее тут же находятся просто жуткие недостатки!..
- А ты не пытался жить своим умом, Паш?.. - я смотрю на часы.
Уже давно пора делать уколы.
- И ты туда же… Кстати, - аккуратно переводит он разговор, - извини, если я лезу не в свое дело, но куда он все-таки делся?..
- Кто?
- Ну, этот… Который тебе дочку сделал?..
- Умер, - отвечаю я.
- Что, реально?.. - голос Паши полон скептицизма.
- Абсолютно. На байке разбился…
- Охренеть... - видно, что его доверие не повысилось ни на градус. - Т.е. он байкер был?.. Такой, весь в коже?.. Если честно, с трудом тебя с таким представляю… А тебя он на байке катал?..
- Ну, да, - приученная к долгому вранью, без запинки отвечаю я, - а то, как же…
… Я с трудом нахожу серую кирпичную пятиэтажку на окраине Сергиева Посада.
Адрес мне дали в деканате.
Дверь, обитая кожзаменителем, порванным в нескольких местах.
Мне открывает девушка лет 16 с наушниками в ушах.
- Вы из собеса? - кивает девушка и, не дожидаясь моего ответа, сообщает. - На кухне подождите, мама сейчас придет…
На кухне другая девушка, постарше, моет посуду.
- Чай будете? - ее лицо полно дежурного радушия.
Я киваю, чувствуя себя нищенкой, которую по ошибке приняли за важную персону.
- Я ни из собеса, - признаюсь я.
- Ни из собеса? - рука девушки замирает на рукоятке старого, пузатого чайника. - Слышь, Оль, - она стучит по плечу девушку в наушниках. - Ты кого пустила-то?.. Она кто вообще?..
Оля отмахивается, покачиваясь в такт грохоту, пробивающемуся через затычки.
Я вбираю в себя воздух, как перед прыжком с вышки в море.
- Я - девушка Вити. Вернее, раньше была его девушкой…
- И что? - настороженно говорит вторая девушка. - Слышь, Оль… Да уши, балда, раскрой!..
Оля неохотно отключает плеер.
- Чего надо?
- Прикинь, Оль, это Витькина… - она делает паузу, глядя на меня.
- И дальше? - Оля явно недовольна, что ее оторвали от важного занятия.
- У меня осталось кое-что, принадлежащее ему… - на ходу придумываю я, опасаясь, что они выставят меня за дверь, не дожидаясь прихода матери. - Я вернуть хотела…
- Нам отдайте, - равнодушно говорит Оля.
Я достаю из сумки Дашину фотографию.
Они ждут.
- Это что, Ваш ребенок? - наконец, недоуменно говорит вторая девушка.
- Да… И Вити…
- А вот этого ты не докажешь… - Оля вновь вставляет в уши затычки, давая понять, что разговор окончен. - Знаешь, таких, как ты, сколько у него было?..
На кухню, хромая, вваливается грузная немолодая женщина.
- Вы с кем тут болтаете? - она поворачивается ко мне. - Из собеса, да?
- Витькина курва, - бросает в пространство Оля.
- Она говорит, что у нее ребенок от Витьки… - вторая девушка явно смущена ее грубостью.
Женщина некоторое время молча смотрит на фотографию.
- На мою мать похожа, - наконец, изрекает она. - А глаза, как у Виктора, черные…
На ее собственные глаза наворачиваются слезы.
Девушки, стоящие за ее спиной, пожимают плечами.
- Ну, и что ты хочешь? - женщина разворачивает фотографию ко мне. - Ты же видишь, я инвалид… Пенсию от собеса получаю… А муж меня бросил, когда они еще вот такими были… - она показывает рукой небольшое расстояние от пола.
- Да я… - я встаю. - Я просто хотела… Чтобы Вы знали… Что у Вас внучка…
Оля хмыкает в плеер.
- Девушка… Тебя как зовут-то?.. - женщина делает второй девушке какой-то знак, непонятный для меня, и та выходит из кухни.
- Наталья.
- Наташа… Так вот, Наташа, ты извини, конечно, но у меня этих внучек… Ты думаешь, ты первая приходишь?..
Кто сейчас что докажет…
- Вы же сами говорили… - обомлеваю я. - Похожа…
- Да мало ли, кто на кого похож!..
- Я вон на соседа похожа… - ехидно комментирует Оля, снова включая плеер.
- Замолчи, ты!.. - женщина толкает ее ногой.
Вторая девушка заходит, держа в руках потрепанную тряпичную куклу.
- Вон, возьми… - женщина передает ее мне. - Возьми дочке… Больше у меня ничего нет… Вите спасибо скажи, что себя не берег…
Я в оцепенении забираю игрушку…
- Ты зачем ей мою куклу отдала!.. - доносится до меня, когда я прикрываю дверь в квартиру: никто из них не сдвинулся с места, чтобы меня проводить. - Скоро все мои вещи раздашь…
- Зачем она тебе нужна?.. Скоро в другие куклы играть будешь…
- Как диссертация? - спрашиваю я Игоря.
- Ничего, спасибо. Если только Шварц не подгадит…
- А что он может сделать? - я застегиваю босоножки, собираясь домой.
Игорь ждет меня с моим пакетом в руке.
- Он в очень хороших отношениях с моим научным руководителем.
- Так он же черт знает, где, учился, - удивляюсь я.
- Да, но защищался-то он у нас!.. - Игорь поражен моей несообразительностью.
- Почему ты его так не любишь? - я забираю у него пакет, отмечая, что он не предложил его донести.
- Я? Это он меня не любит! А кого он любит, скажи мне, пожалуйста, Наташ? Должен остаться только он один. Дункан Маклауд хренов…
- И, тем не менее, тебя пристроили именно к Шварцу, - не могу удержаться от ехидства я.
Мы выходим из больницы. Я хочу, чтобы Игорь взял меня под руку, но он, как обычно, этого не делает.
- Меня никуда не пристраивали, Наташ… - обижается Игорь. - Я не Галя… Я сам за себя отвечаю.
- По-моему, Галя в тебя влюблена, - говорю я.
- Не знаю, - он хмурит брови. - Я как-то ее не разглядываю. Мне есть, чем заняться в этом скорбном заведении…
- Чем же? - я сильно задеваю его пакетом, и он обходит меня с другой стороны.
- Например, бегать, как Савраска, на посылках Шварца… Абсолютно все, что я делаю, плохо, глупо, недальновидно или уже не нужно.
- Шварц ко всем так относится, - замечаю я.
- Не ко всем… - мы доходим до метро, и я останавливаюсь.
- Разве?..
- Некоторых он выделяет…
- Пока, Игорь, - говорю я, глядя на него.
- Пока, Наташ…
2 августа
Земцов лежит, сложив руки на животе. Библию он дочитал, она возложена на тумбочке между бутылкой минеральной воды и градусником.
- Ну, сколько у Вас? - спрашиваю я.
- Он по термометру пальцем щелкал, - рэпер, кашляя, наблюдает за мной из-за одеяла, наброшенного на поручень кровати.
Я оторопело гляжу на Земцова.
- Зачем?
- Выписываться не хочет, - поясняет рэпер.
Земцов замкнулся в скорбном молчании.
- Вы же взрослый человек, - укоряю я Земцова. - Евгений Иванович Вас не выписывает, а Вы подлогами занимаетесь…
- Вы думаете, девушка, - наконец, отвечает он, - мне очень хочется ехать в интернат? Тем более, сейчас, в моем состоянии?..
- В какой еще интернат? - недоумеваю я.
- В интернат для инвалидов… Куда сдали меня мои дети, после того, как я сделал каждому из них по квартире… Тут хоть я с людьми…
Земцов тянется к Библии и открывает ее наугад.
Рэпер присвистывает.
- Там тоже люди… - замечаю я.
- Люди… - хмыкает Земцов, пальцы у него трясутся, и Библия дергается, словно у нее пляска Святого Витта. - Обломки…
- Я скажу Евгению Ивановичу, - твердо говорю я.
На первом этаже висит портрет Павлова.
- Он, правда, был таким великим? - спрашиваю я у пробегающего мимо Паши.
Некоторое время он читает некролог.
- Тут еще указано не все…
Я поднимаюсь с ним в отделение.
- Смешно, Наташка, - говорит Паша, на ходу надевая халат, - в кино, когда показывают смерть какого-нибудь известного человека, цитируют его последние слова. А кто слышал последние слова профессора Павлова?..
- Я слышала, - говорю я.
- Ну, и что же он сказал? - как-то недобро усмехается Паша. - Сейте разумное, доброе, вечное… Или…
- Он вспоминал какую-то Аллу… - нехотя признаюсь я, словно бы обнародование последних слов может смазать образ человека, который остался у меня в памяти…
Паша останавливается.
- Значит, вот так…
- А ты что, знаешь, кто это?.. - удивляюсь я.
- Разумеется… - горько усмехается Паша. - Разумеется, знаю… Это моя мать.
- Евгений Иванович, - говорю я. - Косырев очень сильно кашляет. Гораздо сильнее, чем раньше. А Земцов нагоняет себе температуру, чтобы не выписываться…
Шварц поворачивается ко мне.
- Козлова, - зевает он, - как ты считаешь, тут не разберутся без твоего мнения?..
- Вы же сами говорили, Евгений Иванович, - парирую я, - чтобы Вам сообщали абсолютно обо всем…
- Ну, ты молодец, сообщаешь, да… - он вновь утыкается в кипу историй болезни. - Пашку мне позови…
- Павел Алексеевич на операции… - удивленно говорю я: впервые Женя о чем-то забыл.
- Точно… Тогда Рената… Или нет, этого, как его там…
- Щеголькова? - говорю я утвердительно.
- Да-да… Я думаю, ты рада будешь это сделать, не так ли, Козлова?..
- Евгений Иванович, - делаю вид, что не поняла я. - У Вас что-то случилось?
- Да не то слово… - он показывает на гору бумаг. - Как там, в анекдоте: ты представляешь, Зина, они все умерли!.. Через пять секунд Щегольков чтобы был у меня…
Я иду за Игорем. Он в холле беседует с Галей.
Я невольно останавливаюсь.
- Ты мне бред какой-то несешь, - Игорь явно чем-то сильно недоволен. - «Что у меня с ней?» Ничего у меня с ней! Я что, уже с человеком поговорить не могу!..
- Светка сказала, ты ее до метро провожаешь…
- Ой, ну, Боже мой!.. - Игорь округляет глаза. - Нам в одну сторону… Я не виноват, что другие рядом живут… И что ты не всегда со мной попадаешь…
- Ты один ходить не можешь? - возмущается Галя.
- Ой, ну, только не начинай…
- Игорь, - говорю я. - Тебя Шварц срочно требует…
- Ну, что у него там еще! - резко поворачивается он.
Мы идем вровень, соприкасаясь на поворотах коридора.
- Она меня достала просто, - говорит Игорь. - Работать невозможно…
- Ты с ней встречаешься? - деланно равнодушным тоном спрашиваю я.
- Нет, я с ней не встречаюсь… Но ей очень этого хочется… А, поскольку ее папа…
- Ты решил не упустить шанса, - поддразниваю я.
На очередном повороте мы натыкаемся на Шварца.
- Прошло значительно больше, чем пять секунд, - сообщает он. - И потом, мальчик сам не найдет дорогу?..
- Мальчик сам найдет дорогу, - Игорь кусает губы. - Наташа идет за капельницами…
- Смотри, не перепутай… - Шварц повторяет мне назначения, которые я помню наизусть.
Земцов с поклонником Эминема играют в нарды. Я вспоминаю, что не спросила, нужно ли ставить капельницу Земцову…
В ординаторскую, как обычно, приоткрыта дверь. Шварц что-то показывает Игорю на экране компьютера. Тот отрицательно мотает головой. Я прислушиваюсь.
- Нет, - говорит Игорь, - я с Вами не согласен, Евгений Иванович, тут банальное…
- Ты вокруг Козловой-то особо круги не нарезай, - вдруг задумчиво говорит Шварц. - А то Павел Алексеевич тебе секир башка сделает…
- А причем здесь Павел Алексеевич? - искренне удивляется Игорь.
- Ну, как?.. - насмешничает Шварц. - Они ж с Козловой пожениться собираются… Меня свидетелем пригласили…
- Надо полагать, - ледяным тоном отвечает Игорь, - Вы сейчас шутите…
- Да почему ж шучу?.. Или, скажешь, тебе Козлова не нравится? А, Казанова?..
- Евгений Иванович, - медленно и отчетливо произносит Игорь, - моя личная жизнь - это вообще-то дело исключительно меня одного. Но раз уж Вы подняли эту тему: можете быть совершенно спокойны, мне не нравится Козлова. Сильно извиняюсь, но я себя нашел не на помойке. Мне вообще не нравится здесь никто из женского народонаселения. И это, - предваряя Ваши издевки, - вовсе не оттого, что мне нравятся мужчины… Просто в настоящий момент меня больше всего волнует моя диссертация…
Я закрываю лицо руками, но слезы просачиваются сквозь пальцы и капают на халат.
- Наташ, - испуганно спрашивает встреченная по пути Галина Степановна. - Случилось что? Дома? С дочкой?
Я отрицательно мотаю головой.
Поклонник Эминема рассказывает Филиппову о том, что он прочитал в Интернете по поводу Сталина. Земцов сухо сжимает губы, перебирая пальцами Библию.
- У него реально тридцать восемь, сестричка, - громким шепотом говорит мне Филиппов.
Я подвожу капельницу к Земцову. Слезы застилают мне глаза, и я спотыкаюсь об основание. Одна из бутылок с физраствором срывается с держателя и со звоном разбивается на мелкие осколки…
Я сажусь на край его койки, стискивая зубы, чтобы загнать рыдания вовнутрь.
- Сейчас… Сейчас… Только…
Они молча смотрят на меня, все шестеро, кто находится в палате.
Я беру Земцова за руку, пытаясь найти вену, вытирая одной рукой лицо…
Кто-то отпихивает меня в сторону.
- Уйди отсюда, быстро, - Шварц ловко вводит иглу, регулируя скорость подачи.
- У меня, правда, температура, - одними губами произносит Земцов.
- Я знаю… Все не так хорошо, как нам казалось…
Он больно хватает меня за руку и разворачивает к двери, обдавая горячим шепотом ухо:
- Пошла вон… Истеричка… Пол замети, уборщицу до утра будем ждать?..
Он выходит следом за мной…
- Нашла из-за кого!.. Из-за кого?.. Таких мудаков за полчаса мешок наловить можно…
- Евгений Иванович, отстаньте от меня… - бормочу я.
Перед нами дверь процедурной, Шварц запихивает меня туда…
- Мне же пол… - я в изумлении осознаю, что он расстегивает на мне халат.
- Подождет пол… - он целует меня в губы, и у меня начинает жарко стучать в голове.
- Евгений Иванович…
- Замолчи… Замолчи, дура… Какая же ты дура!..
- Евгений Иванович, да что Вы... - я прижимаюсь к нему, чувствуя, что слезы начинают высыхать, и внутренности наполняться теплом…
Он целует меня, еще и еще…
Ручка двери поворачивается…
- Ну, я предполагал, да, - говорит Паша. - Что тут не просто так…
Смена закончилась, они со Шварцем курят около его машины.
Я за колонной на крыльце жду Маргариту, она забыла кошелек.
- Ты обладаешь удивительной особенностью, - усмехается Шварц. - Все делать через жопу… Вот какого ты туда приперся?..
- Ты знал, что Павлов был влюблен в мою мать? - Паша не реагирует.
- Да что ты говоришь…
- Да. Я помню его с раннего детства, он приходил к нам в дом, на дни рождения, играл на пианино…
- Зашибись… Я всегда догадывался, что ты блатной…
- Да он пальцем не пошевелил!..
- Ладно-ладно, верю!.. А у вас было пианино?..
- А иначе на хрен бы меня гоняли в музыкалку?
- Ну… Понты…
- Нет. Тут вся фишка в Павлове. Он был для меня…
- Учителем с большой буквы…
- Хватит ржать…
- Да я серьезно.
- Павлов сказал, что я смогу стать врачом, т.к. я умею сострадать…
- Старик ошибся. Ни хрена ты, Пашка, не умеешь сострадать… Тут ведь какая концепция: или вкладывайся, или устраняйся. А ты всегда пытаешься занять промежуточную позицию… А почему они с твоей маман расстались?.. - неожиданно живо интересуется Шварц.
- Они и не сходились…
- Хорошо… - терпеливо продолжает Шварц. - Тогда почему они и не сходились?..
- Женька! Ты читал некролог? Ему же было восемьдесят! А моей матери сейчас пятьдесят…
- Как все сложно…
- У тебя все просто…
- Конечно… Пожрать, поспать, перепихнуться… - он вздыхает. - Смену отбарабанить…
- А Наташка?..
Я из-за всех сил напрягаю слух.
- А что - Наташка?..
- Ведь она тебе реально нравится?..
- Шерлок Холмс, почему у тебя такая засада с диссером?..
- Если она тебе реально нравится, - продолжает занудствовать Паша, - то это п…ц.
- Ты ошибаешься, - Шварц обводит взглядом больницу, и я прижимаюсь к колонне, - то, что ты родился на свет - это уже п…ц.
Малахова из женского отделения трусит за мной по коридору, чтобы отдать банку с градусниками, которые она раздавала в палате.
- Наташенька! - она делает мне знак рукой, чтобы я наклонилась. - Можно у Вас спросить по секрету?..
- Спрашивайте… - я не очень люблю Малахову, она обожает беседы «по душам», отвлекающие от дел…
- Наташенька!.. Ничего, что я Вас так называю: у меня внучка в Вашем возрасте?..
- Ничего… - разрешаю я, двигаясь в сторону поста.
- Так вот, я хотела у Вас узнать, по секрету, конечно, надеюсь на Вашу порядочность…
- Слушаю Вас…
Она уже начинает меня раздражать.
- Павел Алексеевич… Он женатый?..
Малахова смотрит на меня с плохо скрываемой надеждой. Одна ее рука прижата к животу: у нее оперирован желчный пузырь.
- Нет, - говорю я.
Малахова расплывается в сладкой улыбке.
- Спасибо! Наташенька, Вы меня так порадовали!.. Видите ли, у меня внучка, совершенно замечательная девочка, учится в МАИ, так, Вы можете себе представить, там ни одного приличного мальчика!.. Совершенно не с кем встречаться!.. Можете себе представить?..
- Могу, - говорю я, присаживаясь на стул.
- А Павел Алексеевич!.. Такой вежливый!.. Такой внимательный!.. Как бы мне хотелось… Кстати, а почему он до сих пор не женат? - настораживается Малахова. - У него есть кто-нибудь?..
Я вспоминаю Фиону.
- Есть, - отвечаю я. - Мама.
Еще с лестницы я слышу голос Галочки, взвивающийся до тональности циркулярной пилы.
- Не понимаю!.. - кипятится она. - Просто не понимаю вас… Почему вы не напишете коллективное письмо главврачу?.. Это же возмутительно! Он просто трамвайный хам!..
- Может, замолчишь? - бросает Светлана, которую оставили без премиальных. - Или помочь?
Минуту Галочка глядит вокруг в полном недоумении, потом продолжает:
- М-да… Нравы… Конечно, если вы будете терпеть, то с вами и будут обращаться, как со скотами… И не жалуйтесь потом… Вот как, например, он сегодня назвал Римму Николаевну?..
- А как он ее назвал? - удивляется Маргарита, ровным слоем кладущая на губы помаду.
- Дурой!.. Пожилого человека!..
- Так она дура и есть, - комментирует Светлана. - Как ее еще назвать?..
- Ну, знаете… - обиженная Галочка с размаху садится на стул, и он тревожно скрипит. - С вами невозможно разговаривать… Я понимаю, что у Евгения Ивановича есть… некоторые личные обстоятельства… Но они не дают ему основания…
- Наверное, Галя, это не тебе судить, - говорит вдруг неизвестно откуда взявшийся Паша. - Свет, где результаты анализов?..
- Я тебе на стол положила…
- Не знаю, на чей стол ты положила…
- Между прочим, Павел Алексеевич, - взгляд Галочки полон ехидства. - Он и про Вас говорил… Всякое… Просто не хочется повторять…
- Да? - холодно говорит Паша.
- Это неправда! - слышу я собственный голос. - Евгений Иванович всегда хвалит его на совещаниях!
- А ты, Наташа, видимо, привыкла подслушивать!.. - взвивает Галочка.
Паша кладет руку мне на талию:
- Наташка, пойдем, покурим…
- Да мне уколы уже делать надо!.. - пытаюсь отбиться я, но он подталкивает меня к двери.
- Сегодня приходила жена этого… который не умер… - Паша протягивает мне пачку.
- Костина?..
- Ну, да… Вопила, что я не врач, а говно, раз ее благоверный до сих пор не танцует канкан… Панкушка тоже притащилась, глазами на меня зыркала… Перепутал я… Наташ, я их что, всех помнит обязан?..
- Шварц всех помнит, - говорю я.
Передо мной все еще маячит призрак Фионы.
Паша морщится:
- Шварц - уникум. Недостижимый идеал! Когда я сюда пришел, он уже был кандидатом, а он старше меня всего на два года… Наташка! - он заглядывает мне в глаза. - А он что, реально меня хвалит?.. Ты вот прямо вот слышала?..
- Нет, - мстительно говорю я. - Не слышала, - поймав его потухший взгляд, я неохотно добавляю. - Но я в этом уверена…
- А… - Паша машет сигаретой в воздухе. - Уверена она… Смертность выше самого мыслимого… Это потому что на Женьку всю безнадегу сбрасывают, которую никто не тянет… Все по нашему профилю, вообще все… Показатели портить не хотят… Суки…
- Кто, Паш?.. - интересуюсь я.
- Да все!.. Женька задолбал… Я понимаю: профессионализм, врачебная этика… Но нельзя же все время быть на передовой! Я прихожу домой и падаю на диван… Если у него нет жизни, нельзя же отнимать ее и окружающих…
- А без Женьки бы она у тебя была, жизнь?.. - усмехаюсь я.
- Злая ты, Наташ… - Паша пристально смотрит на меня.
- Иди, с добрыми постой…
- Ладно… Ну, как бы ты права, да… Она просто сбесилась последнее время… Абсолютно каждая девушка, которую я привожу домой, подвергается тщательному рассмотрению… И у нее тут же находятся просто жуткие недостатки!..
- А ты не пытался жить своим умом, Паш?.. - я смотрю на часы.
Уже давно пора делать уколы.
- И ты туда же… Кстати, - аккуратно переводит он разговор, - извини, если я лезу не в свое дело, но куда он все-таки делся?..
- Кто?
- Ну, этот… Который тебе дочку сделал?..
- Умер, - отвечаю я.
- Что, реально?.. - голос Паши полон скептицизма.
- Абсолютно. На байке разбился…
- Охренеть... - видно, что его доверие не повысилось ни на градус. - Т.е. он байкер был?.. Такой, весь в коже?.. Если честно, с трудом тебя с таким представляю… А тебя он на байке катал?..
- Ну, да, - приученная к долгому вранью, без запинки отвечаю я, - а то, как же…
… Я с трудом нахожу серую кирпичную пятиэтажку на окраине Сергиева Посада.
Адрес мне дали в деканате.
Дверь, обитая кожзаменителем, порванным в нескольких местах.
Мне открывает девушка лет 16 с наушниками в ушах.
- Вы из собеса? - кивает девушка и, не дожидаясь моего ответа, сообщает. - На кухне подождите, мама сейчас придет…
На кухне другая девушка, постарше, моет посуду.
- Чай будете? - ее лицо полно дежурного радушия.
Я киваю, чувствуя себя нищенкой, которую по ошибке приняли за важную персону.
- Я ни из собеса, - признаюсь я.
- Ни из собеса? - рука девушки замирает на рукоятке старого, пузатого чайника. - Слышь, Оль, - она стучит по плечу девушку в наушниках. - Ты кого пустила-то?.. Она кто вообще?..
Оля отмахивается, покачиваясь в такт грохоту, пробивающемуся через затычки.
Я вбираю в себя воздух, как перед прыжком с вышки в море.
- Я - девушка Вити. Вернее, раньше была его девушкой…
- И что? - настороженно говорит вторая девушка. - Слышь, Оль… Да уши, балда, раскрой!..
Оля неохотно отключает плеер.
- Чего надо?
- Прикинь, Оль, это Витькина… - она делает паузу, глядя на меня.
- И дальше? - Оля явно недовольна, что ее оторвали от важного занятия.
- У меня осталось кое-что, принадлежащее ему… - на ходу придумываю я, опасаясь, что они выставят меня за дверь, не дожидаясь прихода матери. - Я вернуть хотела…
- Нам отдайте, - равнодушно говорит Оля.
Я достаю из сумки Дашину фотографию.
Они ждут.
- Это что, Ваш ребенок? - наконец, недоуменно говорит вторая девушка.
- Да… И Вити…
- А вот этого ты не докажешь… - Оля вновь вставляет в уши затычки, давая понять, что разговор окончен. - Знаешь, таких, как ты, сколько у него было?..
На кухню, хромая, вваливается грузная немолодая женщина.
- Вы с кем тут болтаете? - она поворачивается ко мне. - Из собеса, да?
- Витькина курва, - бросает в пространство Оля.
- Она говорит, что у нее ребенок от Витьки… - вторая девушка явно смущена ее грубостью.
Женщина некоторое время молча смотрит на фотографию.
- На мою мать похожа, - наконец, изрекает она. - А глаза, как у Виктора, черные…
На ее собственные глаза наворачиваются слезы.
Девушки, стоящие за ее спиной, пожимают плечами.
- Ну, и что ты хочешь? - женщина разворачивает фотографию ко мне. - Ты же видишь, я инвалид… Пенсию от собеса получаю… А муж меня бросил, когда они еще вот такими были… - она показывает рукой небольшое расстояние от пола.
- Да я… - я встаю. - Я просто хотела… Чтобы Вы знали… Что у Вас внучка…
Оля хмыкает в плеер.
- Девушка… Тебя как зовут-то?.. - женщина делает второй девушке какой-то знак, непонятный для меня, и та выходит из кухни.
- Наталья.
- Наташа… Так вот, Наташа, ты извини, конечно, но у меня этих внучек… Ты думаешь, ты первая приходишь?..
Кто сейчас что докажет…
- Вы же сами говорили… - обомлеваю я. - Похожа…
- Да мало ли, кто на кого похож!..
- Я вон на соседа похожа… - ехидно комментирует Оля, снова включая плеер.
- Замолчи, ты!.. - женщина толкает ее ногой.
Вторая девушка заходит, держа в руках потрепанную тряпичную куклу.
- Вон, возьми… - женщина передает ее мне. - Возьми дочке… Больше у меня ничего нет… Вите спасибо скажи, что себя не берег…
Я в оцепенении забираю игрушку…
- Ты зачем ей мою куклу отдала!.. - доносится до меня, когда я прикрываю дверь в квартиру: никто из них не сдвинулся с места, чтобы меня проводить. - Скоро все мои вещи раздашь…
- Зачем она тебе нужна?.. Скоро в другие куклы играть будешь…
- Как диссертация? - спрашиваю я Игоря.
- Ничего, спасибо. Если только Шварц не подгадит…
- А что он может сделать? - я застегиваю босоножки, собираясь домой.
Игорь ждет меня с моим пакетом в руке.
- Он в очень хороших отношениях с моим научным руководителем.
- Так он же черт знает, где, учился, - удивляюсь я.
- Да, но защищался-то он у нас!.. - Игорь поражен моей несообразительностью.
- Почему ты его так не любишь? - я забираю у него пакет, отмечая, что он не предложил его донести.
- Я? Это он меня не любит! А кого он любит, скажи мне, пожалуйста, Наташ? Должен остаться только он один. Дункан Маклауд хренов…
- И, тем не менее, тебя пристроили именно к Шварцу, - не могу удержаться от ехидства я.
Мы выходим из больницы. Я хочу, чтобы Игорь взял меня под руку, но он, как обычно, этого не делает.
- Меня никуда не пристраивали, Наташ… - обижается Игорь. - Я не Галя… Я сам за себя отвечаю.
- По-моему, Галя в тебя влюблена, - говорю я.
- Не знаю, - он хмурит брови. - Я как-то ее не разглядываю. Мне есть, чем заняться в этом скорбном заведении…
- Чем же? - я сильно задеваю его пакетом, и он обходит меня с другой стороны.
- Например, бегать, как Савраска, на посылках Шварца… Абсолютно все, что я делаю, плохо, глупо, недальновидно или уже не нужно.
- Шварц ко всем так относится, - замечаю я.
- Не ко всем… - мы доходим до метро, и я останавливаюсь.
- Разве?..
- Некоторых он выделяет…
- Пока, Игорь, - говорю я, глядя на него.
- Пока, Наташ…
2 августа
Земцов лежит, сложив руки на животе. Библию он дочитал, она возложена на тумбочке между бутылкой минеральной воды и градусником.
- Ну, сколько у Вас? - спрашиваю я.
- Он по термометру пальцем щелкал, - рэпер, кашляя, наблюдает за мной из-за одеяла, наброшенного на поручень кровати.
Я оторопело гляжу на Земцова.
- Зачем?
- Выписываться не хочет, - поясняет рэпер.
Земцов замкнулся в скорбном молчании.
- Вы же взрослый человек, - укоряю я Земцова. - Евгений Иванович Вас не выписывает, а Вы подлогами занимаетесь…
- Вы думаете, девушка, - наконец, отвечает он, - мне очень хочется ехать в интернат? Тем более, сейчас, в моем состоянии?..
- В какой еще интернат? - недоумеваю я.
- В интернат для инвалидов… Куда сдали меня мои дети, после того, как я сделал каждому из них по квартире… Тут хоть я с людьми…
Земцов тянется к Библии и открывает ее наугад.
Рэпер присвистывает.
- Там тоже люди… - замечаю я.
- Люди… - хмыкает Земцов, пальцы у него трясутся, и Библия дергается, словно у нее пляска Святого Витта. - Обломки…
- Я скажу Евгению Ивановичу, - твердо говорю я.
На первом этаже висит портрет Павлова.
- Он, правда, был таким великим? - спрашиваю я у пробегающего мимо Паши.
Некоторое время он читает некролог.
- Тут еще указано не все…
Я поднимаюсь с ним в отделение.
- Смешно, Наташка, - говорит Паша, на ходу надевая халат, - в кино, когда показывают смерть какого-нибудь известного человека, цитируют его последние слова. А кто слышал последние слова профессора Павлова?..
- Я слышала, - говорю я.
- Ну, и что же он сказал? - как-то недобро усмехается Паша. - Сейте разумное, доброе, вечное… Или…
- Он вспоминал какую-то Аллу… - нехотя признаюсь я, словно бы обнародование последних слов может смазать образ человека, который остался у меня в памяти…
Паша останавливается.
- Значит, вот так…
- А ты что, знаешь, кто это?.. - удивляюсь я.
- Разумеется… - горько усмехается Паша. - Разумеется, знаю… Это моя мать.
- Евгений Иванович, - говорю я. - Косырев очень сильно кашляет. Гораздо сильнее, чем раньше. А Земцов нагоняет себе температуру, чтобы не выписываться…
Шварц поворачивается ко мне.
- Козлова, - зевает он, - как ты считаешь, тут не разберутся без твоего мнения?..
- Вы же сами говорили, Евгений Иванович, - парирую я, - чтобы Вам сообщали абсолютно обо всем…
- Ну, ты молодец, сообщаешь, да… - он вновь утыкается в кипу историй болезни. - Пашку мне позови…
- Павел Алексеевич на операции… - удивленно говорю я: впервые Женя о чем-то забыл.
- Точно… Тогда Рената… Или нет, этого, как его там…
- Щеголькова? - говорю я утвердительно.
- Да-да… Я думаю, ты рада будешь это сделать, не так ли, Козлова?..
- Евгений Иванович, - делаю вид, что не поняла я. - У Вас что-то случилось?
- Да не то слово… - он показывает на гору бумаг. - Как там, в анекдоте: ты представляешь, Зина, они все умерли!.. Через пять секунд Щегольков чтобы был у меня…
Я иду за Игорем. Он в холле беседует с Галей.
Я невольно останавливаюсь.
- Ты мне бред какой-то несешь, - Игорь явно чем-то сильно недоволен. - «Что у меня с ней?» Ничего у меня с ней! Я что, уже с человеком поговорить не могу!..
- Светка сказала, ты ее до метро провожаешь…
- Ой, ну, Боже мой!.. - Игорь округляет глаза. - Нам в одну сторону… Я не виноват, что другие рядом живут… И что ты не всегда со мной попадаешь…
- Ты один ходить не можешь? - возмущается Галя.
- Ой, ну, только не начинай…
- Игорь, - говорю я. - Тебя Шварц срочно требует…
- Ну, что у него там еще! - резко поворачивается он.
Мы идем вровень, соприкасаясь на поворотах коридора.
- Она меня достала просто, - говорит Игорь. - Работать невозможно…
- Ты с ней встречаешься? - деланно равнодушным тоном спрашиваю я.
- Нет, я с ней не встречаюсь… Но ей очень этого хочется… А, поскольку ее папа…
- Ты решил не упустить шанса, - поддразниваю я.
На очередном повороте мы натыкаемся на Шварца.
- Прошло значительно больше, чем пять секунд, - сообщает он. - И потом, мальчик сам не найдет дорогу?..
- Мальчик сам найдет дорогу, - Игорь кусает губы. - Наташа идет за капельницами…
- Смотри, не перепутай… - Шварц повторяет мне назначения, которые я помню наизусть.
Земцов с поклонником Эминема играют в нарды. Я вспоминаю, что не спросила, нужно ли ставить капельницу Земцову…
В ординаторскую, как обычно, приоткрыта дверь. Шварц что-то показывает Игорю на экране компьютера. Тот отрицательно мотает головой. Я прислушиваюсь.
- Нет, - говорит Игорь, - я с Вами не согласен, Евгений Иванович, тут банальное…
- Ты вокруг Козловой-то особо круги не нарезай, - вдруг задумчиво говорит Шварц. - А то Павел Алексеевич тебе секир башка сделает…
- А причем здесь Павел Алексеевич? - искренне удивляется Игорь.
- Ну, как?.. - насмешничает Шварц. - Они ж с Козловой пожениться собираются… Меня свидетелем пригласили…
- Надо полагать, - ледяным тоном отвечает Игорь, - Вы сейчас шутите…
- Да почему ж шучу?.. Или, скажешь, тебе Козлова не нравится? А, Казанова?..
- Евгений Иванович, - медленно и отчетливо произносит Игорь, - моя личная жизнь - это вообще-то дело исключительно меня одного. Но раз уж Вы подняли эту тему: можете быть совершенно спокойны, мне не нравится Козлова. Сильно извиняюсь, но я себя нашел не на помойке. Мне вообще не нравится здесь никто из женского народонаселения. И это, - предваряя Ваши издевки, - вовсе не оттого, что мне нравятся мужчины… Просто в настоящий момент меня больше всего волнует моя диссертация…
Я закрываю лицо руками, но слезы просачиваются сквозь пальцы и капают на халат.
- Наташ, - испуганно спрашивает встреченная по пути Галина Степановна. - Случилось что? Дома? С дочкой?
Я отрицательно мотаю головой.
Поклонник Эминема рассказывает Филиппову о том, что он прочитал в Интернете по поводу Сталина. Земцов сухо сжимает губы, перебирая пальцами Библию.
- У него реально тридцать восемь, сестричка, - громким шепотом говорит мне Филиппов.
Я подвожу капельницу к Земцову. Слезы застилают мне глаза, и я спотыкаюсь об основание. Одна из бутылок с физраствором срывается с держателя и со звоном разбивается на мелкие осколки…
Я сажусь на край его койки, стискивая зубы, чтобы загнать рыдания вовнутрь.
- Сейчас… Сейчас… Только…
Они молча смотрят на меня, все шестеро, кто находится в палате.
Я беру Земцова за руку, пытаясь найти вену, вытирая одной рукой лицо…
Кто-то отпихивает меня в сторону.
- Уйди отсюда, быстро, - Шварц ловко вводит иглу, регулируя скорость подачи.
- У меня, правда, температура, - одними губами произносит Земцов.
- Я знаю… Все не так хорошо, как нам казалось…
Он больно хватает меня за руку и разворачивает к двери, обдавая горячим шепотом ухо:
- Пошла вон… Истеричка… Пол замети, уборщицу до утра будем ждать?..
Он выходит следом за мной…
- Нашла из-за кого!.. Из-за кого?.. Таких мудаков за полчаса мешок наловить можно…
- Евгений Иванович, отстаньте от меня… - бормочу я.
Перед нами дверь процедурной, Шварц запихивает меня туда…
- Мне же пол… - я в изумлении осознаю, что он расстегивает на мне халат.
- Подождет пол… - он целует меня в губы, и у меня начинает жарко стучать в голове.
- Евгений Иванович…
- Замолчи… Замолчи, дура… Какая же ты дура!..
- Евгений Иванович, да что Вы... - я прижимаюсь к нему, чувствуя, что слезы начинают высыхать, и внутренности наполняться теплом…
Он целует меня, еще и еще…
Ручка двери поворачивается…
- Ну, я предполагал, да, - говорит Паша. - Что тут не просто так…
Смена закончилась, они со Шварцем курят около его машины.
Я за колонной на крыльце жду Маргариту, она забыла кошелек.
- Ты обладаешь удивительной особенностью, - усмехается Шварц. - Все делать через жопу… Вот какого ты туда приперся?..
- Ты знал, что Павлов был влюблен в мою мать? - Паша не реагирует.
- Да что ты говоришь…
- Да. Я помню его с раннего детства, он приходил к нам в дом, на дни рождения, играл на пианино…
- Зашибись… Я всегда догадывался, что ты блатной…
- Да он пальцем не пошевелил!..
- Ладно-ладно, верю!.. А у вас было пианино?..
- А иначе на хрен бы меня гоняли в музыкалку?
- Ну… Понты…
- Нет. Тут вся фишка в Павлове. Он был для меня…
- Учителем с большой буквы…
- Хватит ржать…
- Да я серьезно.
- Павлов сказал, что я смогу стать врачом, т.к. я умею сострадать…
- Старик ошибся. Ни хрена ты, Пашка, не умеешь сострадать… Тут ведь какая концепция: или вкладывайся, или устраняйся. А ты всегда пытаешься занять промежуточную позицию… А почему они с твоей маман расстались?.. - неожиданно живо интересуется Шварц.
- Они и не сходились…
- Хорошо… - терпеливо продолжает Шварц. - Тогда почему они и не сходились?..
- Женька! Ты читал некролог? Ему же было восемьдесят! А моей матери сейчас пятьдесят…
- Как все сложно…
- У тебя все просто…
- Конечно… Пожрать, поспать, перепихнуться… - он вздыхает. - Смену отбарабанить…
- А Наташка?..
Я из-за всех сил напрягаю слух.
- А что - Наташка?..
- Ведь она тебе реально нравится?..
- Шерлок Холмс, почему у тебя такая засада с диссером?..
- Если она тебе реально нравится, - продолжает занудствовать Паша, - то это п…ц.
- Ты ошибаешься, - Шварц обводит взглядом больницу, и я прижимаюсь к колонне, - то, что ты родился на свет - это уже п…ц.