Рассказ (продолжение)
22 июля
На столе перед Шварцем разложены снимки. Он внимательно вглядывается в изображения.
- Почему ты не сидишь в кабинете? - Паша облокачивается на его стол.
- Я тут привык…
- Павлов умер, - говорит Паша.
Шварц поднимает голову:
- Ты думаешь, я не в теме?..
- Как ты успеваешь быть в двадцати местах одновременно? - удивляется Паша. - Ты же домой ушел…
- Я же тебе рассказывал, мое детство прошло в Алма-Ате, в коммуналке. Там, чтобы попасть в сортир, нужно было быть всегда первым…
Шварц делает быстрые пометки на стопке бланков.
- Нужно некролог повесить… - задумчиво говорит Паша.
- Без тебя повесят, - отрезает Шварц, - ты не единственный у него учился…
- Все равно… Лишь из-за него я не бросил эту долбаную Сеченовку… - признается Паша. - Он умел зажечь… Заразить… Как это говорится?..
- Энтузиазмом… - рассеяно подсказывает Шварц.
- Да…
- Поэтому ты не положил его в реанимацию?.. - не отрываясь от снимков, интересуется Шварц.
- Там не было места…
- Просто нужно быстрее двигать жопой, а люди этого не любят…
- А потом он сам отказался!..
- Хорошо, что ты не психиатр. Мой дядька рассказывал, иногда его пациенты просили странного: например, отрубить им голову…
- Тьфу на тебя!.. Да не об этом речь!.. Я много раз хотел бросить… Прикинь: на первом курсе я грохнулся в обморок…
- У тебя были критические дни? - серьезно говорит Шварц. - Хотя, нет, это ведь особенность лишь женского организма…
- Вот, блин… Я тебе про Фому…
- Посмотри лучше сюда… - Шварц поднимает один из снимков, разглядывая его на просвет. - Что ты тут видишь?..
Некоторое время они перебрасываются терминами из учебников. Термины мне незнакомы, я доучилась лишь до третьего курса…
Потом Шварц начинает быстро печатать на компьютере.
- Уходят люди… - тихо говорит Паша.
- Открою вам страшную тайну, коллега, - Шварц, не отрываясь от экрана, тянется за недопитой кружкой кофе. - Как хирург хирургу. Только - чур! - никому: мы все умрем…
- А тебе - главное постебаться… - недовольно говорит Паша.
- А мне кажется, что я избрал неверную специальность. Мне нужно было бы стать психотерапевтом. Сидел бы сейчас в мягком, удобном кресле, а не копался бы в кишках, как ты выражаешься…
- Я тебе больше ничего вообще говорить не буду…
- Нет-нет, продолжай… Ты мне совсем не мешаешь…
- Скоро все уйдут, останутся одни Щегольковы… - гнет Паша. - Я бы ему аппендицит не доверил у себя вырезать, не то, что что-нибудь более серьезное…
Щегольков - фамилия Игоря.
- И ты, - замечает Шварц. - Ты вообще помнишь, что у тебя через час операция?..
- Я, блин, помню все…
- А, на мой взгляд, Щегольков - очень способный парнишка… - Шварц снимает очки и трет глаза.
- Поэтому ты его ненавидишь?
- Да ладно, я всех люблю!.. Просто меня тошнит от мамочкиных зайчиков…
Он вдруг замечает меня, стоящую в дверях.
- Козлова! Ты что торчишь тут, как памятник Ришелье?..
- Вы же просили напомнить Вам, чтобы Вы дали мне бланк, чтобы я сходила с ним в паткорпус… - сбивчиво оправдываюсь я.
- Так напомнила бы!
- Я думала: вы заняты…
- Она думала!.. - передразнивает Шварц. - Тебе было очень интересно послушать, о чем говорил Павел Алексеевич?..
- Нет! - выпаливаю я. - Мне было очень интересно послушать, о чем говорите Вы, Евгений Иванович.
Шварц поднимает брови:
- Козлова, ты безнадежна. Пулей дуй на пост, я тебе сам бланк принесу.
Я выхожу в коридор. У меня отрывается пуговица, и я присаживаюсь на корточки, шаря руками по полу.
Из ординаторской доносится:
- Жениться тебе надо, Пашка, тогда беситься перестанешь… Будет у тебя неторопливый, размеренный, домашний секс. Очень благотворно действует на нервную систему…
- Да на ком жениться-то?! - в голосе Паши такие интонации, словно он вращается исключительно в обществе гоблинов.
- Да хоть на Наташке!.. Спокойная, тихая, работящая, больные ее любят…
От изумления я перестаю искать пуговицу.
- Так-то больные!.. - язвительно замечает Паша.
- Ну, так и что?.. Такие, знаешь, и в постели… - он замолкает.
- Слушай, Женька, - с достоинством говорит Паша, - ты бы мне еще Фиону предложил…
- Фиона - это кто? Я ее знаю?..
- Да жена Шрека! - раздражается Паша.
Шварц обвиняет Михаила Степановича, анестезиолога, в смерти больной.
Несколько часов назад привезли женщину, подметавшую рынок. Внематочная, разрыв трубы. Михаил Степанович был с похмелья и перемудрил с наркозом. По крайней мере, так считает Шварц.
- Вы у меня сидеть будете! - с ненавистью говорит он. - Я это так не оставлю.
Михаил Степанович барабанит пальцами по столу.
- Я всегда был против твоей кандидатуры, Женя, я знал, что ты не дашь жить нам спокойно… С твоими амбициями провинциала…
- Я бы попросила тебя, Миша, подбирать выражения! - Мария Васильевна родом из Твери. - Прости, какое имеет значение, откуда приехал человек? Он или умеет работать, или нет…
- А Михаил Степанович работать не умеет… - у Шварца играют желваки.
- Жень, - испуганно говорит Паша, - ты не прав. Она бы в любом случае умерла, организм был очень истощен…
- Вот я и говорю, - подхватывает Михаил Степанович. - Бомжиха подзаборная… Без документов… Трахаются со всеми подряд, потом залетают…
- А, если бы это с вашей дочерью случилось? - закипает Шварц.
- Моя дочь не трахается со всеми подряд!..
- Да что Вы заладили: трахается, не трахается… - морщится Мария Васильевна. - У Миши 40-летний опыт… Нет, ну, подожди заключения…
- Да и так ясно все… Пить надо меньше… - Шварц машет рукой. - Ничего-ничего, я подожду… Правда, Вам Табаков все, что надо, напишет, у вас тут «сорок лет беспорочной дружбы»… - он язвительно усмехается, глядя на Пашу.
- При свидетелях-то не надо, - Паша косится на меня.
- Мария Васильевна! - взрывается Шварц. - Вам сколько будет Козлова бумаги печатать? Вам самой не судьба компьютер освоить?.. Так пишите от руки!.. Вот Козлова сейчас с Вами сидит, а у нее рабочий день. Кому-нибудь, наверняка, сейчас плохо…
- Жень, успокойся, - просит Паша, щелкая крышкой слайдера. - Ты на меня уже столько операций навешал, что я скоро кони двину… Дай хоть расслабиться…
- Расслабляться в сауне будешь! - рявкает Шварц. - С девочками! Тут ра-бо-та! Понимаешь ты это или нет? Если не понимаешь, вали на хрен! Все вы на хрен валите, все!..
Он резко встает.
- Всех не уволишь… - Паша захлопывает слайдер.
- Женька, - Мария Васильевна кладет ему руку на плечо. - Помнишь, я тебе говорила?..
- Не сейчас, Мария Васильевна… - его лицо искажает судорога. - Не надо об этом…
Он выходит из ординаторской.
- В кабинет пошел, - вдруг раздается голос Игоря, казалось бы, полностью поглощенного документами. - Давно пора…
- Когда мне было наркоз рассчитывать?.. - бормочет Михаил Степанович, нащупывая в кармане таблетки нитроглицерина и опуская одну в рот. - Только повод ему дай… Как клещ вцепится… Карьерист… За счет живых людей карьеру делает… По трупам нашим…
- Родных у нее не было… - Паша смотрит в стол. - Может, пронесет…
Женщина с грохотом распахивает дверь Жениного кабинета. На ней палантин, один край которого волочится по полу. На руках - мальчик лет 5, голова у него безвольно болтается на тонкой шее, руки и ноги высохшие, как лапки у паука.
Глаза у мальчика закатились.
- Женя! - кричит она, и от ее крика больные в палате, где я нахожусь, вздрагивают, один человек даже подтягивает одеяло до подбородка. - Женя! Опять! С ним опять это!.. Я ничего не смогла сделать!..
- Я же объяснял тебе! - орет в ответ Шварц. - Я же тебе сто раз объяснял, Нина, мать твою!..
В тот момент, когда я выкатываю капельницу, он принимает ребенка на руки и бережно кладет его на диван.
- Женя! - от крика женщины голуби на подоконнике открытого окна взмывают вверх. - Женя, ну, сделай же что-нибудь!.. Сделай же что-нибудь!.. Сделай-же-что-нибудь!..
- Евгений Иванович! - в ужасе говорю я. - Вам чем-нибудь помочь?..
- Шприц! Быстро… И… Нет, ничего… - он роется в ящике стола, видимо, ища ключи от сейфа.
- Женька, я… - в дверь заглядывает Паша. - Я могу…
- Уберись!.. - резко бросает Шварц. - Уберитесь все… - Он достает ключ и ужасающе медленно вставляет его в скважину сейфа. - Нина, замолчи… Замолчи!.. Ты первый раз это видишь, да?.. Паша, уведи ее, вниз, в кафе, в жопу, куда угодно… Наташа, шприц… - он наклоняется к ребенку. - Все хорошо, все сейчас будет хорошо… - словно бы тот может его услышать.
Он медленно вводит препарат, постепенно тело мальчика перестает иметь вид сломанной куклы.
- Женя!.. - женщина, увлекаемая Пашей, оборачивается к нему. - Он не умрет?.. Скажи мне, он не умрет?..
- Нет, Нина, - спокойно говорит Шварц. - Нет, конечно же, нет… Иди, я с ним посижу…
Я выхожу на лестницу покурить, но, заметив Шварца и Пашу, останавливаюсь.
- Я ее на такси посадил… - огонек Пашиной сигареты яркой точкой мерцает в сумеречном полумраке. - Ты тогда машину отгони…
- Выслуживаешься… - голос у Шварца монотонный, словно у диктора в телевизоре, непрерывно бормочущем у бабушки.
- Можно, я не буду это обсуждать?.. - чувствуется, что Паша еле сдерживается.
- Можно. Не обсуждай… - разрешает Шварц.
- Я не знал, что все так плохо… - вполголоса говорит Паша. - Когда я у вас был в прошлом году, вроде такого же не было…
- Ты у нас уже три года не был… - поправляет Шварц.
- Ну, может быть… - Паша явно мнется. - Но все равно, я даже представить себе не мог, что все так…
- Теперь ты можешь себе представить, - говорит Шварц, - дальше что?..
- Женька, - с достоинством говорит Паша. - Я вообще-то в твоих проблемах не виноват…
- Ты хочешь мне сообщить, что я - сволочь? Ну, сообщи… Нина уже сообщила. Она сообщает мне это трижды в день, поэтому для меня тут не будет ничего принципиального нового…
- Ты-то тут причем?..
- Как! Я же не могу ничего сделать! Я же, понимаешь, не Господь Бог! Я всего лишь заведующий отделением районной больницы… Ну, и потом, не так уж она и не права…
- Да? - спрашивает Паша.
- Да. Она была на шестом месяце, и нам нельзя было заниматься сексом, причем уже очень давно. И у меня сорвало башню. Я нашел какую-то овцу и крутил с ней целый месяц. Ей, конечно, донесли. И она поехала к маме. У нее была истерика, она рыдала, не видела дороги и влетела в ограждение. Вовка чудом остался жить… Иногда я думаю: лучше бы было, если бы все кончилось тогда…
- Ты говоришь какие-то страшные вещи, Женька, - Паша вздыхает. - И продолжаешь в том же духе, - еле слышно добавляет он.
- А что это изменит? - Шварц швыряет окурок мимо урны. - Если бы мне сказали, что я должен проползти на коленях Красную площадь, чтобы вернуть все обратно, я бы это сделал. Но только все бессмысленно. Мы больше ни разу не прикоснулись друг к другу… Я понятия не имею, есть ли у нее кто-нибудь… Я оплачиваю ей психотерапевтов: у нее бесконечные депрессии. Два раза она лежала в клинике неврозов. Я не осуждаю: она с ним целый день… Он практически не реагирует. Не говорит. Не ходит в туалет. Она кормит его с ложки. Половина идет на пол. И еще приступы… Последнее время все чаще… Иногда она часами смотрит в окно. Другая бы уже сдала его в детский дом, но она не сдается…
- Он… Сколько он проживет? - нерешительно спрашивает Паша.
- Лет 12. 13. 14 при самом лучшем раскладе… Но, может быть, и больше, были случаи…
- Не представляю, как ты выдерживаешь… Я бы не смог…
- Слился бы? - усмехается Шварц.
- Ну, почему сразу…
- А что бы ты делал?
На столе перед Шварцем разложены снимки. Он внимательно вглядывается в изображения.
- Почему ты не сидишь в кабинете? - Паша облокачивается на его стол.
- Я тут привык…
- Павлов умер, - говорит Паша.
Шварц поднимает голову:
- Ты думаешь, я не в теме?..
- Как ты успеваешь быть в двадцати местах одновременно? - удивляется Паша. - Ты же домой ушел…
- Я же тебе рассказывал, мое детство прошло в Алма-Ате, в коммуналке. Там, чтобы попасть в сортир, нужно было быть всегда первым…
Шварц делает быстрые пометки на стопке бланков.
- Нужно некролог повесить… - задумчиво говорит Паша.
- Без тебя повесят, - отрезает Шварц, - ты не единственный у него учился…
- Все равно… Лишь из-за него я не бросил эту долбаную Сеченовку… - признается Паша. - Он умел зажечь… Заразить… Как это говорится?..
- Энтузиазмом… - рассеяно подсказывает Шварц.
- Да…
- Поэтому ты не положил его в реанимацию?.. - не отрываясь от снимков, интересуется Шварц.
- Там не было места…
- Просто нужно быстрее двигать жопой, а люди этого не любят…
- А потом он сам отказался!..
- Хорошо, что ты не психиатр. Мой дядька рассказывал, иногда его пациенты просили странного: например, отрубить им голову…
- Тьфу на тебя!.. Да не об этом речь!.. Я много раз хотел бросить… Прикинь: на первом курсе я грохнулся в обморок…
- У тебя были критические дни? - серьезно говорит Шварц. - Хотя, нет, это ведь особенность лишь женского организма…
- Вот, блин… Я тебе про Фому…
- Посмотри лучше сюда… - Шварц поднимает один из снимков, разглядывая его на просвет. - Что ты тут видишь?..
Некоторое время они перебрасываются терминами из учебников. Термины мне незнакомы, я доучилась лишь до третьего курса…
Потом Шварц начинает быстро печатать на компьютере.
- Уходят люди… - тихо говорит Паша.
- Открою вам страшную тайну, коллега, - Шварц, не отрываясь от экрана, тянется за недопитой кружкой кофе. - Как хирург хирургу. Только - чур! - никому: мы все умрем…
- А тебе - главное постебаться… - недовольно говорит Паша.
- А мне кажется, что я избрал неверную специальность. Мне нужно было бы стать психотерапевтом. Сидел бы сейчас в мягком, удобном кресле, а не копался бы в кишках, как ты выражаешься…
- Я тебе больше ничего вообще говорить не буду…
- Нет-нет, продолжай… Ты мне совсем не мешаешь…
- Скоро все уйдут, останутся одни Щегольковы… - гнет Паша. - Я бы ему аппендицит не доверил у себя вырезать, не то, что что-нибудь более серьезное…
Щегольков - фамилия Игоря.
- И ты, - замечает Шварц. - Ты вообще помнишь, что у тебя через час операция?..
- Я, блин, помню все…
- А, на мой взгляд, Щегольков - очень способный парнишка… - Шварц снимает очки и трет глаза.
- Поэтому ты его ненавидишь?
- Да ладно, я всех люблю!.. Просто меня тошнит от мамочкиных зайчиков…
Он вдруг замечает меня, стоящую в дверях.
- Козлова! Ты что торчишь тут, как памятник Ришелье?..
- Вы же просили напомнить Вам, чтобы Вы дали мне бланк, чтобы я сходила с ним в паткорпус… - сбивчиво оправдываюсь я.
- Так напомнила бы!
- Я думала: вы заняты…
- Она думала!.. - передразнивает Шварц. - Тебе было очень интересно послушать, о чем говорил Павел Алексеевич?..
- Нет! - выпаливаю я. - Мне было очень интересно послушать, о чем говорите Вы, Евгений Иванович.
Шварц поднимает брови:
- Козлова, ты безнадежна. Пулей дуй на пост, я тебе сам бланк принесу.
Я выхожу в коридор. У меня отрывается пуговица, и я присаживаюсь на корточки, шаря руками по полу.
Из ординаторской доносится:
- Жениться тебе надо, Пашка, тогда беситься перестанешь… Будет у тебя неторопливый, размеренный, домашний секс. Очень благотворно действует на нервную систему…
- Да на ком жениться-то?! - в голосе Паши такие интонации, словно он вращается исключительно в обществе гоблинов.
- Да хоть на Наташке!.. Спокойная, тихая, работящая, больные ее любят…
От изумления я перестаю искать пуговицу.
- Так-то больные!.. - язвительно замечает Паша.
- Ну, так и что?.. Такие, знаешь, и в постели… - он замолкает.
- Слушай, Женька, - с достоинством говорит Паша, - ты бы мне еще Фиону предложил…
- Фиона - это кто? Я ее знаю?..
- Да жена Шрека! - раздражается Паша.
Шварц обвиняет Михаила Степановича, анестезиолога, в смерти больной.
Несколько часов назад привезли женщину, подметавшую рынок. Внематочная, разрыв трубы. Михаил Степанович был с похмелья и перемудрил с наркозом. По крайней мере, так считает Шварц.
- Вы у меня сидеть будете! - с ненавистью говорит он. - Я это так не оставлю.
Михаил Степанович барабанит пальцами по столу.
- Я всегда был против твоей кандидатуры, Женя, я знал, что ты не дашь жить нам спокойно… С твоими амбициями провинциала…
- Я бы попросила тебя, Миша, подбирать выражения! - Мария Васильевна родом из Твери. - Прости, какое имеет значение, откуда приехал человек? Он или умеет работать, или нет…
- А Михаил Степанович работать не умеет… - у Шварца играют желваки.
- Жень, - испуганно говорит Паша, - ты не прав. Она бы в любом случае умерла, организм был очень истощен…
- Вот я и говорю, - подхватывает Михаил Степанович. - Бомжиха подзаборная… Без документов… Трахаются со всеми подряд, потом залетают…
- А, если бы это с вашей дочерью случилось? - закипает Шварц.
- Моя дочь не трахается со всеми подряд!..
- Да что Вы заладили: трахается, не трахается… - морщится Мария Васильевна. - У Миши 40-летний опыт… Нет, ну, подожди заключения…
- Да и так ясно все… Пить надо меньше… - Шварц машет рукой. - Ничего-ничего, я подожду… Правда, Вам Табаков все, что надо, напишет, у вас тут «сорок лет беспорочной дружбы»… - он язвительно усмехается, глядя на Пашу.
- При свидетелях-то не надо, - Паша косится на меня.
- Мария Васильевна! - взрывается Шварц. - Вам сколько будет Козлова бумаги печатать? Вам самой не судьба компьютер освоить?.. Так пишите от руки!.. Вот Козлова сейчас с Вами сидит, а у нее рабочий день. Кому-нибудь, наверняка, сейчас плохо…
- Жень, успокойся, - просит Паша, щелкая крышкой слайдера. - Ты на меня уже столько операций навешал, что я скоро кони двину… Дай хоть расслабиться…
- Расслабляться в сауне будешь! - рявкает Шварц. - С девочками! Тут ра-бо-та! Понимаешь ты это или нет? Если не понимаешь, вали на хрен! Все вы на хрен валите, все!..
Он резко встает.
- Всех не уволишь… - Паша захлопывает слайдер.
- Женька, - Мария Васильевна кладет ему руку на плечо. - Помнишь, я тебе говорила?..
- Не сейчас, Мария Васильевна… - его лицо искажает судорога. - Не надо об этом…
Он выходит из ординаторской.
- В кабинет пошел, - вдруг раздается голос Игоря, казалось бы, полностью поглощенного документами. - Давно пора…
- Когда мне было наркоз рассчитывать?.. - бормочет Михаил Степанович, нащупывая в кармане таблетки нитроглицерина и опуская одну в рот. - Только повод ему дай… Как клещ вцепится… Карьерист… За счет живых людей карьеру делает… По трупам нашим…
- Родных у нее не было… - Паша смотрит в стол. - Может, пронесет…
Женщина с грохотом распахивает дверь Жениного кабинета. На ней палантин, один край которого волочится по полу. На руках - мальчик лет 5, голова у него безвольно болтается на тонкой шее, руки и ноги высохшие, как лапки у паука.
Глаза у мальчика закатились.
- Женя! - кричит она, и от ее крика больные в палате, где я нахожусь, вздрагивают, один человек даже подтягивает одеяло до подбородка. - Женя! Опять! С ним опять это!.. Я ничего не смогла сделать!..
- Я же объяснял тебе! - орет в ответ Шварц. - Я же тебе сто раз объяснял, Нина, мать твою!..
В тот момент, когда я выкатываю капельницу, он принимает ребенка на руки и бережно кладет его на диван.
- Женя! - от крика женщины голуби на подоконнике открытого окна взмывают вверх. - Женя, ну, сделай же что-нибудь!.. Сделай же что-нибудь!.. Сделай-же-что-нибудь!..
- Евгений Иванович! - в ужасе говорю я. - Вам чем-нибудь помочь?..
- Шприц! Быстро… И… Нет, ничего… - он роется в ящике стола, видимо, ища ключи от сейфа.
- Женька, я… - в дверь заглядывает Паша. - Я могу…
- Уберись!.. - резко бросает Шварц. - Уберитесь все… - Он достает ключ и ужасающе медленно вставляет его в скважину сейфа. - Нина, замолчи… Замолчи!.. Ты первый раз это видишь, да?.. Паша, уведи ее, вниз, в кафе, в жопу, куда угодно… Наташа, шприц… - он наклоняется к ребенку. - Все хорошо, все сейчас будет хорошо… - словно бы тот может его услышать.
Он медленно вводит препарат, постепенно тело мальчика перестает иметь вид сломанной куклы.
- Женя!.. - женщина, увлекаемая Пашей, оборачивается к нему. - Он не умрет?.. Скажи мне, он не умрет?..
- Нет, Нина, - спокойно говорит Шварц. - Нет, конечно же, нет… Иди, я с ним посижу…
Я выхожу на лестницу покурить, но, заметив Шварца и Пашу, останавливаюсь.
- Я ее на такси посадил… - огонек Пашиной сигареты яркой точкой мерцает в сумеречном полумраке. - Ты тогда машину отгони…
- Выслуживаешься… - голос у Шварца монотонный, словно у диктора в телевизоре, непрерывно бормочущем у бабушки.
- Можно, я не буду это обсуждать?.. - чувствуется, что Паша еле сдерживается.
- Можно. Не обсуждай… - разрешает Шварц.
- Я не знал, что все так плохо… - вполголоса говорит Паша. - Когда я у вас был в прошлом году, вроде такого же не было…
- Ты у нас уже три года не был… - поправляет Шварц.
- Ну, может быть… - Паша явно мнется. - Но все равно, я даже представить себе не мог, что все так…
- Теперь ты можешь себе представить, - говорит Шварц, - дальше что?..
- Женька, - с достоинством говорит Паша. - Я вообще-то в твоих проблемах не виноват…
- Ты хочешь мне сообщить, что я - сволочь? Ну, сообщи… Нина уже сообщила. Она сообщает мне это трижды в день, поэтому для меня тут не будет ничего принципиального нового…
- Ты-то тут причем?..
- Как! Я же не могу ничего сделать! Я же, понимаешь, не Господь Бог! Я всего лишь заведующий отделением районной больницы… Ну, и потом, не так уж она и не права…
- Да? - спрашивает Паша.
- Да. Она была на шестом месяце, и нам нельзя было заниматься сексом, причем уже очень давно. И у меня сорвало башню. Я нашел какую-то овцу и крутил с ней целый месяц. Ей, конечно, донесли. И она поехала к маме. У нее была истерика, она рыдала, не видела дороги и влетела в ограждение. Вовка чудом остался жить… Иногда я думаю: лучше бы было, если бы все кончилось тогда…
- Ты говоришь какие-то страшные вещи, Женька, - Паша вздыхает. - И продолжаешь в том же духе, - еле слышно добавляет он.
- А что это изменит? - Шварц швыряет окурок мимо урны. - Если бы мне сказали, что я должен проползти на коленях Красную площадь, чтобы вернуть все обратно, я бы это сделал. Но только все бессмысленно. Мы больше ни разу не прикоснулись друг к другу… Я понятия не имею, есть ли у нее кто-нибудь… Я оплачиваю ей психотерапевтов: у нее бесконечные депрессии. Два раза она лежала в клинике неврозов. Я не осуждаю: она с ним целый день… Он практически не реагирует. Не говорит. Не ходит в туалет. Она кормит его с ложки. Половина идет на пол. И еще приступы… Последнее время все чаще… Иногда она часами смотрит в окно. Другая бы уже сдала его в детский дом, но она не сдается…
- Он… Сколько он проживет? - нерешительно спрашивает Паша.
- Лет 12. 13. 14 при самом лучшем раскладе… Но, может быть, и больше, были случаи…
- Не представляю, как ты выдерживаешь… Я бы не смог…
- Слился бы? - усмехается Шварц.
- Ну, почему сразу…
- А что бы ты делал?