Жорж Дюваль "Термидорианские воспоминания", отрывок - 2
Приказы Сен-Жюста исполнялись незамедлительно; и это произошло даже раньше, чем он мне обещал, поскольку в тот же самый день мой отец возвратился домой.
Несколько дней спустя я проходил вместе с ним через бывший королевский двор дворца Бельвю, когда заметил под аркой, что отделяла его от кухонного двора, Сен-Жюста, входящего туда в сопровождении другого человека. Я сначала не обратил на него внимания, и сказал отцу: «Это Сен-Жюст», и направил его к нему навстречу, чтобы воспользоваться случаем поблагодарить его лично. Когда мы приблизились к этим двоим, я впал в оцепенение, узнав во втором... Робеспьера собственной персоной.
Пробормотав несколько слов благодарности Сен-Жюсту, мы намеревались ретироваться, когда Сен-Жюст спросил меня, к кому можно обратиться, чтобы осмотреть парк. Я как раз держал в руке отмычку, которой можно было открыть ворота, так же как и все внутренние боскеты.* Я предложил их проводить, а также послужить им в роли чичероне. Перед тем как ответить мне, Сен-Жюст склонился к уху Робеспьера. Тот пристально посмотрел на меня, как и на моего отца, сквозь свои зеленые очки, вполголоса поговорил с Сен-Жюстом, который отвечал ему тем же манером, и спустя две минуты размышлений его уста обронили слово «Ладно». Я поспешил открыть им ворота **. Они вошли, и по знаку, поданному Робеспьером, три человека, которые до этих пор держались на расстоянии, вошли также. Хоть я узнал лишь позднее, кто были те трое, в руках у каждого из которых была огромная дубинка, об этих дубинках, что называли «конституциями», я хочу вам рассказать прямо сейчас***. Одного из вошедших звали Реноден, это был один из самых свирепых присяжных Революционного Трибунала: я еще буду иметь случай говорить о нем. Второго из дубинконосцев звали Саль, а третьего - Реверди. Двое последних служили в бюро Министерства Юстиции, и все трое имели честь принадлежать к числу телохранителей Робеспьера, капитаном которых был Дюпле****, сын столяра, у которого квартировал Робеспьер [уж скорее племянник, Симон - прим. переводчика].
При входе в парк, на зеленой лужайке, простирающейся до самой границы английского сада, до событий 10 августа возвышалась пешая статуя Людовика XV, отца Мадам Теток, из белого мрамора. Этот шедевр Пигаля постигла участь всех пеших и конных статуй наших королей. Когда в парк вошли Сен-Жюст и Робеспьер, она, искалеченная, лежала на газоне: голова в одном углу, трон в другом. Кроме всего прочего, существовала еще мода на обезглавливание: оно применялась к мертвым так же, как и к живым. Робеспьер остановился возле обломков статуи, и глядя на них печальным взором, как Кромвель на труп Карла I, произнес: "Чья это статуя?" Этот вопрос был адресован мне. - "Людовика XV". Затем, пристально разглядывая отрубленную голову, он сказал: "Герой Оленьего парка был красивым мужчиной, если он был похож на нее". И продолжил свой путь, с опущенной головой и задумчивым видом. Сделав несколько шагов, он возвратился, и снова созерцая эту разрушенную статую, грустно сказал Сен-Жюсту: "Вот так же, быть может, поступят однажды и со мною". "С головой или со статуей?" - спросил Сен-Жюст. Робеспьер ничего не ответил. Я сопровождал их, и еще лишь однажды один из них обратился ко мне, в той части парка, что образует английский сад. Я заметил, что во все время пути Сен-Жюст казался скованным и смущенным. Он один старался оживить разговор, а Робеспьер был всегда скуп на слова. Вы сказали бы: вот властелин, который лучше желает страдать от лести фаворита, чем быть оскорбленным непочтительной фамильярностью.
Дойдя до одного из самых живописных уголков сада, где посреди рукотворного луга, обрамленного ивами, змеилась красивая маленькая речка, Робеспьер, внимательно осмотрев это пленительное место, скрестил руки на груди и пылко воскликнул:
Rura mihi, riguique placent in vallibus amnes.
(Люблю деревню, люблю реку, что орошает долину).
Сен-Жюст, не ожидавший подобной цитаты, удивленно взглянул на него и сказал: «Право же, не знал, что у тебя такие сельские вкусы; тебе недостает лишь пастушьего посоха и свирели, чтобы уподобиться Титиру, Мелибею или одному из пастушков бывшего шевалье де Флориана. - Я не шучу, Сен-Жюст; счастлив тот, кто знает лишь сладость жизни среди полей:
Fortunatus et ille deos qui novit agrestes!*****
Не будем удивляться классической эрудиции Робеспьера: он был отличником в Луи-ле-Гран; счастлив тот, кого судьба не бросала в пучину политических бурь, что обременяют жизнь и часто ее сокращают!
Он продолжал еще некоторое время говорить в подобном тоне, к моему великому изумлению (и, как мне показалось, к не меньшему изумлению его спутника). Я, который до сих пор считал Робеспьера лицемерным честолюбцем, который под маской патриотизма вверг Францию в самое ужасное, самое постыдное рабство, и без зазрения совести проливал кровь одной половины ее жителей, чтобы наложить свое железное ярмо на другую половину, - я увидел здесь перед собой человека мягкого нрава, любителя сельской жизни, готового отказаться от диктатуры Комитета общественного спасения, чтобы возделывать плодородные нивы Артуа, своей родины. В это было невозможно поверить.
«Ах, ах! Башня с бойницами! Современная постройка по образцу старой феодальной! Ей, без сомнения, дали имя?
Я: «Да, гражданин; она называется башней Мальбрука. - Мальбрука! Удачная идея! Идея действительно национальная, чтобы увековечить воспоминание о заносчивом англичанине, который принес столько несчастий Франции!»
И он дал волю гневу против английской нации, ее правительства, против заговора иностранцев и эмиссаров, которых она поддерживает, чтобы подрывать республику. Известно к тому же, что это была одна из его любимых тем; и он не упустил случая, чтобы обрушиться в самой резкой манере на наших соседей.
Примечания.
* Все, кто занимал высшие должности в доме Мадам Теток, имели подобный ключ -прим. автора.
** На следующий день после этой встречи Сен-Жюст рассказал мне, что в тот день они с Робеспьером собирались пообедать в Исси, деревенском домике, или скорее, дворце принцессы де Шиме, который Робеспьер забрал себе, хотя бы временно, по примеру некоторых других вождей Горы, которые остановили свой выбор один на дворце Клиши, другой на дворце Гробуа, кто на дворце Ванв, кто на Брюнуа и т. д. После обеда двое друзей направлялись в Севрскую мануфактуру, когда Робеспьеру пришла фантазия немного отклониться от своего пути, чтобы посетить дворец и парк Бельвю, возможно, чтобы посмотреть, не подходит ли он ему больше, чем старая резиденция принцессы де Шиме. Вот каким образом и состоялась эта совершенно неожиданная встреча - прим. автора
*** Это название применялось к вышеупомянутым дубинкам потому, что члены общества Якобинцев, которые использовали их для того, чтобы избивать аристократов, изначально назывались " друзьями конституции" - прим. автора.
**** Дюпле объединил три десятка головорезов, которые не теряли Робеспьера из виду ни в Конвенте, ни у Якобинцев, ни на улице, всегда готовые напасть со своими дубинками на первого прохожего, который посмотрит на него косо. - прим. автора.
***** Блажен и тот, кто познал богов земли!
(Вергилий "Буколики")