ТВОРЧЕСТВУ «ВСЕ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ» (О юбилейном вечере режиссёра и писателя Ваграма Кеворкова, ч. 4)
20.11.2013, 21:05
(Продолжение)
ТВОРЧЕСТВУ «ВСЕ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ»
(О юбилейном вечере режиссёра и писателя Ваграма Кеворкова,
посвящённом 75-летию писателя,
ЦДЛ 5 ноября 2013 года)
Юрий КУВАЛДИН:
- Ваграм Борисович рассказывал мне, как он на Шаболовке работал в редакции обмена интервидео (с зарубежными капиталистическими странами). «Мы, говорит, им - речь Брежнева, а они нам - стриптиз. Мы стриптиз показываем, а они показывают речь Брежнева».
(Смех в зале.)
Ваграм Борисович, расскажите поподробней об этом и о другом…
Ваграм КЕВОРКОВ:
- Ну, действительно, Юрий Александрович в общем рассказал суть дела. Когда я монтировал материал на двух постах, а два поста - это два вида магнитофона, и в это время пошла запись с эфира, я ее смотрел, и там был стриптиз, великолепный стриптиз, блистательный сюжет бахчисарайского фонтана, и там было столько роскошных, шикарных костюмов, это не было просто, так сказать, ах… нет, а это был вулкан чувств, это был искусный танец прекрасной женщины, к которой неровно дышит султан, несмотря на то, что рядом с ним находится его гарем, и постепенно, постепенно в этом танце эта прекрасная женщина сбрасывает с себя свои одежды и, наконец, последнее… и… ах!.. и вдруг мы видим, что её самое прелестное место прикрывает собой (и открывает) золоченый виноградный лист. Взамен этой прграммы мы действительно послали им речь Брежнева. Мы не показали стриптиз, они не показали речь Брежнева, но соглашения об обмене телевизионными программами СССР и Франции были подписаны.
А председатель Гостелерадио Лапин, который (тогда) недавно създил в Финляндию, рассказывал на активе: «Вот, понимаете, я когда встречался с Урхо Кекконеном, я (поставил ему условие) сказал ему, что когда я приеду в Хельсинки подписывать соглашение об обмене программами, но только чтоб там не было никаких забастовок!» - Он мне пообещал, что их не будет. Я приезжаю - там забастовка. Эти рвачи (рабочие) устроили забастовку, им, видите ли, денег мало (платят)…» - Я поразился: как же так? Лапин, член ЦК, член правительства, возглавляет Гостелерадио, он же должен бороться с проклятым капитализмом, и он вдруг говорит о том, что там рвачи устраивают забастовки! И тут же он бросает такую реплику в президиум: «Ну, я думаю, что наши люди не будут просить повысить зарплату. И, действительно, не будут. Соглашение с Финляндией я подписал». Можно представить, какое это было соглашение.
Я очень любил трансляции, потому что это были лучшие площадки Москвы - консерватория, зал Чайковского, Колонный зал и, конечно, Кремлевский Дворец, он тогда назывался Кремлевский дворец съездов, там я, можно сказать, прописался на какое-то время, и со своим паспортом встречался очень редко, потому что паспорт всегда нужно было сдавать на оформление пропуска, и когда я получал пропуск, тут же сдавал паспорт для оформления нового пропуска. В час дня в Кремлёвском Дворце начинались репетиции, в три-четыре часа ночи они заканчивались, и участников, тысячи участников, развозили по гостиницам. А в восемь часов утра мы, телевизионники, уже должны опять были быть там. Зачем - непонятно, но мы должны были быть там. На всякий случай. И я помню, что вызвали туда к восьми часам утра даже композитора Геннадия Гладкова, участника концерта. И вот - огромный холл Дворца съездов, томятся охранники, все мы томимся. И тогда Гладков открывает рояль и вдруг начинает играть на нём песню из мультфильма «Бременские музыканты», которая была у всех на слуху. «Крамольная песня! Боже мой! Это же открытая критика режима, и это позволяется, ужас! - всполошилась одна моя знакомая. - До чего мы дожили!» И вот когда он это заиграл, я посмотрел на охранников и думаю: «Ну-у, сейчас что-то будет!» И, действительно, вдруг все охранники, человек восемьдесят, рванулись, ломанулись к Гладкову… Я думаю: «Бедный Гена!» - И вдруг они хором подхватывают: «Эх, рано встает охрана!» (Смех в зале.)
Надо сказать, что в Останкине было много людей в шатском. Однажды впереди меня шло двое таких «шкафчиков». И я услышал разговор (который они вели между собой): «Леня помрет, и все расползется…» - Я понял, что речь идет о грядущем развале Союза. Был 1974 год.
А в 1975 году мы вместе с композитором Максимом Дунаевским и дирижёром Георгием Гараняном ехали на запись телепрограммы. По дороге Гаранян остановил машину и полез осматривать днище, искал там что-то, потом опять садится в машину, заводит её, говорит; «Стра-ан-но, (ничего там, под днищем) нет…». После записи мы возвращаемся этой же дорогой. Он опять вылез из машины и опять полез под днище… и вдруг как закричал: «Вот она!» - Мы вышли из машины, смотрим: что такое, в чем дело? Он оторвал от днища какую-то штуковину и бросил её в открытй люк, в канализацию. Я понял, в чем дело, он нашёл под днищем «прослушку», я презрительно указал на люк и сказал: «Туда ей и дорога!» А когда я пришел к себе домой, я сразу же кинулся смотреть днище своего «москвича». (Смех в зале.) Там было чисто, никакой «прослушки» не было. Но у меня в телефоне стало что-то щелкать. Я поднимаю трубку, а там - щелк, щелк… Я поначалу как-то не придавал этому значения. Но однажды еду на 71-м троллейбусе от метро «Добрынинское» и слышу позади себя такой разговор двух пассажиров: «Ну ты че? дежурил сутки и всех прослушивал и писал (на магнитофон)?..» - «Да на кой мне хрен всех писать? Я писал выборочно, остальные и так на магнитофоне пишутся…» (Смех в зале.) Я понял, что щелкало у меня в трубке телефона, там включался магнитофон. Однажды я позвонил в Свердловск одному писателю, Владиславу Крапивину, с которым я тогда много сотрудничал. И вот трубку у него дома подняла его жена Ирина, а в трубке я вдруг услышал какое-то такое густое дыхание. Я говорю: «Ирина, это вы так дышите?» (Смех в зале.) - И она вдруг говорит не мне, а кому-то: «Да перестаньте вы дышать в трбку!» - А в ответ (мужской голос говорит): «Работа (у меня) такая…»
(Смех в зале.)
Юрий КУВАЛДИН:
- Бывают ситуации, когда поэт влюбляется в прозаика, или прозаик влюбляется в поэта. «Ты зачем полюбила поэта?» - спрашивает Наталья Румарчук. Сейчас она нам раскажет об этом, и об одном из рассказов Ваграма Борисовича.
(Юрий Кувалдин вешает Наталье Румарчук микрфончик на кофточку.)
РЕПЛИКА из зала (Юрию Кувалдину):
- Вы прослушку ей вешаете?
(Смех в зале.)
Наталья РУМАРЧУК:
- Я прочитала рассказ Ваграма Борисовича «Цирк», рассказ очень короткий, я бы даже назвала его притчей. Речь там идет о том, как дети перед началом циркового представления собираются около цирка, и один из мальчишек, чтобы напоить лошадей, идет с ведром к реке, за водой, и вот он оступается и падает в воду и начинает тонуть. И автор пишет, что на всякий случай здесь был полицейский, а смешной клоун в полосатых смешных трусах прыгает в воду и спасает этого мальчишку, которого уже подхватил и понёс поток реки.
Я бы даже назвала этот рассказ стихотворением в прозе. И после начинается представление. И я вот эту притчу понимаю так, что вся наща жизнь - цирк.
Нас с Ваграмом Борисовичем как-то удивительно соединяет Чехов. У Ваграма Борисовича в его книге есть эссе «Подвиг Антона Чехова», а у меня в моей книге тоже есть о Чехове немного, и есть фотография, которая пережила войны и революции, ей более ста лет. На фотографии - группа художественного театра в период после своего восстановления. Дело в том, что мой прадед работал режиссёром во МХАТе, вместе с Чеховым, и на этой фотографии - группа художественного театра. Также мы знакомы с внучатой племянницей Чехова Верой Чеховой, она актриса, живет в Германии, снимается в кино. Она приезжала в Москву и снималась в документально-игровом фильме «Чехов в моей жизни». В этом же фильме снимался и мой муж - поэт Вячеслав Куприянов, он играл сам себя, то есть поэта Вячеслава Куприянова. И когда его спрашивали, что он думает о Чехове и что он думает о нынешней литературе, он сказал совершенно замечательную фразу, что когда-то он, Куприянов, болел туберкулёзом, и его вылечили, и он писатель, а вот Чехов, писатель, болел туберкулёзом, и его не вылечили, и в то время люди умирали от туберкулёза. Из этого можно сделать вывод: насколько лучше у нас стала медицина, и насколько хуже у нас стала литература.
Спасибо.
(Продолжение следует)
Нина КРАСНОВА
(Продолжение)
ТВОРЧЕСТВУ «ВСЕ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ»
(О юбилейном вечере режиссёра и писателя Ваграма Кеворкова,
посвящённом 75-летию писателя,
ЦДЛ 5 ноября 2013 года)
Юрий КУВАЛДИН:
- Ваграм Борисович рассказывал мне, как он на Шаболовке работал в редакции обмена интервидео (с зарубежными капиталистическими странами). «Мы, говорит, им - речь Брежнева, а они нам - стриптиз. Мы стриптиз показываем, а они показывают речь Брежнева».
(Смех в зале.)
Ваграм Борисович, расскажите поподробней об этом и о другом…
Ваграм КЕВОРКОВ:
- Ну, действительно, Юрий Александрович в общем рассказал суть дела. Когда я монтировал материал на двух постах, а два поста - это два вида магнитофона, и в это время пошла запись с эфира, я ее смотрел, и там был стриптиз, великолепный стриптиз, блистательный сюжет бахчисарайского фонтана, и там было столько роскошных, шикарных костюмов, это не было просто, так сказать, ах… нет, а это был вулкан чувств, это был искусный танец прекрасной женщины, к которой неровно дышит султан, несмотря на то, что рядом с ним находится его гарем, и постепенно, постепенно в этом танце эта прекрасная женщина сбрасывает с себя свои одежды и, наконец, последнее… и… ах!.. и вдруг мы видим, что её самое прелестное место прикрывает собой (и открывает) золоченый виноградный лист. Взамен этой прграммы мы действительно послали им речь Брежнева. Мы не показали стриптиз, они не показали речь Брежнева, но соглашения об обмене телевизионными программами СССР и Франции были подписаны.
А председатель Гостелерадио Лапин, который (тогда) недавно създил в Финляндию, рассказывал на активе: «Вот, понимаете, я когда встречался с Урхо Кекконеном, я (поставил ему условие) сказал ему, что когда я приеду в Хельсинки подписывать соглашение об обмене программами, но только чтоб там не было никаких забастовок!» - Он мне пообещал, что их не будет. Я приезжаю - там забастовка. Эти рвачи (рабочие) устроили забастовку, им, видите ли, денег мало (платят)…» - Я поразился: как же так? Лапин, член ЦК, член правительства, возглавляет Гостелерадио, он же должен бороться с проклятым капитализмом, и он вдруг говорит о том, что там рвачи устраивают забастовки! И тут же он бросает такую реплику в президиум: «Ну, я думаю, что наши люди не будут просить повысить зарплату. И, действительно, не будут. Соглашение с Финляндией я подписал». Можно представить, какое это было соглашение.
Я очень любил трансляции, потому что это были лучшие площадки Москвы - консерватория, зал Чайковского, Колонный зал и, конечно, Кремлевский Дворец, он тогда назывался Кремлевский дворец съездов, там я, можно сказать, прописался на какое-то время, и со своим паспортом встречался очень редко, потому что паспорт всегда нужно было сдавать на оформление пропуска, и когда я получал пропуск, тут же сдавал паспорт для оформления нового пропуска. В час дня в Кремлёвском Дворце начинались репетиции, в три-четыре часа ночи они заканчивались, и участников, тысячи участников, развозили по гостиницам. А в восемь часов утра мы, телевизионники, уже должны опять были быть там. Зачем - непонятно, но мы должны были быть там. На всякий случай. И я помню, что вызвали туда к восьми часам утра даже композитора Геннадия Гладкова, участника концерта. И вот - огромный холл Дворца съездов, томятся охранники, все мы томимся. И тогда Гладков открывает рояль и вдруг начинает играть на нём песню из мультфильма «Бременские музыканты», которая была у всех на слуху. «Крамольная песня! Боже мой! Это же открытая критика режима, и это позволяется, ужас! - всполошилась одна моя знакомая. - До чего мы дожили!» И вот когда он это заиграл, я посмотрел на охранников и думаю: «Ну-у, сейчас что-то будет!» И, действительно, вдруг все охранники, человек восемьдесят, рванулись, ломанулись к Гладкову… Я думаю: «Бедный Гена!» - И вдруг они хором подхватывают: «Эх, рано встает охрана!» (Смех в зале.)
Надо сказать, что в Останкине было много людей в шатском. Однажды впереди меня шло двое таких «шкафчиков». И я услышал разговор (который они вели между собой): «Леня помрет, и все расползется…» - Я понял, что речь идет о грядущем развале Союза. Был 1974 год.
А в 1975 году мы вместе с композитором Максимом Дунаевским и дирижёром Георгием Гараняном ехали на запись телепрограммы. По дороге Гаранян остановил машину и полез осматривать днище, искал там что-то, потом опять садится в машину, заводит её, говорит; «Стра-ан-но, (ничего там, под днищем) нет…». После записи мы возвращаемся этой же дорогой. Он опять вылез из машины и опять полез под днище… и вдруг как закричал: «Вот она!» - Мы вышли из машины, смотрим: что такое, в чем дело? Он оторвал от днища какую-то штуковину и бросил её в открытй люк, в канализацию. Я понял, в чем дело, он нашёл под днищем «прослушку», я презрительно указал на люк и сказал: «Туда ей и дорога!» А когда я пришел к себе домой, я сразу же кинулся смотреть днище своего «москвича». (Смех в зале.) Там было чисто, никакой «прослушки» не было. Но у меня в телефоне стало что-то щелкать. Я поднимаю трубку, а там - щелк, щелк… Я поначалу как-то не придавал этому значения. Но однажды еду на 71-м троллейбусе от метро «Добрынинское» и слышу позади себя такой разговор двух пассажиров: «Ну ты че? дежурил сутки и всех прослушивал и писал (на магнитофон)?..» - «Да на кой мне хрен всех писать? Я писал выборочно, остальные и так на магнитофоне пишутся…» (Смех в зале.) Я понял, что щелкало у меня в трубке телефона, там включался магнитофон. Однажды я позвонил в Свердловск одному писателю, Владиславу Крапивину, с которым я тогда много сотрудничал. И вот трубку у него дома подняла его жена Ирина, а в трубке я вдруг услышал какое-то такое густое дыхание. Я говорю: «Ирина, это вы так дышите?» (Смех в зале.) - И она вдруг говорит не мне, а кому-то: «Да перестаньте вы дышать в трбку!» - А в ответ (мужской голос говорит): «Работа (у меня) такая…»
(Смех в зале.)
Юрий КУВАЛДИН:
- Бывают ситуации, когда поэт влюбляется в прозаика, или прозаик влюбляется в поэта. «Ты зачем полюбила поэта?» - спрашивает Наталья Румарчук. Сейчас она нам раскажет об этом, и об одном из рассказов Ваграма Борисовича.
(Юрий Кувалдин вешает Наталье Румарчук микрфончик на кофточку.)
РЕПЛИКА из зала (Юрию Кувалдину):
- Вы прослушку ей вешаете?
(Смех в зале.)
Наталья РУМАРЧУК:
- Я прочитала рассказ Ваграма Борисовича «Цирк», рассказ очень короткий, я бы даже назвала его притчей. Речь там идет о том, как дети перед началом циркового представления собираются около цирка, и один из мальчишек, чтобы напоить лошадей, идет с ведром к реке, за водой, и вот он оступается и падает в воду и начинает тонуть. И автор пишет, что на всякий случай здесь был полицейский, а смешной клоун в полосатых смешных трусах прыгает в воду и спасает этого мальчишку, которого уже подхватил и понёс поток реки.
Я бы даже назвала этот рассказ стихотворением в прозе. И после начинается представление. И я вот эту притчу понимаю так, что вся наща жизнь - цирк.
Нас с Ваграмом Борисовичем как-то удивительно соединяет Чехов. У Ваграма Борисовича в его книге есть эссе «Подвиг Антона Чехова», а у меня в моей книге тоже есть о Чехове немного, и есть фотография, которая пережила войны и революции, ей более ста лет. На фотографии - группа художественного театра в период после своего восстановления. Дело в том, что мой прадед работал режиссёром во МХАТе, вместе с Чеховым, и на этой фотографии - группа художественного театра. Также мы знакомы с внучатой племянницей Чехова Верой Чеховой, она актриса, живет в Германии, снимается в кино. Она приезжала в Москву и снималась в документально-игровом фильме «Чехов в моей жизни». В этом же фильме снимался и мой муж - поэт Вячеслав Куприянов, он играл сам себя, то есть поэта Вячеслава Куприянова. И когда его спрашивали, что он думает о Чехове и что он думает о нынешней литературе, он сказал совершенно замечательную фразу, что когда-то он, Куприянов, болел туберкулёзом, и его вылечили, и он писатель, а вот Чехов, писатель, болел туберкулёзом, и его не вылечили, и в то время люди умирали от туберкулёза. Из этого можно сделать вывод: насколько лучше у нас стала медицина, и насколько хуже у нас стала литература.
Спасибо.
(Продолжение следует)
Нина КРАСНОВА