(no subject)
2.
- Звени, отваги колокол!
В дороге все, кто молоды.
Нам карта побед вручена...
Радио в стекляшке в Фалеевском переулке, казалось, не затыкалось ни на минуту. Крепкая продавщица в засаленном халате и грязноватом фартуке оделяла толпящихся у стойки провинциалов стаканами с кофе секкио, как его называла Надя. Мишель подозревала, что стекляшка доживает последние месяцы. Центр Москвы спешно приводили в порядок к будущей олимпиаде. Так называемое кафе вряд ли бы привлекло иностранцев, стремящихся в ближнюю Третьяковку.
Мишель в музей, разумеется, не заглядывала. В таких местах всегда дежурили милиционеры, а ей не стоило попадаться на глаза мелухе. К ее облегчению, Наум, как следует поевший в ярославском поезде, проспал в коляске почти весь день, пока Мишель, как она выражалась, бегала по магазинам. Провинциальная девушка, обвешанная пакетами, никого бы не удивила в центре Москвы.
Она вязала и шила сама, однако хороших книг и, тем более, заграничных модных журналов в Сыктывкаре было не достать. Исаак сначала ворчал, опасаясь ее встреч с фарцовщиками, однако Мишель рассудительно сказала:
-Милый мой, в женском туалете ГУМа открыто продают помаду и колготки. Пара старых журналов никого не заинтересует. Учитывая, что я покупаю валюту, «Бурда Моден» - самая невинная вещь в моих авоськах.
Книги Мишель брала у спекулянтов на Новом Арбате. Исаак хорошо зарабатывал, однако они откладывали деньги, которые Мишель превращала в доллары и золото во время своих визитов в Москву. Исаак однажды смешливо предложил ей зарыть на огороде банку с их запасами.
-Как в Аральске, - весело сказал он. - Впрочем, это деньги Виктора Алексеевича, то есть Капитана.
Лопатин должен был выйти на свободу в восемьдесят шестом году, который теперь не казался Мишель таким уже далеким. То же самое она говорила Виктору Алексеевичу на свиданиях.
-Вы уедете к своему отцу в Париж, - неслышно шептала Мишель. - Встретите хорошую девушку, полюбите ее и обвенчаетесь, Виктор Алексеевич. Все будет хорошо, у вас еще родятся дети.
Она видела горечь в глазах заключенного. Наум, покладистый парень, пока только начал лепетать и называл папой всех мужчин. Мишель понимала, почему во время свиданий Виктор Алексеевич не спускает мальчика с рук.
-Он тоскует, - девушка помешала свой секкио, - но он обрадовался, когда я сказала, что Павлу недолго осталось сидеть.
Рассказав Виктору Алексеевичу о плане Исаака, Мишель торопливо прибавила:
-Мы бы, наверное, могли...
Лопатин покачал седеющей головой.
-Не могли бы, Майя, - он всегда называл Мишель ее паспортным именем. - Лесоповал не сравнить с колонией строгого режима. И здесь сын Павла. Им надо как можно быстрее покинуть СССР, а я...
Не закончив, он заговорил о чем-то другом.
-А он будет сидеть от звонка до звонка, - горько поняла Мишель. - Однако он прав, нам никак не выручить его из Харпа, а в командировки, если это можно так назвать, его теперь не отправляют...
Из Москвы Мишель отправлялась именно в Харп, с остановкой в Малаховке. Исаак не хотел, чтобы она оставалась в Сыктывкаре во время операции, как они называли будущее освобождение Павла.
-Мало ли что, - хмуро сказал Исаак, - лучше тебе провести праздники подальше отсюда. В Киев ездить тоже не след, по той же причине.
Мишель надеялась, что мужа не арестуют. У нее при себе имелись и ключи от ярославского домика Катерины Петровны. За два дня, проведенных на Волге, Мишель прибралась в комнатах. Козы вдовы пресвитера были проданы, куриц она раздала.
-Их здесь больше ничего не держит, - Мишель взглянула на дверь, - надо же, она оделась в светлое, словно сегодня праздник.
Погладив дремлющего Наума по голове, Катерина Петровна присела за столик. Подернутые серебром волосы баптистской проповедницы покрывал белый платок. Прошлым месяцем в Ярославль из Харпа вернулся последний из сидевших детей Катерины Петровны.
-Теперь они готовы, - Мишель крепко пожала пальцы женщины. - Только они очень рискуют.
Британское посольство располагалось в пяти минутах ходьбы от стекляшки, на набережной, в особняке бывшего сахарозаводчика Харитоненко.
-Сколько вас человек? - одними губами спросила Мишель. Голубые глаза Катерины Петровны улыбнулись:
-Тридцать восемь вместе с детьми, милая. Пожелай нам удачи, - она незаметно перекрестилась. - Через полчаса мы начинаем. Наши братья по вере прорвались в прошлом году в американское посольство и мы тоже не отступим от избранного пути.
-Амен, воистину так, - неслышно ответила Мишель.
- Звени, отваги колокол!
В дороге все, кто молоды.
Нам карта побед вручена...
Радио в стекляшке в Фалеевском переулке, казалось, не затыкалось ни на минуту. Крепкая продавщица в засаленном халате и грязноватом фартуке оделяла толпящихся у стойки провинциалов стаканами с кофе секкио, как его называла Надя. Мишель подозревала, что стекляшка доживает последние месяцы. Центр Москвы спешно приводили в порядок к будущей олимпиаде. Так называемое кафе вряд ли бы привлекло иностранцев, стремящихся в ближнюю Третьяковку.
Мишель в музей, разумеется, не заглядывала. В таких местах всегда дежурили милиционеры, а ей не стоило попадаться на глаза мелухе. К ее облегчению, Наум, как следует поевший в ярославском поезде, проспал в коляске почти весь день, пока Мишель, как она выражалась, бегала по магазинам. Провинциальная девушка, обвешанная пакетами, никого бы не удивила в центре Москвы.
Она вязала и шила сама, однако хороших книг и, тем более, заграничных модных журналов в Сыктывкаре было не достать. Исаак сначала ворчал, опасаясь ее встреч с фарцовщиками, однако Мишель рассудительно сказала:
-Милый мой, в женском туалете ГУМа открыто продают помаду и колготки. Пара старых журналов никого не заинтересует. Учитывая, что я покупаю валюту, «Бурда Моден» - самая невинная вещь в моих авоськах.
Книги Мишель брала у спекулянтов на Новом Арбате. Исаак хорошо зарабатывал, однако они откладывали деньги, которые Мишель превращала в доллары и золото во время своих визитов в Москву. Исаак однажды смешливо предложил ей зарыть на огороде банку с их запасами.
-Как в Аральске, - весело сказал он. - Впрочем, это деньги Виктора Алексеевича, то есть Капитана.
Лопатин должен был выйти на свободу в восемьдесят шестом году, который теперь не казался Мишель таким уже далеким. То же самое она говорила Виктору Алексеевичу на свиданиях.
-Вы уедете к своему отцу в Париж, - неслышно шептала Мишель. - Встретите хорошую девушку, полюбите ее и обвенчаетесь, Виктор Алексеевич. Все будет хорошо, у вас еще родятся дети.
Она видела горечь в глазах заключенного. Наум, покладистый парень, пока только начал лепетать и называл папой всех мужчин. Мишель понимала, почему во время свиданий Виктор Алексеевич не спускает мальчика с рук.
-Он тоскует, - девушка помешала свой секкио, - но он обрадовался, когда я сказала, что Павлу недолго осталось сидеть.
Рассказав Виктору Алексеевичу о плане Исаака, Мишель торопливо прибавила:
-Мы бы, наверное, могли...
Лопатин покачал седеющей головой.
-Не могли бы, Майя, - он всегда называл Мишель ее паспортным именем. - Лесоповал не сравнить с колонией строгого режима. И здесь сын Павла. Им надо как можно быстрее покинуть СССР, а я...
Не закончив, он заговорил о чем-то другом.
-А он будет сидеть от звонка до звонка, - горько поняла Мишель. - Однако он прав, нам никак не выручить его из Харпа, а в командировки, если это можно так назвать, его теперь не отправляют...
Из Москвы Мишель отправлялась именно в Харп, с остановкой в Малаховке. Исаак не хотел, чтобы она оставалась в Сыктывкаре во время операции, как они называли будущее освобождение Павла.
-Мало ли что, - хмуро сказал Исаак, - лучше тебе провести праздники подальше отсюда. В Киев ездить тоже не след, по той же причине.
Мишель надеялась, что мужа не арестуют. У нее при себе имелись и ключи от ярославского домика Катерины Петровны. За два дня, проведенных на Волге, Мишель прибралась в комнатах. Козы вдовы пресвитера были проданы, куриц она раздала.
-Их здесь больше ничего не держит, - Мишель взглянула на дверь, - надо же, она оделась в светлое, словно сегодня праздник.
Погладив дремлющего Наума по голове, Катерина Петровна присела за столик. Подернутые серебром волосы баптистской проповедницы покрывал белый платок. Прошлым месяцем в Ярославль из Харпа вернулся последний из сидевших детей Катерины Петровны.
-Теперь они готовы, - Мишель крепко пожала пальцы женщины. - Только они очень рискуют.
Британское посольство располагалось в пяти минутах ходьбы от стекляшки, на набережной, в особняке бывшего сахарозаводчика Харитоненко.
-Сколько вас человек? - одними губами спросила Мишель. Голубые глаза Катерины Петровны улыбнулись:
-Тридцать восемь вместе с детьми, милая. Пожелай нам удачи, - она незаметно перекрестилась. - Через полчаса мы начинаем. Наши братья по вере прорвались в прошлом году в американское посольство и мы тоже не отступим от избранного пути.
-Амен, воистину так, - неслышно ответила Мишель.