дочитанное
Из долгостроев, закрытых благодаря самоизоляционной рутине, самым важным стала книга Лоуренса "Семь столпов мудрости". Читала в любительском переводе FleetinG. Приходится верить и привыкать к тому, что изначальный слог автора действительно не изощрен и суховат, но очень детален и местами едок.
Читать мемуары - как слушать альбом: сразу надо настроить себя на то, что автору следует верить до определенной степени. Эпизод в Дераа, из-за которого биографы ТЭЛ ломают копья, - был ли он вообще или хотя бы в том виде, в котором описан в книге? Пока погружен в книгу, веришь, что был, потому что это часть замысливаемой автором истории. Так же как и значимая роль Лоуренса в британском и арабском штабах, и его мучительная рефлексия о собственном двойственном положении.
В начале с трудом даются перечни имен шейхов, захватываемых арабским движением, и мест, по которым постоянно перемещаются войска. Но в последней трети книги всё собирается воедино, и наконец можно увидеть всю картину. Этому общему взгляду объем придают всяческие детали. Например, подробное описание гостевых приемов у арабов: где положено сидеть, как следует брать горячий жирный рис и т.п. Благодаря таким вставкам дневник военного времени со скучными описаниями того, кто куда поехал и сколько оружия удалось доставить, делается отчасти этнографическим, отчасти культурологическим произведением.
Для меня, конечно, были неизбежны сравнения с фильмом. Снова убедилась, что ЛА - великая картина. Дело даже не в особом умении всей съемочной команды (от драматургов до монтажерки) трансформировать субъективный взгляд ТЭЛ в субъективно-объективную мифологизированную историю при помощи незаметных "исправлений". Экранное героическое возвращение за Гасимом в пустынном переходе в книге подано устало-раздраженным тоном. Стремительное захватывающее взятие Акабы - предсказуемым окончанием большой кампании. Из-за таких изменений совсем разное настроение царит на экране и на страницах. Но самое главное (и самое гениальное) - отсутствие антагониста. При желании его можно было бы из книги выдернуть, один из сирийских шейхов вполне годился на эту роль или даже кто-то из английского командования. Но куда сильнее - оставить две противоборствующие силы в одном лице. Двойственность даже не надо было особо придумывать - ТЭЛ постоянно о ней писал. Требовалось создать сценарий и сыграть (и не получить за это Оскара!). Оценить всё это великолепие теперь могу в полной мере, когда знаю, как всё было "на самом деле".
Несколько цитат напоследок:
*Бесполезность бедного шерифа Аида даже в качестве номинального вождя заставила меня принять управление самому, что было и против моих принципов, и против суждений; поскольку особое искусство вылазок кочевников, тонкости вопросов о предпочтениях в пище, о пастбищах, о направлениях дорог, оплате, спорах, дележе добычи, кровной вражде и походном порядке лежали далеко за пределами оксфордского курса новейшей истории.
*Как они [турки] могут надеяться на приличную войну, если не дают нам возможности себя уважать? Их сумасбродство постоянно подрывало наш моральный дух, так как наши солдаты не могли уважать их за храбрость, а наши офицеры - за их ум. К тому же утро было ледяное, я провел на ногах всю ночь и был в достаточной степени тевтонцем, чтобы решить, что они нам заплатят за перемену моих мыслей и планов.
*Меня бесило, что стыдливость, то есть манеру поведения, по глупости принимали за скромность, то есть точку зрения. Я не был скромным, я стыдился своей неуклюжести, своей физической оболочки, своего одиночества и непохожести, которая не позволяла мне быть никому другом - только знакомым, сложным, угловатым, неудобным, кристаллическим…
Читать мемуары - как слушать альбом: сразу надо настроить себя на то, что автору следует верить до определенной степени. Эпизод в Дераа, из-за которого биографы ТЭЛ ломают копья, - был ли он вообще или хотя бы в том виде, в котором описан в книге? Пока погружен в книгу, веришь, что был, потому что это часть замысливаемой автором истории. Так же как и значимая роль Лоуренса в британском и арабском штабах, и его мучительная рефлексия о собственном двойственном положении.
В начале с трудом даются перечни имен шейхов, захватываемых арабским движением, и мест, по которым постоянно перемещаются войска. Но в последней трети книги всё собирается воедино, и наконец можно увидеть всю картину. Этому общему взгляду объем придают всяческие детали. Например, подробное описание гостевых приемов у арабов: где положено сидеть, как следует брать горячий жирный рис и т.п. Благодаря таким вставкам дневник военного времени со скучными описаниями того, кто куда поехал и сколько оружия удалось доставить, делается отчасти этнографическим, отчасти культурологическим произведением.
Для меня, конечно, были неизбежны сравнения с фильмом. Снова убедилась, что ЛА - великая картина. Дело даже не в особом умении всей съемочной команды (от драматургов до монтажерки) трансформировать субъективный взгляд ТЭЛ в субъективно-объективную мифологизированную историю при помощи незаметных "исправлений". Экранное героическое возвращение за Гасимом в пустынном переходе в книге подано устало-раздраженным тоном. Стремительное захватывающее взятие Акабы - предсказуемым окончанием большой кампании. Из-за таких изменений совсем разное настроение царит на экране и на страницах. Но самое главное (и самое гениальное) - отсутствие антагониста. При желании его можно было бы из книги выдернуть, один из сирийских шейхов вполне годился на эту роль или даже кто-то из английского командования. Но куда сильнее - оставить две противоборствующие силы в одном лице. Двойственность даже не надо было особо придумывать - ТЭЛ постоянно о ней писал. Требовалось создать сценарий и сыграть (и не получить за это Оскара!). Оценить всё это великолепие теперь могу в полной мере, когда знаю, как всё было "на самом деле".
Несколько цитат напоследок:
*Бесполезность бедного шерифа Аида даже в качестве номинального вождя заставила меня принять управление самому, что было и против моих принципов, и против суждений; поскольку особое искусство вылазок кочевников, тонкости вопросов о предпочтениях в пище, о пастбищах, о направлениях дорог, оплате, спорах, дележе добычи, кровной вражде и походном порядке лежали далеко за пределами оксфордского курса новейшей истории.
*Как они [турки] могут надеяться на приличную войну, если не дают нам возможности себя уважать? Их сумасбродство постоянно подрывало наш моральный дух, так как наши солдаты не могли уважать их за храбрость, а наши офицеры - за их ум. К тому же утро было ледяное, я провел на ногах всю ночь и был в достаточной степени тевтонцем, чтобы решить, что они нам заплатят за перемену моих мыслей и планов.
*Меня бесило, что стыдливость, то есть манеру поведения, по глупости принимали за скромность, то есть точку зрения. Я не был скромным, я стыдился своей неуклюжести, своей физической оболочки, своего одиночества и непохожести, которая не позволяла мне быть никому другом - только знакомым, сложным, угловатым, неудобным, кристаллическим…