And all is illuminated
Теплый жёлтый свет ранней осени иногда похож на весенний. Так легко перепутать - тоже жёлто, тоже немного зябко и нос щекочет от терпкой горечи влажной земли, разница только в том, что ничто ни в этом запахе, ни в оранжевых полотнах солнца, лежащих на холодных плитах домов, ни в твоём собственном колотящемся сердце не согревает предвкушением мартовской радости.
Всё умрет. А ты останешься.
Я не могу есть, не могу работать, не могу взять себя в руки. Набрасываюсь на еду и давлюсь ею. Хватаюсь за работу, что-то пишу в ежедневнике, по три раза перечитываю строчки письма, но снова и снова ухожу под плотную холодную толщу воды. Сознание как огромная сверкающая медуза левитирует в вязком океане мыслей и воспоминаний и у меня нет сил, нет воли выбраться из этой томной неги.
Слишком много никогда для одной осени.
Но я не могу спать. Я открываю глаза в 5 утра и думаю, что начать ходить в зал до работы - отличная идея. Потому что во мне так много осенней горечи и боли, что если я от неё не избавлюсь, то сама превращусь в перегной.
Я стою в нежном жёлтом свете и думаю - вернётся ли весна? Так сложно анализировать свою жизнь, не кино, потому что до этого я не задавала себе по-настоящему сложных вопросов. А стоит задать, как жизнь предлагает тебе сложные решения.
И остаётся решить главное - для чего же моя жизнь?