Ох, мои гитары.
Странная какая штука с ними происходит (читай: со мной). Для меня инструмент имеет большую ценность. Я не коллекционер, дома у меня не висят по стенам (но кто бы не отказался?). Поэтому гитара - она обычно одна, всегда готовая в бой (или в перебор, что реже). Одна и надолго. Так вот.
Я помню, тогда внутри меня был полный расброд, навалилось всё разом - и отчисление из универа (ох, родня, зачем ты такая шумная?); и смерть важного в моей жизни человека, моего деда; и - всё в один год! - незабвенный абхазский рай, стихийно ворвавшийся в глупое (читай: хаотичное) движение моих шагов; и июль в Крыму, и октябрь в Сочи (по одной неделе). Тогда у меня был прекрасный инструмент, мне нравилось, как звучат эти струны, как мягко пальцы скользят от лада к ладу. Помню как однажды сильно напился и упал навзничь на мелкие и острые береговые камни. Всё ты знаешь про меня, берег нашего залива. Помнят те твои камни, как хрустнуло что-то в чехле, висевшем за спиной. Я поднялся, глянул в чехол и увидел в верхней деке рану рядом с розеткой. Дома оказалось, что гитара звучит похуже, но звучит и ещё как!, а дырявая гитара, это значит одно - блюз, и после того она прожила со мною ещё один год, весну и лето играя во всех сочинских переходах.
Потом в августе я вернулся домой, случились некоторые деньги, и я подумал: а почему бы не купить новый инструмент? Часа три провёл в магазине, пробуя, как звучат разные гитары. И вот в моих руках оказалась она, моя трамонтана. Звучала бесподобно (настолько бесподобно, что прежняя гитара тут же перестала быть любимой, а чуть позже и вовсе я её подарил), родные струны мне не хотелось менять около года, пока не начали рваться. А какой звук издавала басовая рэ на шестой! Ох. Я так и не нашёл струны, которые звучали бы так же. Но дело не только в струнах, любые звучали на ней превосходно. Год в тех же южных переходах, ещё год дома. И вот опять ты, милый мой берег! Волны, какие сегодня ночью были волны! Я очень люблю ходить пешком, но как же это прекрасно: как летела сегодня твоя машина, друг мой, чтобы доставить нас троих (не считая гитары) к пирсу! Кювет, на переднем сиденьи ремень безопасности не даёт вздохнуть, мы всего лишь съехали с обочины, зачем мы поехали и куда неслись, ты помнишь? Да, я тоже помню. Друзья мои, мы долбоёбы, это данность: вылезя из машины, ты сказал, что в этом тумане ясный свет; а ты, растерянно оглядывая небольшие, но повреждения на своём авто, согласился с моим "так вкусно пахнет сырой землёй". Оглядев то, что осталось в чехле от гитары, я убедился, что эти куски дерева никакого звука никаким струнам больше издать не дадут. Ночь сегодня нехолодная, но влажная. Давайте, друзья, расслабимся, не нервничай (ну чего ты, право, расстроился? мы живы, машина цела), и посидим у костра, нынче в моём чехле самые-самые дрова. Занялась сразу, от лака местами пламя синеет, и улетают с дымом все сочинские переходы, горят слова минувших песен, надо бы последние пять зафиксировать, а абхазский рай так и стоит перед глазами, в нём тоже пахнет сырой землёй, и тоже туман.
Жалко, конечно, что эти кадры не передадут всей красоты пламени.