Дубельт был честолюбив, как скаковая лошадь
Советская шестидесятническая историческая детективная фантастика в стиле "Разбудите Мухина". Б.Акунин-Брусникин отдыхает)
Шел 1848 год: с Запада надвигалась революция. Николай I послал войска в Венгрию с приказом: “Удушить революцию на марше”.
Управляющим III отделением был тогда генерал Дубельт. Худое лицо, пшеничного цвета усы, усталый взгляд, глубокие рытвины на лбу - за этим обликом скрывалось дрянное нутро лицемера и кнутобойца. Это он в апреле 1848 года, встретив на Мойке больного, доживающего последние дни Белинского, взял его под руку и дружески спросил: “Когда же вы, почтеннейший Виссарион Григорьевич, к нам пожалуете? Хороший казематик мы вам приготовили”.
Дубельт был честолюбив, как скаковая лошадь, которая из кожи лезет, чтобы обогнать бегущую впереди. Он уже взобрался на одну из высших ступенек сановной лестницы, но честолюбие гнало его дальше: между ним и царем Николаем все еще стояла тень Бенкендорфа, “дорогого друга”. Сам Бенкендорф уже четыре года был в могиле, хозяином III отделения стал он, Дубельт, но тень “дорогого друга” незримо витала в кабинете Николая - тень в образе наушника Мордвинова, оставленного Бенкендорфом в III отделении “для преемственности”. Надо было прогнать эту тень!
И Дубельту повезло. В сентябрьский вечер он ехал в Зимний дворец. Сумерки сгущались, тускнела Адмиралтейская игла, люди на Невском скрывались за серой дымкой. И вдруг Дубельту послышался мотив “Марсельезы”...
Царь сразу заметил, что с Дубельтом произошло что-то необычное. Глаза его, водянисто-серые, всегда выражавшие одно лишь чувство рабской преданности, были сейчас, как у обиженного ребенка, грустные.
Бутафорская грусть должна была скрыть радость, владевшую Дубельтом и ускорявшую биение его сердца.
Дубельт хорошо изучил своего повелителя: Николай готов вознести человека за безоговорочное усердие, но оттолкнет от себя любого при малейшем сомнении в его полезности. Какая польза от ставленника “дорогого друга”, от Мордвинова, если тот не слышит даже, что на улицах Петербурга играют гимн революции?!
Дубельт нетерпеливо ждет вопроса: “Что нового в моей столице?” Без этого нельзя, не полагается по этикету рта раскрыть. А Николай - не то он думает о чем-то своем, не то хочет прежде помучить Дубельта - все расспрашивает то о том, то о сем.
- Как холера?
- Слава богу, ушла из вашей столицы. Ни одного нового случая.
- Что на дороге?
- Два вагона соскочили с рельсов между Павловском и Царским Селом.
- Сколько убитых?
- Всего три человека, ваше величество!
Николай сделал несколько шагов по кабинету: высокий, прямой, с лицом мертвенно-неподвижным, он производил впечатление передвигающейся статуи...
14 июня 1853 года русские войска перешли границу Турецкой империи. По бездорожью, плохо снабженные, чуть ли не с дедовским оружием, двигались русские к Молдавии, к Балканам, чтобы добыть свободу братьям славянам - ту свободу, которой сами были лишены.
За Турцию вступились Англия и Франция - началась Крымская война.
Свободу славянам! Свобода! Это слово, загнанное глубоко в подполье жандармствующим Николаем I, вырвалось на волю: оно замелькало на столбцах газет, зазвучало на собраниях, во время уличных шествий. Во имя свободы стар и млад записывались добровольцами в уходящие на фронт части, а негодные к строевой службе шли в госпитали, в обозы. Многие офицеры в отставке приезжали из-за границы, чтобы вновь вступить в свои полки...
Леон Исаакович Островер
Альманах "Мир приключений"-1964Использована карикатура неизвестного художника в альбоме кн. П. Урусова
НИКОЛАЙ I С АДЪЮТАНТОМ
Литературный музей, Москва
Заметим, автор походя обзывает лошадью одного из умнейших людей в России
http://nicholas-i.livejournal.com/97245.html
http://nicholas-i.livejournal.com/97296.html
Шел 1848 год: с Запада надвигалась революция. Николай I послал войска в Венгрию с приказом: “Удушить революцию на марше”.
Управляющим III отделением был тогда генерал Дубельт. Худое лицо, пшеничного цвета усы, усталый взгляд, глубокие рытвины на лбу - за этим обликом скрывалось дрянное нутро лицемера и кнутобойца. Это он в апреле 1848 года, встретив на Мойке больного, доживающего последние дни Белинского, взял его под руку и дружески спросил: “Когда же вы, почтеннейший Виссарион Григорьевич, к нам пожалуете? Хороший казематик мы вам приготовили”.
Дубельт был честолюбив, как скаковая лошадь, которая из кожи лезет, чтобы обогнать бегущую впереди. Он уже взобрался на одну из высших ступенек сановной лестницы, но честолюбие гнало его дальше: между ним и царем Николаем все еще стояла тень Бенкендорфа, “дорогого друга”. Сам Бенкендорф уже четыре года был в могиле, хозяином III отделения стал он, Дубельт, но тень “дорогого друга” незримо витала в кабинете Николая - тень в образе наушника Мордвинова, оставленного Бенкендорфом в III отделении “для преемственности”. Надо было прогнать эту тень!
И Дубельту повезло. В сентябрьский вечер он ехал в Зимний дворец. Сумерки сгущались, тускнела Адмиралтейская игла, люди на Невском скрывались за серой дымкой. И вдруг Дубельту послышался мотив “Марсельезы”...
Царь сразу заметил, что с Дубельтом произошло что-то необычное. Глаза его, водянисто-серые, всегда выражавшие одно лишь чувство рабской преданности, были сейчас, как у обиженного ребенка, грустные.
Бутафорская грусть должна была скрыть радость, владевшую Дубельтом и ускорявшую биение его сердца.
Дубельт хорошо изучил своего повелителя: Николай готов вознести человека за безоговорочное усердие, но оттолкнет от себя любого при малейшем сомнении в его полезности. Какая польза от ставленника “дорогого друга”, от Мордвинова, если тот не слышит даже, что на улицах Петербурга играют гимн революции?!
Дубельт нетерпеливо ждет вопроса: “Что нового в моей столице?” Без этого нельзя, не полагается по этикету рта раскрыть. А Николай - не то он думает о чем-то своем, не то хочет прежде помучить Дубельта - все расспрашивает то о том, то о сем.
- Как холера?
- Слава богу, ушла из вашей столицы. Ни одного нового случая.
- Что на дороге?
- Два вагона соскочили с рельсов между Павловском и Царским Селом.
- Сколько убитых?
- Всего три человека, ваше величество!
Николай сделал несколько шагов по кабинету: высокий, прямой, с лицом мертвенно-неподвижным, он производил впечатление передвигающейся статуи...
14 июня 1853 года русские войска перешли границу Турецкой империи. По бездорожью, плохо снабженные, чуть ли не с дедовским оружием, двигались русские к Молдавии, к Балканам, чтобы добыть свободу братьям славянам - ту свободу, которой сами были лишены.
За Турцию вступились Англия и Франция - началась Крымская война.
Свободу славянам! Свобода! Это слово, загнанное глубоко в подполье жандармствующим Николаем I, вырвалось на волю: оно замелькало на столбцах газет, зазвучало на собраниях, во время уличных шествий. Во имя свободы стар и млад записывались добровольцами в уходящие на фронт части, а негодные к строевой службе шли в госпитали, в обозы. Многие офицеры в отставке приезжали из-за границы, чтобы вновь вступить в свои полки...
Леон Исаакович Островер
Альманах "Мир приключений"-1964Использована карикатура неизвестного художника в альбоме кн. П. Урусова
НИКОЛАЙ I С АДЪЮТАНТОМ
Литературный музей, Москва
Заметим, автор походя обзывает лошадью одного из умнейших людей в России
http://nicholas-i.livejournal.com/97245.html
http://nicholas-i.livejournal.com/97296.html