«Розстріляне Відродження». Павло Тычина
От рождественских украинских песнопений перехожу вновь к теме Расстрелянного возрождения. И первым в этом ряду, как и в книге Лавриненко, будет Павло Тычина. Между прочим, очень символично, что пишу о нем после великого церковного праздника. Ведь Тычина получил хорошее духовное образование. Окончил семинарию, учился на регента, имел прекрасный голос, литературную и музыкальную одаренность, организаторские и педагогические способности. И кто знает, если бы не годы великого перелома, выпавшие на долю того поколения, может быть, впоследствии Павел Григорьевич смог бы занять немалый сан в церковной иерархии. Однако время решило по другому, и вместо духовной карьеры Тычина, как крупнейший поэт, стал рупором советской идеологии. Он не был расстрелян, наоборот - был отмечен Советской властью и награжден. Прожил не так уж и мало.
1891 - 1967
Как-то у одного литературоведа читала наблюдение, что если рассматривать портреты одного человека в течение всей жизни, то можно отобрать те, на которых личность этого человека проступает в полной мере, как бы попадает в фокус. В молодости почти все лица привлекательны. Позже на них все явственней начинает проступать душа человека.
Тычина красив и в старости. То ли фотогеничен был, то ли, и правда, прошел жизненный путь праведника и ни зло, ни нечистая совесть не отразились на его лице. Поэтому долго подбирала портрет для этого поста. Все же остановилась на том, где он еще молод, ему здесь нет и тридцати.
На портрете он видится тончайшим лириком, эстетом, человеком, пристально вглядывающимся в окружающий мир, чтобы запечатлеть весь его трагизм. И в то же время он был генералиссимусом украинского советского официоза, поскольку недаром единственный из всех украинских писателей стал Председателем Верховного Совета УССР. Его стихотворения детьми мы учили наизусть в школе и тут же переиначивали их на переменке.
«Біля церкви на майдані
Спав Тичина в чемодані.
Ой візьміть ту кирпичину
Та женіть того Тичину,
Щоб не спав він на майдані
Біля церкви в чемодані»
Но это было в нежном возрасте, а уже в последнем классе, когда мы изучали период советской украинской литературы более основательно, я интересовалась поэзией глубже среднего уровня и поэтому не ограничилась учебником, а взяла «Вибране» Тычины в библиотеке. Я помню, что меня просто поразили его ранние стихи, ведь я ожидала там увидеть что-то вроде «Майдана». Хотя и «Майдан» запоминался чуть ли не с первого прочтения и было в нем не только р-р-революционный порыв масс, а и дуновение южной ночи.
«На майдані пил спадає.
Замовкає річ…
Вечір.
Ніч».
А ранние вещиТычины были мощными, неожиданными и напомнили мне почему-то раннего Маяковского. Я вспомнила свои юношеские ощущения после того, как в Википедии прочла цитату литературоведа Сергея Ефремова (привожу ее в собственном переводе): «Тычину трудно уложить в рамках какого-то одного направления или даже школы. Он из тех, что сами творят школы, и с этой точки зрения он одинок, стоит изолированно, над направлениями, отдавая дань им всем - от реализма до футуризма («червоно-си -зеле дугасто»), в одиночестве верстает свой творческий путь…»
Лавриненко начинает рассказ о раннем Тычине, называя его «князем украинской поэзии». И говорит, что духовным отцом Павла Тычины является Григорий Саввич Сковорода. Да и в творчестве самого Тычины упоминание Сковороды - не редкость: знаменитое «Замість сонетів і октав» или вторая часть триптиха «На могилі Шевченко»
«Спинились ми на "Чайці".
Васильченко з "Кармелюком",
я - з "Сковородою".
Пригадую: в ріці задумавсь місяць...
А на веранді над водою
пісні і карти круг стола».
Тычину многое связывало с Харьковом. Он приехал сюда в 1923 году, а переезжает в Киев в 1934 году, выбирая столицу. Я уже писала, что жил он в доме «Слово». Здесь он сочинял свои стихи, играл на кларнете, бандуре, фортепьяно, здесь выучил по меньшей мере пять из пятнадцати иностранных языков, которыми владел. Ему сильно мешал сосредоточиться сосед с верхнего этажа Майк Иогансон, талантливый харьковский поэт и прозаик, заядлый охотник и спортсмен. Тычину он очень отвлекал выходами на охоту вместе с собаками в 4 утра и грохотом железяк, то ли гирь, то ли штанги, с которыми упражнялся. А жил он непосредственно над Тычиной. И тогда Павел Григорьевич предложил поменяться этажами. Майка Иогансона расстреляли в 1937, но тогда Тычина уже давно перебрался в Киев. А об Иогансоне я постараюсь еще написать отдельно.
В воспоминаниях Ольги Дукиной прочла, что вместе с Павлом Тычиной жил брат Евгений с семьей. После отъезда старшего брата в Киев, Евгений оставался в Харькове, в том же доме «Слово», а после его смерти согласно Википедии теперь там живет его сын Юрий Евгеньевич Тычина и правнучка Ольга Маркина. На фото ниже Павел Тычина с братом Евгением.
Евгений Тычина, оказывается, был довольно известной личностью в Харькове, преподавал в Пединституте. В семье родителей Павла Тычины было девять детей, еще двое старших братьев и сестры. У всех братьев были прекрасные голоса, они учились в Черниговском духовном училище и пели в церковном хоре. Тычина и Евгений учились на регентов. После получения духовного образования братья пошли разными путями. Евгений работал церковным регентом и был священником автокефальной церкви. Павел посвятил себя литературе и поступил в университет.
Мы знаем из истории, что даже у облеченных чинами и наградами в сталинские времена часто в заложниках были родственники, которые или были репрессированы или находились под постоянной угрозой ареста. Тычина был очень близок с младшим братом, посвящал ему стихи и писал письма. А в 1923 ему пришлось вызволять Евгения из тюрьмы, куда тот попап по обвинению в организации банды с целью подрыва Советской власти. Евгений Тычина выступал за то, чтобы богослужения проводились на украинском языке, и это сочли политической группировкой. Павел Григорьевич спас его тогда, болел душой за других репрессированных родственников. Пришлось ему ходатайствовать за двух арестованных НКВД братьев Михаила и Евгения и в 30-е. Это уже произошло в Харькове. Тогда помогло то, что он был депутатом Харьковского горсовета.
Он откупался от властей и тем, что писал славословия и гимны «Чуття єдиної родини», «Партія веде», все это изучалось в школьной программе. И, кстати, знаменитое «Я утверждаюсь» тоже увидело свет в Харькове, куда Тычина приехал в 1943 году на парад по случаю освобождения Харькова от фашистов. По возвращении с парада он был ранен и уже в госпитале написал упомянутые стихи.
Книга Юрия Лавриненко увидела свет в 1959 году, когда Тычина был еще жив. Но Лавриненко предельно объективен. Восхищаясь всем тем, что создал Тычина до 1934 года, в конце своего эссе он выносит приговор: «Серед загального терору Москви на Україні, який через його несамовиті масштаби можна було б назвати катастрофою природи, Тичину врятували: його ім'я, відоме тоді поза межами СРСР, його згода продемонструвати свою повну капітуляцію перед Москвою і московським диктатором. Великий поет цілковито зник із сцени - з'явився безоглядний одописець тирана і російської зверхности, безпоетичний сталінський лауреат і безвладний президент Верховної Ради УРСР».
Так завершает «літературну сильвету», посвященную Тычине, Юрий Лавриненко. Он имел право писать так. Поскольку мог судить, был младшим современником Тычины, несколько раз арестовывался в 30-х, отбывал ссылку в Норильлаге.
Но мы - потомки не имеем права судить одного из талантливейших и образованнейших писателей Украины, лаурета Государственных премий, поэта-академика, эрудиция которого охватывала не только литературу, а и музыку с живописью. Мы не имеем права судить Тычину, хотя бы потому, что его «Майдан» отозвался во многих произведениях его современников и последователей. Мы пережили майданы и палатки Оранжевой революции, но ушли ли мы далеко вперед от майдана Тычины? Что осталось после наших майданов кроме отходов общества потребления? Современные чабаны-атаманы ездят на джипах, а те, кто приходят на площадь пешком, постепенно утрачивают веру в то, что кто-то переведет их через майдан. И правильно, потому что надеяться нужно только на себя.
А, собственно, пост задумывался только ради того, чтобы рассказать читателям блога какие стихи поэта из подборки Лавриненко мне запомнились больше всего.
Ви знаєте, як липа шелестить
У місячні весняні ночі?
Кохана спить, кохана спить,
Піди збуди, цілуй їй очі.
Кохана спить...
Ви чули ж бо: так липа шелестить.
Ви знаєте, як сплять старі гаї?
Вони все бачать крізь тумани.
Ось місяць, зорі, солов’ї...
«Я твій» - десь чують дідугани.
А солов’ї!...
Та ви вже знаєте, як сплять гаї!»
1912 р. - перший опублікований вірш П.Г.Тичини . Ось тут http://siver.org.ua/?p=2578 написано, що та лип, якій присвячені ці рядки і доси жива.
МОЛОДИЙ Я, МОЛОДИЙ.
Молодий я, молодий,
Повний сили та одваги.
Гей, життя, виходь на бій,-
Пожартуєм для розваги!
Гей життя, ставай, тремти!
Дай я з тебе посміюся.
Хто сміліший: я чи ти -
Подивлюся, подивлюся.
Горе?.. біль? - як жарт мине.
Скільки сили молодої!
Чи ж моя рука здригне,
Що йде битись без озброї?
Ой, скажіть мены, скажіть,
Любі мої сестри, браття:
Що в житті вас так гнітить?
Чом нема у вас завзяття?
Там, де всесвіт я стягну,
Де від болю шаленію,-
Там ніяк вас не збагну,
Вас ніяк не розумію.
Молодий я, молодий,
Повний сили та одваги.
Гей, життя, виходь на бій,-
Пожартуєм для розваги!
1911
Два вышеприведенных стиха не из антологии Лавриненко, просто они мне нравятся. А следующий не могу не привести, поскольку он был написан в Харькове.
О, панно Інно, панно Інно!
Я - сам. Вікно. Сніги?
Сестру я Вашу так любив -
Дитинно, злотоцінно.
Любив? - Давно. Цвіли луги?
О, панно Інно, панно Інно,
Любові усміх квітне раз -
ще й тлінно.
Сніги, сніги, сніги?
Я Ваші очі пам’ятаю,
Як музику, як спів.
Зимовий вечір. Тиша. Ми.
Я Вам чужий - я знаю.
А хтось кричить: ти рідну стрів!
І раптом - небо? шепіт гаю?
О ні, то очі Ваші. - Я ридаю.
Сестра чи Ви? - Любив?
1915
В «Комсомольской правде в Украине» http://kharkov.kp.ua/Default.aspx?page_id=17&news_id=70914 племянник Тычины Юрий утверждает, что ‘это стихотворение поэт посвятил соседке по дому «Слово» Пилинской. Вот здесь http://gazeta.ua/post/111638 говорится, что оно посвящено сестрам Коновал Полине и Инне. Мне вторая версия кажется более убедительной. А еще в связи с этим поразила запись Тычины в дневнике: ”У мене єсть донжуанізм. Характерно: за винятком моєї Весни, яка могла, здавалось, зрозуміти свого Павлуся, жодна жінка не підносила мене на височінь, а навпаки, я їх із землі підводив”. Наверно, любая женщина в мире мечтала бы о таком Дон-Жуане.
ПАМ'ЯТІ ТРИДЦЯТИ
На Аскольдовій Могилі
Поховали їх -
Тридцять мучнів українців,
Славних молодих...
На Аскольдовій Могилі
Український цвіт! -
По кривавій по дорозі
Нам іти у світ.
На кого посміла знятись
Зрадницька рука?
Квітне сонце, -
грає вітер І Дніпро ріка...
На кого завзявся Каїн?
Боже, покарай!
Понад все вони любили
Свій коханий край.
Вмерли в Новім Заповіті
З славою святих.
На Аскольдовій Могилі
Поховали їх.
Газета «Нова рада», 1918, ч. 38 (Київ). Цей вірш присвячений бійцям київського Студентського Куреня, що в кількості 300 чоловік поляг у нерівнім бою під Крутами з 6 000 війська Совєтської Росії 29 січня 1918; ЗО знайдених пізніше тіл поляглих були поховані 19 березня 1918 на Аскольдовій Могилі над Дніпром у Києві.
Дальше мне сообщается, что пост too large, хотя бывали и больше, поэтому придется написать продолжение в следующий раз.