Концерт 19 декабря 2014г.
“Ах, если бы кто-нибудь придумал, как сохранить воспоминания, запереть их во флакон, как духи. Чтобы они никогда не выдохлись. Никогда не потускнели. А когда тебе захочется, вынешь пробку - и заново переживешь тот миг.”
Дафна Дюморье
“Ребекка”
Что ж, наверное, свои впечатления от вчерашнего удивительного дня я запишу сразу же, пока они не стерлись, пока я еще могу воссоздать словами отдельные детали.
Известно, что именно детали делают искусство и отличают шедевр от скучной банальщины.
Могу ли я считать этот день шедевром? Наверное, могу.
Шедевр - не значит идеальный. Шедевр - значит неповторимый, выделяющийся, выходящий за рамки обыденности.
По закону жанра, вчерашняя пятница началась отнюдь не идеально. Первыми двумя парами были контрольные по грамматике и домашнего чтению, которые я пропустила, оставшись дома и в спешке завершая неоконченный накануне из-за недосыпа перевод двух статей. Организм, разозлившись на меня за две предыдущие, почти бессонные ночи, отказался воспринимать очередную банальщину на тему карьерного роста, собеседований и бизнес-коммуникации (чёрт бы побрал эту авторскую неоригинальность), так что, проснувшись, я поняла, что у меня опять ничего не сделано. Заявилась в универ только к 3 паре.
- Эм...А когда я могу написать контрольную?
- А почему вас сегодня не было?
- Ну...Я не хотела на два писать, и потому не пришла.
- Однако, железный аргумент.
Нет, я могла, конечно, прийти, но отсутствие подготовки поспособствовало бы не особо высокой оценке, а так рисковать в конце семестра - однозначно плохой вариант. Отсидев пару немецкого, подхватила свои вещи и понеслась домой, откуда через полтора часа вылетела сломя голову, переодевшись в концертное платье, кое-как приведя в божеский вид свое рыжее безобразие на голове и запихав в сумку стеклянную вазу - зачем она была нужна, поясню позже.
В общем-то город действовал, как всегда, по закону крайней подлости, и решил прямо в день концерта "обрадовать" меня свежевыпавшим снегом, а соответственно, пробками, метровыми сугробами и завалами на дорогах.
До 16:00 оставалось полчаса, я, сосредоточенно пыхтя, пыталась бежать через занесенные тротуары до соседней улицы, где в цветочном магазинчике лежал букет хризантем моей Фее. Дальнейшие полчаса провела на остановке, напоминая видом неадекватную рождественскую елку, ибо была обвешана своими пакетами с вазой, туфлями, запасным платьем, нотами и еще держала наперевес завернутый в бумагу букет.
На дорогах пробки, нервы зашкаливают - впрочем, не столько от перспективы опоздать, сколько от перспективы провалить концерт, поскольку в этом полугодии дети ходили отвратительно, и пели, собственно, тоже отвратительно, доводя тем самым Аллу Вадимовну до крайней степени раздражения и отчаяния. Накануне на последней репетиции мне казалось, что она либо убьет всех, либо разрыдается.
- Так, наверное, мне надо прекращать этим заниматься. Наверное, из меня никакой преподаватель, если вы не можете никак выучить за семестр четыре произведения.
Было очень обидно за неё, было печально смотреть, как она торопливо расхаживает вперед и назад по залу между рядами, и быть не в состоянии ей ничем помочь. Так и хотелось сказать: милая наша, вы прекрасный преподаватель, это вам с нами не повезло просто.
При всем желании я одна хор заменить не могу, да и сама обладаю способностью уползать не в ту тональность, когда мне под ухо фальшиво орут другую партию. Вообще, понимая, что вся ответственность ложится на нас (на выпускников или на вечерников), я ходила два раза в неделю весь семестр, впрочем, не думаю, что хор как-то от этого лучше пел. После моих уроков по сольфеджио и теории музыки слух начал крайне обостряться, благодаря чему я перестала выносить откровенное музыкальное вранье, не те ноты и не ту мелодию. Сложно передать, но это действительно гадкое ощущение, просто подташнивать начинает.
Мы должны были петь 4 произведения - акаппельно "In stiller Nacht" И.Брамса и "Щедрика" (известную рождественскую колядку на украинском), а в фортепианном сопровождении - мессу Л.Бернстайна "Gloria Tibi" и моцартовское "Ave verum corpus". С "Щедриком" все обстояло крайне плохо конкретно для меня, так как на всех репетициях из-за постоянной миграции хористов между партиями и отсутствия многих из них я постоянно оставалась вытягивать свою партию вторых сопрано самостоятельно - а вступать надо было после первых сопрано на ноте соль. Ничего сложного, на самом деле, поначалу все получалось, я умудрялась ровно пропевать все ноты, даже когда моя линия должна была перекрывать альтов. Но на последней репетиции меня упорно заклинивало - то ли из-за недосыпа, то ли из-за усталости, но я никак не могла спеть нормально. Фея в ужасе вскочила из-за рояля:
- Что с тобой такое сегодня, что это за ужас?! Я же на вас с девочками рассчитываю! (под девочками подразумевались те, кто на тот момент отсутствовал)
Я упорно изучала квадратики паркета, словно там было что-то жутко интересное. Домой пришла с абсолютно нечитаемым выражением лица, понимая, что либо я завтра возьму эту проклятую соль, либо из-за меня абсолютно вся акапелла рассыплется, так как ожидать от альтов умения подстраиваться под другую тональность не приходилось.
Именно поэтому всю дорогу до школы я, как зомби, бубнила эту соль себе под нос вместе с тоническим трезвучием и окончанием своей партии, где нужно было перескочить с до на фа, что я прекрасно делала где угодно, только не в "Щедрике". И в самом деле какая-то заколдованная песня получилась.
Приехала, конечно, в упор к четырем часам, поставила хризантемы в вазу, каким-то необъяснимым образом выжившую после столкновения с автобусом, дверью и полом, и помчалась в кабинет, где уже было настоящее столпотворение детей, которые переодевались в концертную одежду и, как всегда, дурачились. Фея торопливо разбиралась с нотами, сосредоточенно и хмуро смотря перед собой. Было очень печально видеть её такой, еще печальнее - понимать, что причиной тому были наши совсем не музыкальные потуги, которые ну никак не могли сойти за нормальное исполнение.
Собрались, обреченно потащились в зал, после долгих препирательств выстроились по партиям. Последующие попытки выдать хоть что-нибудь стоящее, находясь в общей куче, обернулись крахом. Алла Вадимовна в панике схватилась за голову.
- Господи, какая фальшь, какая ужасная фальшь! Вы с ума сошли, да?! Как я могу ТАКОЕ выпускать на сцену? Замолчали все, немедленно! Когда я даю тон, слушать тон, а не болтать! Даша, и выключи уже свой телефон к чертовой бабушке!
Промучились час. Вдобавок выяснилось, что солист, который должен был исполнять теноровую партию в мессе Бернстайна, пожаловался на больное горло и свалил. Я бы поняла такую ситуацию, если бы ему было лет 14, но вообще-то он выпускник консерватории. Мда, как-то не состыкуется у меня это в голове.
Но слава Богу, выручила одна чудесная девочка, которая пришла к нам в хор совсем недавно, но делает просто потрясающие успехи)) У неё прелестный голосок, абсолютный слух и отличный музыкальный талант))) Да и зовут Юстиной, как сказочную принцессу)))
В результате, хотя бы проблема с солистом была решена.
Когда начали подтгиваться первые зрители, мы вернулись обратно в кабинет. Фея торопливо переодевалась в свое кружевное черное платье, а я бегала между фойе и залом, объясняя приглашенным фотографу и видеооператору, где и что у нас находится. Собственно, находить и приглашать их тоже пришлось мне, но, если честно, я была только рада хоть в чем-то помочь своей любимой преподавательнице, которой и без того было, о чем переживать.
Вернулась в кабинет. Фея стояла уже не с напряженным, а с глубоко печальным лицом и осматривала всю хоровую ораву обреченным взглядом.
- Перестаньте кричать, - наконец выдохнула она очень грустно. - Давайте еще раз настроимся, - и взяла пару аккордов на рояле.
Оказавшись не на сцене, а в привычном классе, быстренько разойдясь по своим партиям, все как-то на удивление неплохо пропели программу еще раз.
- Не надо стараться превзойти себя, - подытожила А.В. - Просто выйдите на сцену и сделайте все, чему учились.
То ли от обреченности, что уже ничего нельзя исправить, то ли от ощущения полной безнадежности альтов и крайней неустойчивости всех трех партий, она выглядела спокойной и отстраненной. Мне уже тоже было все равно, я только не переставала напевать себе под нос интервалы четырех произведений.
Вышли в коридор рядом с залом. Я с остальными старшими девушками уселась на диван. Алиса села прямо на пол и простонала:
- Когда же это только кончится, сил нет никаких!
Фея прошествовала королевской походкой по всему коридору вдоль цепочки хористов.
- Тихо и спокойно. Забудьте про сцену вообще. Слушайте тон! - и по коридору рассыпались пропеваемые ей начальные ноты каждой партии "In stiller Nacht": - Ре, фа, ми, соль!
Собственно говоря, вряд ли надо было вообще думать о сцене, тем более, что зрителей в этот раз было обидно мало. Может, даже и к лучшему.
Но такие минуты не забываются, потому что с ними ничто не может сравниться. Когда любые мысли выветриваются из головы, когда все внимание приковывается к жестам хормейстера, улавливается малейшее изменение в её лице, взгляде и движении рук. Когда в голове остаются одни ноты и одни эмоции.
Не знаю, у кого как, но у меня именно так. По крайней мере, соль я все-таки взяла. Впрочем, умудрилась ошибиться один раз в "In stiller Nacht", в самом конце спев не ми-фа, а ми-ми. Слава Богу, как потом выяснилось, это не испортило общее впечатление, что удивительно.
В целом, выступили мы очень даже неплохо. Все-таки жесткая муштра накануне и спокойный настрой перед самым выходом имели смысл. Разумеется, нам с улыбкой сообщили, что "в общем что-то получилось, но Щедрика и Моцарта, конечно, нафальшивили". Но было уже все равно, все были такие безумно счастливые, что передать сложно.
Я выхватила хризантемы из вазы и, улыбаясь, притащила их смущенной Фее, а потом отловила фотографа, чтобы он нас вместе сфотографировал в уже опустевшем зале около рояля. Фотограф вошел во вкус и сделал еще с десяток портретных снимков А.В. Она торопливо побежала в учительскую, а я, переодевшись из концертного платья в свое обычное, прибралась в кабинете и ушла домой. Я шла по заснеженной, иллюминированной роскошными рождественскими огнями улице Куйбышева, любуясь опадающими снежными хлопьями, грела руки о купленный стакан ирландского кофе, а в душе пела, пела бесконченая музыка...
Ave, ave, verum corpus,
Natum de Maria virginae....
Vere passum, immolatum
In cruce pro hominae...
_______________________
Послесловие.
Сегодня, почти так же, как год назад, мы опять заявились в школу пить чай в честь окончания мучений в этом семестре )))) Я испекла огромный бананово-шоколадный кекс с грушами и яблоком, который был съеден с криками восторга на ура, я не ожидала даже))) Мы на правах студенток возились с кипятком. И Фея уже не была огорченной и уставшей - в своей розовой блузке, улыбаясь, смеясь вместе с нами, она казалась удивительно юной и красивой. У неё удивительно милый грудной смех.
- Ну правильно, девочки, все сидят. Дома вам мама и бабушка чай наливают, а тут старшие все, да?
Они без умолку хохотали, рассказывали про свою школу, а я, забываясь, хохотала вместе с ними. И так удивительно тепло и легко было в этом уютном кабинете прямо под крышей школы, за чаем с кучей сладостей, в окружении любимых, вечно возвращающих меня в ушедшее детство детишек и рядом с обожаемой преподавательницей.
- А у меня болело горло, и я не пошла на фехтование, - тараторила Даша, комично разводя руками.
- Даш, - вежливо поинтересовалась я, - а что, во время фехтования разговаривать надо?
Фея вскинула руку в характерном выпаде:
- Ну конечно, как там: "Ах, защищайтесь, сударь!" - и вновь рассмеялась своим искристым смехом.
- Сударь, я сейчас изволю кольнуть вас немного! - подхватила Варя.
Галя плаксиво смотрела в потолок и жаловалась на страшные сложности школьной жизни, приставания мальчишек и сонату, которая никак не учится. Я припомнила старославянский, латынь и учебу в художке, которая окончилась тем, что я опрокинула шкаф с гипсовыми статуэтками и красками на свою преподавательницу, которую ненавидела (впрочем, она мне платила тем же).
Под конец девочки разошлись, и я, нагло пользуясь случаем, который позволял мне забыть про свою нудную природную застенчивость, как бы между прочим поинтересовалась, когда мы остались с А.В. одни в классе, убирая со стола:
- Алла Вадимовна, а вот вас Юстина все хотела спросить...Хотела спросить...Так, а куда я дела крышку от этой коробки?
- Так что меня хотела Юстина спросить? Где крышка от коробки? - она даже не пытается казаться серьезной, в её голосе звенит смех.
- Да нет...Просто вы в прошлом году говорили про дирижирование...
Дирижирование - это очередная сумасшедшая идея, которая внезапно нашла у Юстины активную поддержку. Просто год назад Фея говорила о том, что может поучить желающих основам дирижерского искусства, и с тех пор эта возможность нейдет у меня из головы.
- Ну да, говорила. А что, она хочет?
- Хочет, просто она собирается поступать на дирижера потом...Хочет, но стесняется спросить...
Пауза.
- ...Ну и я стесняюсь, - наклоняюсь над коробкой с тортом.
Аллилуйя, повторных намеков Фее не требуется никогда.
- Ты тоже хочешь?
- Да, очень хочу, - я безумно рада возможности возиться с тарелками, чтобы скрыть свое нелепое смущение. Смущение - потому что моего опыта в музыке в упор для дирижирования не достаточно, но я обладаю потрясающей наглостью хотеть им заниматься.
Фея спокойно кивает.
- Ну хорошо, я спрошу, если мне дадут дополнительные часы на вокальный ансамбль, то будете ко мне приходить, научу тогда вас дирижировать.
Я даже не пыталась сдержать радостную улыбку.
...Прибравшись в кабинете, А.В. отдала мне ключ, чтобы я, оставаясь в нем перед сольфеджио, которое должно было у меня быть в восемь вечера, могла спокойно позаниматься, и, уже стоя у двери, повернулась:
- Тебе спасибо большое. Спасибо за работу. Спасибо за фотографа, что так помогла мне. Я желаю тебе замечательного Нового года, хорошего отдыха. Обязательно увидимся в следующей четверти.
Я подавила желание крепко обнять её и только радостно попрощалась в ответ. И еще долго, оставшись одна, играла на фортепиано, еле сдерживая восторг.
Музыка, музыка, музыка!!!
Somewhere over the rainbow, way up high -
There's a land that I heard of once in a lullaby.
Somewhere over the rainbow skies are blue,
And the dreams that you dare to dream really do come true.
